Автор: Сергеи Хвыля
Тема:Мистика и эзотерика
Опубликовано: 2015-01-25 20:17:59
Автор не возражает против аналитического разбора и критики в рецензиях.

История

Давным-давно, в далёкие года,
При церкви инквизиция зверела.
От страха смерти всё тогда:
Огонь, земля от крови багровела.

Признанье выбивали пытками, угрозой,
Не только в совершенье колдовства.
Смерть представала с очень жесткой позой,
Считая пытку совершеньем баловства.

С изысканною злобой, в те минуты,
Мгновенно удалялась чистота.
Крепки железны были путы,
Сопротивлялась редко  доброта,

И ведьмою считалась даже та,
В которую глядя по воле Бога,
Влюбилась вечная Богиня – Красота.

Город небольшой, вдали кусочек моря,
С уступа, берега крутого, был виден солнечный закат.
Ничто не предвещало будущего горя,
Но злыми языками и рукой донос был медленно подат.

В доносе говорилось о несчастьях,
Свалившихся на плечи тех, кто верит в Бога свято.
Приложена красивая заколка для волос,
Которая во сне, была у девушки  изъята.

Там сказано, что девушка была красива и умна,
Что ходит в море в лодке и одна.
Что ловит девушка и рыбу и моллюсков,
Что удивляет, ночью, лучше пацана.

Ну что сказать, мужчины суеверны,
Никто не хочет в море рисковать.
И чтобы отойти подальше и от скверны,
Не стали в лодку девушку пускать.

Пришлось одной пускаться в путь,
А ночью ловится прекрасно.
И ничего что от обиды ноет грудь,
Что в море волны, ветер и опасно.

Заколка, сделанная дядей,
Вчера исчезла и сейчас,
Кудрявый волос  непослушный
Стремится к шее или в глаз.

На ней морской конёк потешный,
Упёрся рожками в янтарь.
Покрыт лазурью и сверкая
Похож на море, только встарь.

– Конёк с янтарём приносит удачу, –
Сказал Леонардо, подарок даря,
Хотя... ты давно ходишь в море,
И в следующий раз подарю якоря.

Городок давно проснулся, суетились все в делах,
Ни дорожкам, ни ступенькам неизвестно слово страх.
Им известно слово радость у Марии на устах,
Что бежит босой ногой по гранитной мостовой.

- Я снова дома, папа, я пришла.
Я деньги, рыбу принесла.
Я так устала и сейчас,
Пойду посплю хотя бы час.

– Я тебя слышу, молодец! –
Ответил любящий отец.

"Моя работа – делать сапоги,  –
Услышал собственные мысли зрелый мастер кожи, –
Тогда у девочки моей не будет горя, очень жаль,
Что я, как старый пень, не становлюсь моложе.

Я так её люблю, что иногда боюсь дышать,
Когда склоняюсь к изголовью.
Невольно вспоминаю её мать,
Которая была полна невысказанной любовью.

И я готов душить того,
Кто прячется за словом
Что на костер, любимую мою...
Нет, всё же будет миг,
Когда с ножом, я, рядом с местным "Папой" постою...

Я отомщу, но чтобы уберечь дитя,
Я сделал схрон в скале и тайно
Соорудил, как дверь, передвигающийся камень:  
Чтоб не нашли ее случайно.

Я не хочу, чтобы мою Марию...  
Какой-то там церковный кат...
Когда умру...  я выполню свой долг.
Пускай умру, но буду только рад!"

К вечеру ветер утих, и волны не бились о берег и камни.
Вечером всё затихает и дни
Медленно входят в огни
Те, что нам, иногда, луна высекает – сверкают они.

– Я снова плыву, одобряешь!?
Не скучай, я, папа, мигом.
Обещаю!
Вернусь, для тебя, с небольшим осьминогом.

– Прости меня, дочка, за всё!
Прости за всё то, что не сделал такой,
Не сделал счастливой,
Богатой деньгами, красивой душой!

Подойди, я тебя обниму. Это карта, на случай угрозы,
И время не теряй...
Обещай, увидишь с дверью что не так,
Ты не входи, а убегай.

– Отец!
– Ты всё услышала… и я тебя люблю! Ступай.

Ловилась рыба, как вчера: крупная, хорошая, мясистая.
Мария радовалась темпу ловли рыбы, весело смеясь.
Как будь-то птица неба голосистая,
Ни ветра лёгкого, ни ночи тёмной не боясь.

"Удача – вот моё второе имя", –  
Думала она, вытаскивая скумбрию со дна.
Не думала она, без объяснения,  в то время,
Что в этот миг, она, совсем как перст, одна.

А дядя повстречал у берега, у моря.
Похвалил за хороший улов.
Сдержать не мог слезы от горя
И начал он с правдивых слов:

– Твой папа умер, нет погиб,
Выхватил нож он из ножен.
Твой дядя не врёт, и поверь, не горюй,
Он сделал лишь то, что был памяти должен.

Он "Папу" убил, за маму твою.
Сожгли на костре её: ведьма сказали.
Не суди его строго и в память свою
Не бери ни поступков его, ни печали.

Уходи и прячься от людей,
Уляжутся страсти, выйдешь...
Если найдут: посчитают злодей.
Не будет могилы. Слышишь?

Идёт, а в голове слова отца:
"Люблю тебя! Ступай!"  

Папа, ты не мог иначе.
– А-а-а-а-а-а!   
Жизнь плюс смерть – равно удаче.

Упала на песок рыдая,
Берег пуст: никто не видит.
Никто уже больнее и сильнее не обидит.

И жить не хочется, и мысли не идут,
И разум пуст как эхо,
Вода по пояс, солнца блик,
И говорят в Раю не плохо.

Заплыть надо подальше и тогда...
Нырнуть поглубже и вода
Заполнит легкие. Совсем не будет больно...
Но вдруг издала резкий звук невольно.

Её, в воде, как будь-то кто-то бёдрами толкнул,
Как будь-то кто-то спицами кольнул.
Невольно поспешила к берегу она.
Она здесь явно не одна.

Но любопытство взяло верх,
Не было видно никого воды поверх.
Она нырнула в воду с головой
И услыхала слабый, тихий вой,
Не продолжительный, живой.

И явно различила силуэт, не зверя, нет, а человека.
Протёрла оба глаза, оба века.
Взглянула лучше вдаль воды морской,
Не видно, даже, рыбы никакой.

"Нет, не могла я ошибиться!?
И не могло все это, мне присниться..."
В траве морской увидела она
Два глаза, в белой голове, у дна.

Поднявшись, воздуха глотнула,
Опять тихонечко нырнула,
Подплыла ближе к существу,
Оно рвануло с места и ау...

Исчезло очень быстро и, похоже,
На первое видение не схоже.

О смерти мысли улеглись
И надо было думать о ночлеге.
Мария вспомнила, что план её лежал
На кофте, в тонкой, серой книге.

Подняла кофту, книгу и косынку.
Пошла по берегу разглядывая план.
Нашла скалу, похожую на крынку,
А вот уступ, как скачущий баран.

Как интересно нарисована на плане
Пещерка, словно рожки на баране.

Плоский камень отодвинут,
Заглянула внутрь пещерки.
Взглядом верх и низ окинут.
– Да-а-а... не праздничные горки.

Неужели мне придётся, здесь, как ящерице жить?
Может, стоило сегодня свою голову сложить?

Не приходит мысль два раза.
Дважды в речку не войти.
Говорят, что жизнь – зараза,
Сложишь руки на груди.

В жизни разное бывает.
Жизнь – дорога-поворот.
Путник даже не гадает,
Что его, в дальнейшем, ждет.

У Марии поворот слишком крут, почти назад.
Ночью ходит на рыбалку, утром спит: такой уклад.

Днём костер, ухи тарелка,
Рыбы сколько хочешь кушай,
И смотри, чтоб из далёка,
Кто не пришёл: смотри и слушай.

Вчера была у маяка,
Но не вошла в него, боялась.
Хотела чтоб наверняка,
Чтоб горя больше не случалось.

За камнем сидела до ночи она,  
Пока не включился высокий маяк.
Все ясно: на свете, теперь, совершенно одна,
Хоть так рассуди, хоть обратно, хоть как.

Дядя выходит курить свою трубку.
Очень курящий был человек.
Вспомнила девушка дяди улыбку,
Не бросил бы, эту привычку, вовек.

Стояла в воде, размышляла,
Трогала локтем тугую волну.
Утрата близких людей повлияла,
Отбросила мысль стремится ко дну.

Она понимала, её ищут тоже,
А если найдут, не оставят в покое.
Как больно душу горе гложет,
В списке мертвых её?.. Не будет такое!

Опять толчок в бедро. Да что это такое?

Нырнула слишком бодро,  и морское,
Увидела  за пузырьками существо.
Но слишком быстро все в морской воде исчезло.
Не разглядела, ясно – волшебство.

У берега вода естественно мутнее.
Необходимо плыть, стремится в глубину.
Вода там чище, солнечней, светлее.
Поплыла в море разузнать и только истину одну.

Нырнула, здесь вода прозрачна
И глубина здесь, видно, не большая.
А существо игриво однозначно
И приплывёт, играть, шалить решая.

А вон и чёрненькие глазки
И круглая, как шарик, голова.
Как будь-то существо из выдуманной сказки.
Мудра природа и права,

Что создавая это чудо,
Не придало горбы верблюда.

А рядом, что за существо?
И прячется умело.
Он думает, похож на вещество
На дне морском, в траве – валун из мела.  

Да он моргает. Подплыву поближе,
Вот только воздуха глотну,
Да опущусь ко дну пониже,
Да отпущусь к друзьям ко дну.

Короткий вдох, нырок... о Боже!
Я не ошиблась! Это человек!
На что же это всё похоже?
Расскажут это, не поверю в век.

Зверёк, с глазами сказки, не уплыл,
Лишь его друг ретировался.
Смешно так черный нос закрыл,
Плотнее в камни укрывался.

Мария тихо подплыла ко дну,
Взяла валун потяжелее,
Чтобы тянул её на глубину,
Пошла по дну ступая еле-еле.

В трёх метрах от зверька легла, на дно, она, морское,
Разглядывая усики его решила, что
Не видела до этого, тут, чудышко чудесное такое.

А тот второй... кто он был? Житель моря?
И был похож на  человека, явно.
Да что за жизнь, что подгоняет горем горе,
Да горем норовит замучить плавно.

Кончался воздух: отпустила камень
И поднимаясь видела, зверёк
Поплыл за ней как тень,
Которую огонь, нечаянно, сверканием привлёк.

Уже, у берега, почувствовала дно.
Остановилась,  мило улыбалась.
И поняла теперь одно,
Что только что с друзьями повстречалась.

На радость девушке, зверёк
Поднялся с нею на поверхность.
От агрессивности далёк,
И соблюдая другу верность.

Хотя и держится подальше,
Но больше не боится.
Не надо больше плавать тише,
Не надо и таиться.

Напрасно девушка звала его поближе,
Напрасно хлопала ладошкой по воде.
Зверёк глядит, сопит и лапу лижет,
Такого существа не видела нигде.

Сидела у костра и вспоминала:
Какие широко раскрытые глаза?
А как зовут животное не знала,
Но судя по движениям, верно егоза.

Наверно, он, привязан как собака
К морскому существу, зовётся человеком.
И не понятно ей, пока,
Скрывается зачем? Показывает мельком?

Не видела чтоб воздуха глотнул.
Его зачем-то это место привлекает.
Быть может, здесь, когда-то, кто-то утонул,
И дух его с живущими играет.

Но чу! Заметила фигуру вдалеке,
Засыпала костёр песком, в пещерку
Залезла, держа кашу в котелке,
Заделав вход, оставив щелку,

Чтобы следить за тем, кто ходит берегом у моря.
Спаси от сумасшедших и от тех, кого навек убило горе.

И сколько не смотрела, затаив дыханье,
Увидеть пешехода так и не смогла.
Тяжелым было ожиданье,
Смотрела на песок, пока его не скрыла мгла.

А утром мило улыбнулась,
Увидев фрукты у потухшего костра.
Водой солёною умылась.
Природа всё-таки добра,

Что дарит друга в трудную минуту,
Не требуя за это ничего.
Не приближаясь даже не на йоту,
Стараясь, чтоб не видели его.

Корзинка, что оставил ей отец
С продуктами, была почти пуста.
Пещерной жизни близила конец,
Но есть, на свете и надежнее места.

Всё чаще, в мыслях, думала о тёте
Что рядом с Лацио жила.
Приду, спрошу: "Как,  тетя Вы живете?
И как у Вас идут дела?"

Сестра отца и неужели не оставит
Пожить, когда наступят холода.
Мария кушать приготовит
И не обидит тётю никогда.

Всё сделает: по дому, по хозяйству.
Опять же рыбу может наловить.
Мария не подвержена зазнайству,
Не может зло, с упреком, говорить.

Опять по берегу идут,
Сейчас их больше, вроде трое.
Меня, когда-нибудь, найдут,
Нельзя чтоб дикий страх сместился в паранойю.

Взяла продукты, бросила их в лодку,
Толкнула её в море и волна,
(Давно пора оставить каменную клетку)
Омыла борт, голубизною утренней полна.

А это были стражники-монахи.
Они её искали и нашли.
Явились воплоти предчувствия и страхи,
И ясно, что на казнь забрать её пришли.

Как мир не справедлив, что наказанье
Бывает не за то, что натворила,
И требуют смешного покаянья
За то, что никогда не говорила.

Но ветер в лицо и весла в руках,
Попробуй, поймай дух волшебной свободы!
Не спрячет равнина, спрячусь в горах,
Защиту, всегда, найду у природы.

И пусть они машут и грозно кричат,
Спеша по песку, спотыкаясь.
В Лацио путь Марии начат,
Не хочет, не может так жить: пресмыкаясь.

Но замерло сердце Марии – баркас
С моря её нагоняет.
Ясно услышала возгласа бас,
Кто-то кричит, визжит, объясняет.

Лодку направила берега вдоль,
К скалам поближе, чтоб с лодкой укрыться.
Где-то в груди слышится боль,
Может придётся с жизнью проститься.

"В руки убийцам я не отдамся.
Там, у скалы, много водных камней.
Надо к ним, в воду, глубже спуститься."
Времени нет придумать умней.

Плюхнулась в воду, за камень схватилась,
Стала молитву прощенья читать,
Сознанье теряла, но всё же, молилась.
Смерть неизбежностью надо считать.

Вдохнула воды: "Прощай белый свет!"
Никто не сказал ни полслова в ответ…

Очнулась в полной темноте
В каком-то гроте, ясен ум.
Звенит в ушах в высокой ноте
И слышен волн прибрежных шум.

Под нею ложе из травы
Морской, пахучей и сухой.
Поднять не может головы,
Не хочет двинуть и рукой.

Лишь помнит, как схватила камень под водой.
Читала стих, вдохнула воду.
Видела папу, маму молодой,
Да песни пела бабушке и деду.

Никто не знает где, когда, зачем очнётся.
Когда утратив прошлое, нечаянно проснётся.

Потом, уснув, проснулась снова,
Увидела еду и воду с родника.
И благодарности слова
Слетели с губ, с души, издалека

Так тихо и тому, кто ей помог
Ещё чуть-чуть остаться в этом мире.
Не дал переступить тот жизненный порог,
Раздвинул жизни дверь пошире.

Капали слёзы на хлеба горбушку.
Где правду найти? Где правду искать?
И пальцы не держат с кушаньем ложку,
Тарелка дрожит, начинает "скакать".

Поставила кушанье чтоб оглядеться,
Утерла глаза, со вздохом вдохнула:
– От жизни, такой, никуда мне не деться.
Вставай и живи. Ты уже отдохнула".

Пошла по гроту к блеску на воде.
Сквозь воду виден был проём
В просторы моря, солнца, воздуха и где
Свобода неба, белых, смелых птиц на нём.

Но как она сюда попала?
Наверное, подводный человек,
Когда она в беспамятство упала,
Ее унёс от "нравственных калек".

Нырнув в "лазурь", проплыла, вынырнула, воздуха вдохнула.
Глаза открыты, нет рядом: ни людей, ни зверя, никого.
Хоть не устала, всё же отдохнула.
Недаром говорят: "Природа – это волшебство".

Всё это ясно, после комы, понимаешь.
Не удивляет, в жизни, иногда,
А иногда вообще не замечаешь,
Что нам необходимо солнце, воздух и вода.

– Мария! Выходи! Я тебя видел.
Здесь нет монахов и того,
Кто бы тебя, красавицу, обидел.

Спешу сказать, что Марко я, Вератти,
Рыбак с соседнего селенья.
Я видел всё, зачем мне врать и
Видел девушки мученья.

Мария, выплыв осторожно,
Увидела на камне человека молодого.
В одних коротких брюках и возможно,
Высокого, от голода худого.

– Вон моя лодка на волнах
Качается, на якоре стоит.
Приплыл проверить что искал монах,
На месте том где, до сих пор, костёр горит.

Я рад, что невредима и жива.
Готов помочь чем только я могу.
Да выходи, видна лишь голова,
Здесь бьют ключи и сводит ногу.

– Не ты ли меня спас?
Нашёл ли то, зачем приплыл?
Где моя лодка и баркас?
И поумерь надежды пыл.

Я лучше захлебнусь в воде,
Чем дам торжествовать несправедливости, беде.

– Давай мы поменяемся местами.
Пойду я в море в направлении лодки.
Мечтал с тобой о встрече месяцами,
А ты на берег, рассмотреть находки.

Марко встал, охлопал шляпу.
Пошёл, по грудь в воде остановился,
Сказал что не обидит словно клятву,
Торжественно в воде перекрестился.

Мария вышла, тихий берег осмотрела.
Уселась на морской песок.
Нога и правда онемела:
Замерзла пятка и носок.

– Откуда знаешь про холодные ключи?
И где, скажи, твои находки?
Прошу потише, не кричи,
Не надо здесь луженой глотки.

– Левей тебя, листом закрыта…
Её тот, главный потерял.
Лежала у костра, в песок нечаянно зарыта.
Кто потерял себя нещадно клял.

Я видел всё: как ты с борта нырнула,
Как за тобой ныряли, не нашли.
Я понял, что ты всех их обманула.
Часа как три собрались и ушли.

Я сам нырял. Тебя искал, но тщетно.
Подумал: "Ты не утонула, ты не умерла.
Нырнула в воду и уплыла незаметно".
И я так рад что всем носы ты утерла.

А с лодкой не прощайся, не печалься.
К баркасу подцепили, утянули.
Куда с той лодочкой не чалься,
Лишь бы охранники уснули.

Ты веришь мне? Нашла заколку?
Её монах, собаке, к носу подносил.
С хорошим носом и в стогу иголку,
Найти возможно не теряя сил.

И я скажу, что камни говорят
И эти камни говорят, что прячут уши.
Хоть все достоинства у суши выстрой в ряд,
На море безопасней, чем на суше.

Сейчас уйду, а ты плыви до лодки.
Там, в сумке, есть подзорная труба.
Там хлеб, вода и хвост селедки,
А верить мне, твоя судьба.

К утру вернусь. Всё будет хорошо.
А впрочем, я не буду утверждать.
– Марко!
– Чего?
– Спаси тебя Господь! Спасибо, что ты есть! Я буду ждать.

Мария вздрогнула услышав стук об лодку,
– Уже рассвет. Вставайте лежебока.
Я так и знал,  что съешь ты хлеба корку и селедку.
Вот стоит оставлять в овчарне волка?

Не спал, устал, болят бока.
А тут, как горе с потолка.
Что, испугалась дурака?
Я подурачился слегка.

Всё сделал как и обещал,
И лодка вот, садись, рыбачь.
Найдёшь себе другой причал
И больше, попусту, не плачь.

И знай, что верный друг твой рядом,
Всегда придёт на помощь и тогда,
Одаришь и его влюблённым взглядом
И не покинешь, больше, никогда.

Она признательна, Мария обещает
Быть благодарной, память сохранить
О Марко-рыбаке, она решает
От этих берегов, немедленно, отплыть:

– Прости Вератти и поверь
За мной охотятся:
Для них я просто зверь.
Уйду как можно дальше хлопнув дверью,
И больше не открою эту дверь.

Я буду помнить доброту. Прощай!
И впредь, ты ни кому и ничего, не обещай.

Дня через два, приплыла в Лацио и сразу
Отдала рыбу на продажу продавцам.
Всё ново здесь и не привычно глазу,
Но надо верить собственным глазам.

Прошлась по улицам, глядела на дома.
Искала красоту в архитектуре.
Такая же, наверное, зима,
Как дома и богато рыбой море.

Родная тётя, здесь, живёт давно.
Ей, по наследству, дом её отца достался.
Прошли года, но всё равно,
Здесь его память, гордый дух остался.

Отец рассказывал, что дедушка её,
Был знатным в городе вельможей.
Носил богатое бельё,
И покупал всё, чаще подороже.

Но дом богаче не искал,
Жил в доме том, где предки его жили,
И откровенно всем сказал,
Что счастлив здесь и говорили,

Что ходит, часто, вглубь ночей
Купаться в море и один.
И от ушей, и от очей
Скрываясь, словно нелюдин.

Чего он прятал от людей?
Чего скрывал? Никто не знает.
Каких, он, полон был идей?
Лишь Посейдон подозревает.

Потом тонули: его лодки, баржи, корабли.
Тонули даже в ясную погоду.
Он обанкротился, остался на "мели",
Составил завещанье: выпил яду.

Вот его дом, узорный вид решеток.
У дома виден садик небольшой,
Поваленная груша, куча веток,
Наполнен дом загадкой и душой.

Решилась, в двери постучалась,
Вздохнула глубоко, растёрла щёки.
Встречаться с тётей, часто, не случалось,
Волненье есть. Какие это муки!

– Вы кто, синьора? По какому делу? –
Спускаясь вниз по лестнице, произнесла хозяйка дома.
– Мария я, племянница Мария,
Фамилия  Фальконэ  Вам знакома?

– О-о! Милое дитя! О! Как я рада!
Как я ждала, что тётю навестишь!
Наверное, всё это мне награда,
Прости меня, слезу не утаишь.

Ты проходи и дай тебя обнять.
Какая ты большая стала!
Мне больше нечего желать!
Да что я? Ты с дороги, и устала.

Запру калитку. Поднимайся в дом.
Умеешь ты обрадовать Диану.
А я не ведала не духом и не сном
Что скоро обнимать Марию стану.

Мария на такой приём не ожидала.
Приятно когда радуются люди.
Стараясь свои слёзы удержала,
Прости Господь и строго не суди,

Что плохо думала о тёте,
А думала, что тётя выгонит и всё.
И если в этой жизни, вы, в мире не живёте,
То вы не вправе быть достойными... достойными её.

Пришла холодная пора,
С Альпийских гор подули ветры,
Теплее стали одеваться люди, детвора,
Холодные ветра считали метры,
Сметая листья с крыш и со двора.

А вот беседы вечерами с тетушкой Дианой,
Случались всё теплее и добрей.
И весела была от встречи долгожданной,
В один из неприметных будних дней, с племянницей своей.

Из разговора с тётей стало ясно:
Она уже  давно похоронила мужа
И поняла, что жить одной ужасно,
А с милым не страшна была и стужа.

– Когда-то он пришёл вот в этот дом
По приглашению покойного отца.
Был молод, в виде молодом,
Была заметна удаль молодца.

Он у отца был капитаном судна
Возившего товары за моря.
О! Я влюбилась и мечта одна...
Всё получилось, проще говоря.

Тогда-то братья и уехали из собственного дома,
Из города, чтоб нам и счастью не мешать.
И жизнь их стала больше неведома,
А потому что перестали твою тётю навещать.

Но я на них не обижаюсь.
Они, как капли две, похожи на отца.
Чем ближе к этой мысли приближаюсь,
Тем всё ясней, их всех, сюжет конца.

И мой и твой отец, Мария, были нелюдимы,  
Но влюбчивые были...   хоть стреляйся.
Им женщины любимые как хлеб необходимы,
Были. Земля им пухом! И не удивляйся.

Но Леонардо не сыскала эта участь.
Сама читала дяди сообщенье.
И шею не пришлось на плаху класть,
Но, всё-таки, пришлось просить прошенье.

И за убийство, и за злодеянья брата своего.
А если бы, была, и у него любимая?
То можно было ждать лишь только одного:
Пошёл бы он по жизни горе обнимая.

– А разве бабушка моя,
Была для деда тоже роковою?
Такая ж одинокая как я?
Или совсем, совсем другою?

– Ты извини. Её я помню плохо.
Мы маленькими были. Плохо помню.
Лишь помню... помню сильный грохот
И как отец склонился к камню

Надгробному и плакал.
"Несчастный случай" – нянечка сказала.
Отец поднялся, осушил вина бокал,
И больше у отца я слезы не видала.

Ты уже взрослая и мне нельзя молчать.
Быть может тебя правда удивит.
Не знаю даже. Как? С чего начать?
Я так скажу, как сердце говорит.

Начну издалека
Чтобы тебе понятно было.
Отец мой часто берегом бродил
И чаще ночью или вечером уныло.

Мне тогда было восемнадцать лет.
Я помню всё так хорошо,
Что и сейчас сомненья нет,
Что пил отец какой-то порошок.

Я замечала: стал он веселее,
Прогулки шли ему на пользу и бодрили.
Казался взгляд его светлее
И он смеялся, люди говорили.

Я с братом, всё же, проследила
За ним, когда гуляя, он, по берегу бродил.
Тогда же и его секрет открыла,
Зачем, а главное к кому он к морю уходил.

Она была красива и стройна,
И главное из моря приходила.
Гибка, подвижна как волна
И чем-то на богиню походила.

Потом его прогулки к морю прекратились.
Набрал рабочих с кирками, лопатами.
Мы успокоились, концу перекрестились,
Что обошлись не ценными утратами.

По правде думали теряет он рассудок.
Потом он доказал, что он не сумасшедший.
Расчистил он туннель за восемь суток,
Который был к заливу, к морю шедший.

– А что? Туннель тот существует и сейчас?
И можно по нему пройти к заливу?
– Бери фонарь. Смотри чтобы огонь не гас,
И осторожно, чтоб не попасть к приплыву.

А если ветер с моря, то туннель затоплен.
Совсем немного, но придется плыть
Туда где ветер, воздух волен,
Где счастье жизни...  может быть.

– Как интересно! Можно я пройду по нему завтра?
Мне хочется узнать: куда я завтра выйду?
Я встану утром, съем пораньше завтрак,
И обязательно все входы, выходы найду.

– Вот непоседа! Слушай дальше,
Ты многое узнаешь из рассказа.
Скажу всю правду и не будет фальши.
Клянусь что правдой будет фраза.

И время тогда мчалось...
И я счастливою была...
И свадьба...  и с Джузеппе обвенчалась.
Сбылось всё то, что в сердце, в мыслях берегла.

Вот в этом доме жили мы втроём:
Я с Джузеппе и отец.
И не было лишь братьев больше в нём,
В один день попрощались и конец.

Купили домик, как и здесь, на берегу у моря.
Лишь только город был другой.
Один шил сапоги и горя
Не знал, на маяке работая, второй.

А вскоре у отца разладились дела:
Тонули корабли, как топоры.
И осень вроде теплою была,
И не было, казалось, ветряной поры.

Отец все корабли и шлюпки продал,
Закрылся в кабинете, завещанье составил.
Все что имел, всё детям отдал.
Ни плакать, ни скорбеть в письме заставил.

Приехали на похороны братья.
А после похорон и скорбного застолья,
Отец твой, брат его и я,
Нашли проход в туннель, в подполье.

И твой отец три вечера ходил на берег моря,
Пройдя по туннелю, плыл под водой.
И может быть от радости, а может и от горя,
По причине какой, выбрал путь он такой?

Всё пытался понять, понять мысли отца.
Что привело его к мысли убийства?
В чём же тут смысл, в чём начало конца?
В чём же тут правда и сила коварства?

Диана закрыла руками лицо,
Встала, смахнула слезу, шагнула к серванту.
Нашла там шкатулку, достала кольцо,
Оттуда же вынула пёструю ленту.

– А это он принёс с тобой.
Пелёнки все лежат на полке.
Ты была белой, белою такой
И улыбалась, смело ползая на шёлке.

Пеленка была сделана из шёлка,
Намного мягче, мягче чем в изгибе.
Вон в том шкафу, внизу, вторая полка.
Вот всё...  себе сказала на погибель.

И очень я тебя прошу, останься той Марией что была.
Прошу быть для тебя, как прежде, тётушкой Дианой.
Прошу пожить, как прежде ты жила,
Ты для меня сейчас...  всегда была желанной.

Пусть мой рассказ нас больше не разлучит,
А скрыть я правду не могла.
И пусть меня судьба чему-нибудь научит,
Но я уверена, что я не солгала.

– Ну что ты, тётушка моя,
Всем сердцем я тебя люблю.
Любила папу, обещаю я,
Тебя я ни за что не разлюблю.

И слезы падали в четыре водопада,
И обещания звучали голоса.
Племянница Мария. И Диана была рада
И были рады этому, и мир, и небеса.

Марию утром солнце разбудило
И вспомнила, что ей Диана рассказала.
Знать до конца всю правду захотела:
Диана вечером подполье показала.

Взяла фонарь, тепло оделась,
Открыла двери в деда кабинет.
К туннелю под полом спустилась,
Шагнула в путь: сомнений нет.

Туннель пустынен и слышны шаги.
Вот здесь ступали ноги дедушки и папы.
И если б не фонарь, не видела б ни зги,
А на земле попался след от лапы.

Так было жутковато, но потом,
Увидела вдали луч света золотого.
А вышла к морю, то подумала о том
Что так прекрасен запах ветерка  морского.

– Привет Мария! Как дела!
Ты что, опять Вератти Марко не узнала?
Я знаю, ты у тётушки жила.
Тогда, прощаясь, ты сказала...

– Я помню. И прошу, не продолжай.
Какими ты судьбами очутился?
Здесь что, улыбок урожай
Или с небес Господь спустился?

Тебя увидеть, здесь, не ожидала.
Хотела лодку повидать свою.
Но вместо лодки Марко увидала
И вот сейчас, как видишь, пред тобой стою.

– Я здесь сижу два дня подряд.
Тебя увидеть захотелось.
Не ходишь в море, говорят,
И вижу тебе холодно: тепло оделась.

И те же искорки-глаза,
Улыбчив уголок у рта,
И независимая поза,
И женская, как радость, красота.

– Ты что, Вератти, ошалел
Или на солнце перегрелся?
Ты, часом, оспой не болел?
Сидишь в трусах. Зачем разделся?

– Купался в море, а одежда сохнет.
Да вон, на берегу у круга.
Я в лодке спал, она как ахнет…
Волна – холодная подруга.

Ну вот, улыбка наконец.
Как жаль что я не портретист.
Какой бы был я молодец
Когда бы взял я чистый лист...

Нарисовал бы я портрет моей Марии...
– Твоей Марии, что за наважденье?
Опять припадок истерии.
Оставь хвалу для дня рожденья.

И раз уж ты сидишь, тут, очень долго,
Скажи мне, видел ли кого?
В туннеле есть следы от лапы волка.
Кроме тебя, тут, больше никого?

– Один я тут сижу, да тень от солнца.
Ни кошек, ни собак, ни мышек, ни волков.
Штаны сырые, шляпа, полотенце,
Есть ветер, воля, нет цепей и нет оков.

Я рад, что ты жива, здорова, весела.
Желаю тебе радости во всём!
Желаю чтоб тебя Калипсо берегла!
Желаю тебе с другом быть вдвоём!

– Спасибо, Марко, что добра желаешь,
Прощай, Вератти, я пошла.
И если ты не очень возражаешь
Скажу, что друга я в тебе нашла.

Обратный путь поделала тропинкой,
Что над туннелем пролегла.
Где куст с кустом стоял в обнимку,
Густым ковром листва легла.

А днём  Диану попросила
Порыться в письмах дедушки Роберто.
Её влекла неведомая сила:
Разгадка есть внутри конверта.

А получив согласие, уселась в кресло деда,
За крепкий и широкий дедов стол.
Читая письма, просидела до обеда,
Пока час кушать не пришёл.

А за обедом осторожно расспросила:
– Анчелотти – дедушкин товарищ?
Куда его Селена пригласила?
Пеленки, ты какого шелка, говоришь?




– Я поняла в бумагах ты о чем-то прочитала.
Как поедим, так сразу мне расскажешь.
Я так узнать отца секрет мечтала,
И где ты прочитала, мне покажешь.

После обеда женщины уселись поболтать.
Мария подала письмо Диане.
– Вот здесь смотри, тут можно разобрать,
Об их совместном с дедом плане.

А в этом, у Роберто, просит диадему
В обмен на два клинка оружия с топазом.
И пишет, что накликали проблему:
Погубит, отомстит им, не моргнувши глазом.

Письмо писал, товарищ деда, Анчелотти.
Наверное, с ним, завтра, надо говорить.
– Он офицер, служил на флоте.
Умел чудесный суп варить.

Всю жизнь он прожил без жены.
И были женщины, но с ним не обвенчались.
Мы навестить его должны,
Ты его знаешь, вы встречались.

Часа в четыре сходим в гости к Анчелотти.
Ты отдохни и будь готова.
Ты помнишь белый дом, забор как сети,
А на дверях висит подкова.




Живет один. Такой каприза...
Кухарка есть, садовник и служанка.
Да, кстати, к нам придёт Луиза
И надо помнить, что она южанка.

Прошу её не обижать.
Она "взрывается" как порох.
Нам по хозяйству помогать,
А дел скопилось.. целый ворох.

Я знаю, что готова ты помочь,
Я знаю, что ты делать всё умеешь.
А у Луизы муж и дочь,
Она хорошая и ты не пожалеешь.

Она у нас служила и я знаю.
Чудесный человек, как бабочка порхает.
Когда больна или не в духе я бываю,
Мне, своим видом, она сердце согревает.

Не говори, закончен разговор.
Считай, что я сейчас судья,
Считай, что это приговор.
Ты отдохни, посплю и я.

В четыре с небольшим, Мария и Диана,
Вошли в зал дома старого купца.
Андрео им сказал, что встреча долгожданна.
Жалеет, что не встретил их у самого крыльца.

И говорил, что плохо ходят ноги.
Выходит к морю редко воздухом дышать.
А к морю, говорят, не все ведут дороги,
И что о грустном, он, не будет продолжать.

Мария показала письма к деду.
Задала Анчелотти несколько вопросов.
Сказала по-какому пришли делу.
И начала как водится с расспросов:

– Не скажет ли синьор о чём тут говорится?
И что за диадема и топазы?
Кому вы все, тогда, должны были молиться?
И от кого, тогда, были угрозы.

– Сначала вы попробуете южное вино.
Прошу к столу. Не обижайте старика.
Его мне поставляют из Сицилии давно.
А для меня она сейчас близка и далека.

Близка мне сердцем, а далёка расстояньем.
Сейчас кухарка принесёт нам жареного гуся,
Потом пойдут все разговоры с покаяньем.
Иначе, сеньориты, попросту нельзя.

– Согласны, но покорно просим мы,
Начать рассказ сейчас. Уверены,
До наступленья тьмы,
Мы в отчий дом попасть должны.

– Да, Ваша правда. Что сейчас скрывать?
Дружили мы с Роберто и вели дела.
Вели неплохо и могу сказать
Судьба нас под руку вела.

Помощник, Клаудио Конте
Отдал нам карту и маршрут,
Начертанный на ленте,
Какие в дальний путь берут.

Маршрут галеры из Стамбула.
В Стамбул галера не пришла.
Неделю ветром буря дула:
Галеру эту и нашла.

Расчеты ветра и теченья показали,
Что затонуло судно рядом с островами.
Нам повезло, но мы тогда не знали,
Что будет то, что не сказать словами.

Нашли на дне то судно быстро, удивились.
Ныряльщиков двух наняли не местных.
Подняли сундуки и изумились.
Баронов были те сокровища известных.

В одном из сундуков лежала диадема.
Оружие в чехле зеленом с вензелями.
Делить две ценных вещи не проблема,
И не трудней чем съесть салями.

Боюсь, что даже и сейчас не стоит говорить,
Но я надеюсь лишь на то, что Вы умны, не скажите ни слова.
Могу ещё раз повторить:
Узнают! Не видать мне головы седой и крова.

Но море просто так сокровища не дарит.
Всё охраняет, ревностно, лежащее на дне.
Подстережёт, потом ударит.
Не проверяйте, а поврете мне.

Ныряльщики те, вскоре утонули,
А были, я скажу, отличные пловцы.
На спор, на семь минут в волну нырнули.
Какие были парни молодцы!

А через год я заболел и слег, а Конте
Ходил по берегу в беспамятстве, в раздумье.
И судно находилось на ремонте,
Тогда-то и Роберто прибрало безумье.

Он тоже стал по берегу ходить
А ночью, говорил, что слышит чей-то голос.
И обещал ему с Селеной девочку родить
И побелел висок, седым стал волос.

– Селена – кто она? И голос, чей он голос?
Кому и что Роберто обещал?
И почему седым стал деда волос?
Кого же он на пляже навещал?

– Всё это рассказал с Роберто слов.
Быть может голос – матери Селены.    
Тогда мы "наломали очень много дров".
Но, всё же, от безумства были спасены.

Просил в письме я диадему,
Но он сказал, что обещал.
Нужна, в подарок, и ему,
Той девушке, которую на пляже навещал.

Они и познакомились посредством диадемы.
Селена предложила денег много.
С того и начались всеобщие проблемы,
Влюбиться – разума немного.

Тогда Роберто как-то всё уладил.
И перестали пропадать, тонуть в пучине корабли.
И говорил, что рано поутру, Нептуна грозным видел...
Ходил по берегу не трогая земли.

И говорил ему, что если сам из жизни не уйдёт,
Погубит всю семью его и дочку,
Рыбак улова не найдёт,
Но дал ему на год отсрочку,

С условием, что он не встретится с Селеной.
И что вы думаете? Они з семьи Фальконэ...
Семья была упрямей во вселенной,
А герб семьи – копье в драконе.

Он был упрям и встретился с Селеной,
И специально расчищал проход,
Ведущий подземельной стороной
На берег моря – тайный ход.

Конец синьоры вам известен:
Флакончик яда чтобы уберечь семью.
И был влюблён и был он честен,
Садись к надгробью на скамью.

Мне кажется проклята диадема.
И оттого влюбленная Селена,
Чтоб разрешилась колдовства дилемма,
Решила вызволить Роберто, милого, из плена.

– Она его любила?
– Безусловно!
Иначе бы Марию не родила...
Любовь двоих была огромна.
Какие чувства породила?!

– Вы знаете и это, что Мария её дочка?
– Конечно! Да Роберто был мне лучший друг.
Марии он отец и в этом точка!
Пожалуй в том и в этом: сужен круг.

Не надо так пугаться, девочка моя.
Уверен, что родители твои,
Тобой гордятся, радуюсь и я
Что рассказал, вам, тайны все свои.

Роберто умер, но жива ли мать?..
Вам лучше нищенку спросить
Что может мысленно гадать
И с духом может говорить.

Она на площади всегда сидит в сторонке
И за монету говорит о многом.
За будущим приходят к сербиянке
И говорят: "Любима Богом".

Вы встали. Что, уходите?
– Да. Мы узнали что хотели.
– Я рад был встрече. Заходите,
Пока мои года не "пролетели".

Я прикажу подать сейчас карету,
А Кристиан готов вас отвезти.
Позвольте старику и прихоть эту
Чтобы от гостя неприятность отвести.

– Мы были очень рады навестить
Товарища отца и компаньона.
Теперь же разрешите нам отбыть,
Оставить благородного барона.

Проехав на карете несколько кварталов
И попросив на площадь Кристиана повернуть,
Действительно, Мария сербиянку увидала;
И не успели кони за угол свернуть,

Мария попросила чтоб Диана
Её к гадалке проводила.
Сказала что боится здесь одна
И  кучеру, чтоб натянул удила.

И кони  встали неуверенно мотая головами.
Две женщины направились к гадалке.       
Мария и Диана со словами,
С монетою зажатой в кулаке.

А нищенка, увидев этих женщин,
Пыталась встать, но ноги затекли.
Она стара и полосы морщин
Уже давно на лоб её легли.

– Прошу не подходите слишком близко, –
Проговорила, приподняв в защиту руку,
Как будь-то ветер дует низко
И доставляет телу, сердцу муку, –

Мне так удобней с вами говорить, о том
Что вы услышать так хотите.
Вы всё равно узнаете, потом...
Раз уж пришли, то говорите.

Но прежде чем чего-нибудь сказать,
Хочу представиться – Селена.
Хочу вам долю рассказать,
Но есть вопрос: "Где диадема?"

– Мы думаем подарена она.
Подарена Селене, девушке Роберто.
– Неправда! Есть владелица одна.
Вы не нашли зелёного конверта?

Я ясно вижу и конверт и диадему
И заклинаю вас её не надевать.
Тогда и приходите, мы решим проблему.
Тогда могу я что-то рассказать.

На следующее утро небо затянуло облаками.
И завтракали молча, и молча пили чай.
Луиза блюда приносила, шаркая ногами,
Роняла фразы, будь-то невзначай:

– Сегодня утром приходил какой-то парень.
Морскую рыбу он  купить мне предлагал.
Сказал что солнце будет в полдень.
Надеюсь парень не солгал.   

Сказал, что в городе веселье
И будут танцы танцевать.
Наверно будет и застолье,
Просил привет передавать

Марии, по фамилии Фальконе.
Ещё сказал что очень будет ждать
Её, в обед, в прибрежной зоне.
Просил её не опоздать.

Диана посмотрела на Марию.
– Я ни чего и ни кому не обещала.
Я Вам клянусь и говорю я,
Что раза три его встречала.

И всё по делу, никакого чувства,
Он мне помог, я просто благодарна.
И с ним я не была черства,
И с ним я не была коварна.

Всё утро я о жизни размышляю.
Все говорят что я Селены дочка.
Где клад находится не знаю
И где, узнать, сюрпризам точка.

Я чувствую: чего-то я не знаю,
Мне кажется что надо диадему отыскать.
Пока я всё, как надо, не узнаю,
Позвольте Вас, Диана, тётей называть?

– Конечно да! Всё это лишь догадки.
И ты останешься любимой и родной.
Уверена! Узнаешь и разгадки,
И верю, разгадаешь все их до одной.

А диадему с кладом лучше в доме поискать.
Мне кажется, Роберто, где-то в доме всё укрыл.
С осмотра кабинета деньги следует искать.
Не в роще ж, под кустом, он ценный клад зарыл!?

И я ещё напомню о конверте.
Селена говорила о конверте голубом.
Вы через час с Луизой всё проверьте.
В столе, на полке, есть альбом.

Туда, отец мой, складывал бумаги,
Которые позднее были в деле.
И даже проходили действий сроки,
Но вес, они, большой имели.

А я пойду, приму лекарства
Которые вчера мне доктор прописал.
Луизе благодарности за яства,
Чего ещё рыбак сказал?

– Сказал?.. Да больше ничего.
Но я заметила... какой-то он такой...
Легка одежда у него,
Наверно беден: нет другой.

И если мне позволите, скажу:
Что клады все, хранятся словно вина...
– Какая связь, не нахожу. –
Взглянула на Диану. – Да! Афина!

Да ты, Луиза, молодец,
Скульптуру надо бы проверить.
Ну, вот и завтраку конец.
А всё-таки, в удачу, надо верить!

И через час, Мария, так и сяк
В руках крутила драгоценность.
– Вот безделушка и пустяк,
А люди в этом видят ценность.

Луизина улыбка говорила
Что в поиске Марии помогла,
В ногах скульптуры дверь открыла.
Она еще не то смогла:

Нашла альбом, нашла письмо,
Сияла словно солнышко от счастья.
Конверт завязан был тесьмой,
С узором серым, как ненастье.

В письме дословно говорилось:
"Я, Роберто, по фамилии Фальконэ,
Уж коли так для всех случилось,
Дарю в подарок диадему и отныне,

Селена ей владеет безраздельно
Чтоб снять заклятие Богов.
Об этом я пишу отдельно,
Боюсь, что не успею снять проклятия оков.

И если  я, при жизни не успею,
Потомков и родню прошу учесть:
На диадему прав я не имею,
Селене диадема, мне же, честь.

У настоящей,  у Селены
Есть секрет: "заветный ключик",
И как венчание короны,
Прозрачности хрустальной колокольчик".

– Пойду, обрадую Диану.
Скажу: "Нашла, чего искала".
И похвалю помощницу одну
Чтобы её на праздник отпускала.

Луиза хлопала в ладоши,
Ну а Диана тут как тут.
– Пришла проверить дела наши
И вижу, что они идут.

Луиза, ты сейчас свободна.
До вечера работы ни какой.
Мария! Сделай благородно:
Селене диадему, а Роберто дай покой!

Мне дай письмо ещё раз почитать,
Хотя и слышала что в нём, стоя у двери.
Монеты надо будет сосчитать.
И если... и не в тягость, убери.

Ты с кем-то встретиться должна
Часов в двенадцать, по полудню.
Со мной пойдёшь, а не одна.
Селена будет рада дню.

Ещё тебя рыбак заждался.
Останешься на праздник, веселись.
И по погоде день удался,
Пойди на танцы, отвлекись

От мыслей и проблем житейских.
Потом расскажешь что и как,
Поговорим о днях апрельских.
Хочу узнать что за рыбак?

Сейчас же надобно одеться,
Пойти на площадь, сербиянку навестить.
Селену нам найти придётся,
Чтоб диадему подарить.

Чудесный день и светит солнце,
К весне ведут его лучи.
А для природы свет в оконце:
Для роста силы получи.

Мария и Диана гадалку отыскали,
Ей показали диадему и письмо.
Положили к ногам её монеты и сказали:
– "Мы знать хотим всю правду и давно.


Мы хотим знать какой Селене диадему завещали?
Где нам её найти чтоб диадему передать?
Одна ты знаешь, нам друзья сказали.
И если надо больше денег, можем дать".

Селена улыбнулась, на Марию посмотрела.
И с этой же улыбкой покачала головой.
– Меня всегда надежда грела...
Я буду говорить наедине, с тобой одной.

И больше не сказав ни слова,
Пошла по направленью к морю.
Поднята гордо голова
Наперекор судьбе и горю.

Мария посмотрела на Диану.
Диана покачала, в знак согласья, головой.
– Она, ты слышала, звала тебя одну.
И хочет говорить секрет, тебе одной.

Пустынен берег моря, лёгкий бриз,
Зачем волна у берега привязанную лодочку качаешь?
– Я привела тебя сюда не мой каприз.
Со слов моих, сейчас, о прошлом ты узнаешь.

Жила я очень далеко.
Отец и мать меня любили.
Жилось мне весело, легко
И с сестрами мы жили, не тужили.

Меня, однажды, вызывает мой отец
И очень просит отправляться в путь
За диадемой "Двух сердец",
Всё дело в заклинанье, в этом суть.

Он не хотел чтобы узнали заклинанье,
А если бы узнали, то прочли.
Направив диадему на изгнанье
Того, кого ошибочно влюбленными сочли.

Открылась временная дверь,
И я вошла в ваш дивный мир.
Я много знала, и поверь,
Я знала диадему ждёт эмир.

Отец так сделал, что галера не дошла
До пункта назначенья: затонула.
На дне морском покой нашла,
Уткнулась носом в дно, воды "глотнула".

Отец сказал, что диадема у Фальконэ
И я должна её, и обязательно, купить.
Я встретила его, скажу, отныне
Я буду мир ваш, этот свет любить.

Роберто обещал мне эту диадему
В подарок, а я деньги предлагала.
И как-то незаметно сердце отдала ему,
Об этом даже не ждала и не гадала.

Отец узнал, Роберто смертью пригрозил.
Меня отправил в мир родной.
На год от дома, в наказанье, отлучил.
Сказал, что с мыслями, полезно быть одной.

Но я то знаю, как сюда вернуться.
И некоторое время не решалась.
Не может злость отца так долго длиться,
И мыслью, новой встречи, утешалась.

Через неделю мама мне сказала:
"Роберто умер, отравился ядом.
Отец тебя простил". И рассказала,
Что он не против, чтобы я вернулась в дом.

Но я схитрила и отбыла наказанье.
Родила девочку, родня моя не знала.
И мой рассказ прими как покаянье.
Тебя, чтоб не узнал отец, тогда от сердца оторвала.

Узнала, что Джузеппе, младший сын Роберто,
Ночами ходит берегом у моря.
И меж мирами дверь отперта,
И чуть с ума не тронулась от горя,
Отдав тебя, ему, в пеленках из молюсков моря.

Прости меня, законы наши строги.
Иначе не могла я поступить.
На свете есть огромные пороги,
Которые не в силах даже Бог переступить.

– Вы моя мама?
– Да.
– Как выглядит ваш мир? Вы можете сказать?
– Нет, не могу, но очень хочется мне это сделать,
Даже показать.

Селена повернулась лицом к морю,
Чтобы не видно было слезы на лице.
Никто не сможет ей помочь и в этом горе:
Сначала счастье, а несчастие в конце.

К воде пошла, лицо водой умыла,
Платочком вытерла лицо.
В глазах от горя грусть застыла.
– Дарю тебе своё кольцо.

А вот хрустальный колокольчик.
Отец твой говорил, что он пароль,
Мне говорил: "От сердца ключик
И в нужный день сыграет роль".

Сюда я не хотела возвращаться,
Уже у сердца стали раны заживать.
За жизнь твою пришлось сражаться.
Когда в скале старалась выживать.

И от монахов я тебя укрыла
В том гроте, где холодные ключи.
И Марко я тайком подговорила,
Вератти, когда гнались палачи.

Опять Селена к морю повернулась,
Через секунду тяжело вздохнув.
– Я здесь любить и верить научилась,
Душой и сердцем отдохнув...

– Вы, мама, диадему заберите,
Она по праву Вам принадлежит.
О грустном реже говорите,
Пусть всё идет, как надлежит.

– Спасибо дочь на добром слове.
А диадему я возьму, надену и смотри.
Она волшебна лишь на голове.
Теперь "моложе" говори...

– Моложе.

Морщины, у Селены, стали исчезать
И вскоре уже многие пропали.
– Не знаю даже что мне и сказать,
Я не поверила бы этому, когда бы мне сказали...

– Не говори о нашем разговоре никому.
Я не хочу чтобы тебя больной считали.
И верь лишь разуму, и верь лишь своему,
Какую бы тебе судьбу "ученые" читали.

Теперь прощай,
Тебя я больше не увижу никогда.
Желаю тебе счастья и во всём.
Пусть берегут тебя и небо и вода,
Пусть будет ноша лёгкая, которую несём.

– Мария! С кем ты говоришь?
Мария повернулась к рыбаку Вератти.
– Ты Марко здесь давно стоишь?
Прошу сейчас тебя  не врать и...

Мария повернулась, пустынный берег оглядела,
Склонила голову в раздумье и затем...
"Чего же от неё судьба хотела?
Кольцо, подаренное матерью, зачем?"


                                                Конец
                                    

История cоздания стихотворения: