Автор: Эдвард
Тема:Шуточная проза
Опубликовано: 2017-02-03 17:48:50
Автор не возражает против аналитического разбора и критики в рецензиях.

Снаторно-курортный роман.

2. Прогулки по городу. «Не смотри на Дюка с люка» и Потемкинская лестница.

       Решив, что для первого знакомства 100 капель хватит, Вика предложила через 15 минут встретиться в фойе для осмотра достопримечательностей Одессы.
       Уже внизу, когда подходили к автобусу готовому проехаться по маршруту утвержденному курортно-оздоровительной программой в лице заведующей «Красные Зори», Серафим вдруг предложил:
     – Знаете?.. Да, ну его!.. Ехать в автобусе и слушать гида – скучное занятие. Я проведу экскурсию, не хуже всякого одессита.
     – Правда? – усомнилась Кэт.
     – Конечно! Одессу знаю, как свой любимый Белгород. Я люблю город-герой, и каждое лето отдыхаю только здесь!
     – Жена разрешает? – задала провокационный вопрос Вика.
       Серафим сделал серьезное лицо: что далось не так просто, и сказал с некоторым упреком:
     – Господь прибрал ее шесть лет назад.
     – Ой! Извините! – сочувствующе ойкнула Вика.
     – Да ничего! – издал он вздох, словно свистнул гудок паровоза. – Два года погоревал, как положено, а потом решил: чего уж там?.. Жизнь-то ведь вот, она – вокруг нас. Кому я хуже сделаю, если просижу дома то, что Богом отмерено.
     – Правильное решение, – отреагировала Кэт. – Годы идут, нужно чтобы было потом, что вспомнить.
       Такой настрой женской половины, а главное, вполне откровенные наряды, одетые спутницами с некоторым умыслом, не могли не порадовать наших друзей, и, окрыленные, они уселись в первое попавшееся такси.
       Игнорирование автобуса осталось не без внимания заведующей, наблюдавшей из окна кабинета за загрузкой клиентов: так Зинаида Александровна называла пациентов своего санатория. Она досадливо передернула плечами, мысленно отметив: – Ну, девочки, москвича я вам так просто не отдам. – Правда, она знала то, чего в санатории никто не знал: Вика была супругой крупного партийного чиновника из Ставропольского края, а Кет, с которой та здорово подружилась: ни много ни мало, дочерью еще более значимого партийного руководителя из Минска, человека близкого к окружению самого… самого… в общем, вслух такие имена не произносят. Воздержимся и мы, дорогой читатель. Отметим лишь, что поразмыслив, Зинаида Александровна покачала головой и вслух констатировала:
     – Н-да, ничего-то я им не сделаю!
       Набрав кого-то по телефону, она затребовала к себе медицинские карты, прибывших за последнюю неделю пациентов.
        Не теряя времени, наши герои отправились в самое удивительное место в Одессе. Оно воспето во многих творениях писателей и художников, метры посвящали ему стихи, песни, художественные полотна, и носило это место название – Дерибасовская. О самой улице, точнее проспекте, или даже бульваре, мы еще узнаем подробнее, пока же наш гид направил сюда такси с более прозаической миссией. Он решил начать с символичного для себя и, очень своеобразного места, именуемого «Алые Паруса».
       Великолепное заведение, расположенное на пересечении улице Карла Маркса и Дерибасовской, отличалось удивительным радушием при приеме гостей города. Марка Одессы выдерживалась по полной и подавали здесь не только изысканные блюда, но очень недурные, экзотические напитки и алкоголь с романтическими названиями: «Камю», водкой «Смирновская» и французскими легкими винами. Стоило это недешево, но при отъезде на экскурсию на вопрос Серафима: как у него с наличностью: Степан Кириллович успокоительно махнул рукой, сказав веско:
     – Этот вопрос пусть тебя не волнует. Хватит на все! Не хватит – пришлют!
       Окрыленный волшебными словами соседа, он предложил доверительно и шепотом:
     – Дамы должны понимать: мы хорошие знакомые!.. Представимся старыми друзьями?
       Степан Кириллович утвердительно кивнул, и с этой минуты появились два друга: Степан и Серафим – две буквы С…С…, как потом окрестили их «девочки».
       Проезжая возле фабрики имени Розы Люксембург, Серафим простер перед новым другом и дамами руку и, указывая вперед, воскликнул:

     – Справа, всемирно известная фабрика, денно и ношно пыхтящая над порчей наших зубов и увеличением дородности и веса для сладкоежек… название ей дали в честь известной дамы из Интернационала – Розы Люксембург! Спереди привокзальный сквер, в котором цыгане часто обманывают трудящихся, а за ним, знаменитый Привоз. На нем побываем завтра, а сейчас, мы выруливаем мимо Железнодорожного вокзала и, огибая слева все тот же Привоз и, оставляя справа Планетарий, бывший Храм великомученика и целителя Пантелеймона на бывшей Преображенской, свернув на улицу Советской Армии, направимся через Тираспольскую площадь к Соборке и Дерибасовской.

     – Что б я так жил! – одобрительно крякнул пожилой таксист Янкель. – Он, таки знает город!
     – Люблю Одессу! – патетически отреагировал гость из Белгорода. – Думаю, даже переехать сюда жить.
Вика, мгновенно отреагировала, и, прижимаясь грудью к плечу Серафима, восторженно заметила:
     – Вы шалун! Знаете, чем соблазнять дам!
       Польщенный и окрыленный Серафим, не в пример скромно отреагировал.
     – Для вас – весь мир, мадам!
       Кэт решила с другой стороны оказать такое же внимание всезнающему Серафиму, но Вика чуть заметно, отрицательно покачала головой и подруга потушила в себе эмоции.
       Проехав несколько кварталов, такси затормозило возле красивого здания в стиле Барокко.
     – Слева Соборная площадь, то бишь Соборка, справа – гордость Одессы – Пассаж! Удивительно красивое здание в стиле «барокко» возведено в последней четверти XIX века. Это подарок городу от архитектора Влодека. Прекрасное строение – не только гордость одесситов: сейчас в Пассаже расположена одна из самых фешенебельных гостиниц. Здесь лучшие номера с видом на Дерибасовскую! – прокомментировал на едином дыхании всезнайка Серафим и, пока Степан расплачивался с таксистом, добавил: – Хочу обратить внимание на Городской сад, который мы посетим позднее, и бар, ставший легендой Одессы. Горсад – слева, «Гамбринус», то есть бар, чуть дальше – справа. Вон он, – кивнул друзьям добровольный гид, увлекая их вперед ближе к бару-легенде.
     – «Гамбринус» – это лучшее бочковое пиво в Одессе и, конечно вобла. Рекомендую! Здесь всегда готовы к предоставлению приятных минут отдыхающим гостям города. Даже в тяжелые дни борьбы с алкоголизмом, «Гамбринус» пыхтел и отдувался от зловония клиентуры разного пошиба, но удовлетворял всех, никого не обижая! Он выжил потому, что Одесса без «Гамбринуса», как и «Гамбринус» без Одессы – существовать не могут! Это поняли даже «патриоты» и «идейные» борцы с алкоголизмом, и это – прекрасно! – Серафим закончил о питейном подвале, а Степан вдруг вспомнил из далекого детства:

     – На Дерибасовской открылася пивная…
     – О-о-о!!! Там собиралася компания блатная… Ты меня удивил! Москва знает?
     – Кажется! – Глядя на девчат и нового друга, отреагировал наш ученый муж. – Когда-то слышал!
     – Видимо понравилось, раз запомнил, а как же интеллект и высокий дух морали?
     – Да причем здесь это!.. Кто мальчишками не пел этой песни! – не вопросительно, отреагировал Степан.

     – Согласен! – кивнул Серафим, считая, что песне они уже уделили немало внимания, подводя конец разговору, фразой: – Шикарная песня и у меня даже есть картинка на эту тему.
     – Где? – последовало от Кэт.
    – Так случилось в номере… Вернемся покажу! – завершил Серафим и перешел к следующей достопримечательности, которая волновала его в данный момент больше всего. Ну, а я покажу читателю эту картинку: вдруг Серафим забудет.
     – Если мы пройдем дальше, минуя кинотеатр, и еще немного, – вещал он неутомимо, – то вскоре окажемся в приличном заведении. Там, мы посидим, кое-что перекусим, а затем, сходим на Приморский бульвар к Потемкинской лестнице – зрелище незабываемое и вернемся по той же улице Карла Маркса в центр.
       Пока Серафим рассыпался тирадой всезнайки, Степан пару раз пытался вставить несколько слов об Одессе. Нет, он ее совершенно не знал, но кое-что слышал от друзей, имевших счастье посещать славный город. Ему это никак не удавалось и, раскрывая рот, он беспомощно его закрывал – вставить слово в звуковую дробь Серафима, было также сложно, как стрелять в тарелку на лету.
       Взяв его под руку и, прижав к упругой, в самом расцвете, груди, Кэт, как бы выразила солидарность, потому, что и ей, попытавшейся высказать восхищение услышанным – не удалось этого сделать.
       Но Серафим был тонким, бывалым и совсем не самовлюбленным и эгоистичным человеком. Предприняв словесную атаку на соблазнительных спутниц, он действовал точно по расчету, уравнивая шансы их шарма и красоты, со своими и Степаном, не столь уж блестящими возрастными достоинствами. Выдав часть знаний, он не только уравнял шансы, но и превзошел желаемое. То есть народное выражение: «вешать лапшу на уши», пусть читатель меня простит за сленг, ему очень даже удалось. Глаза спутниц горели интересом и многообещающими огоньками. Явное превосходство над присутствовавшим женским полом, белгородец завершил хитрым вопросом уже к Степану:
     – А что там в Москве?
       Тот даже не понял, к нему ли обращается его новый друг, но глаза Серафима точно указали, что вопрос направлен именно к нему – столичному гостю. Чтобы придать весомости своим словам, друг добавил:
     – С Пятилеткой справляемся? Как Михаил Сергеевич?
     – Да, ничего! Нормально!
       Серафим, решив придать большего эффекта перед двумя прелестницами, добавил:
     – Не болеет? – Белгородец был бы сильно удивлен, если бы хоть чуть-чуть догадывался: они получают от Степана вполне правдивые ответы. Поэтому когда новоиспеченные друзья услышали:
     – Да, нет же! Когда я с ним разговаривал, он был совершенно здоров, – раздалось:
     – Ой! – Ойкнула Кэт. – Вы знаете дядю Мишу?.. – она запнулась, – самого Генерального Секретаря?
       Дочь секретаря Обкома Партии Минска, она с дядей Мишей виделась всего два раза. Ее возглас привел Степана в смущение, у него закралась нотка сомнения: – Надо ли говорить? Болван! – мысленно отругал он себя. – Связались с детьми. Но от него ждали ответа, и он сказал нехотя:
     – Да, дружим семьями. Вернее, жена с Раисой Максимовной подруги, а мы видимся редко… Знаете… работа… – Степан Кириллович был обескуражен своей несдержанностью и махнул рукой, прекращая на эту тему разговор.
       Они подошли к «Алым Парусам» и Серафим, почему-то уже неуверенно пояснил:
     – В это заведение я вас и звал!
        Он был шокирован трепом соседа и думал, как правильно соскользнуть с темы Кремля. По глазам молодых особ было видно – они ожидали, чего-то сверх чудесного от своих ухажеров. – Н-да выдал, так выдал! – подумал Серафим и, извинившись, увлек соседа в туалет. Дамы последовали их примеру и отправились в дамскую уборную привести себя в порядок и припудрить носики.
     – Слушай, Степа! Ты уж не перегибай палку. Я пытаюсь их настроить на нужный нам постельный лад, а ты Горбачева приплел.
     – Кэт спросила – я ответил: что в этом такого? – Степан и сам был не в своей тарелке.
     – Ну конечно, ты бы еще сказал, что ты родной сын Брежнева!
     – Нет, конечно, но Миша мой старый друг… кто ж виноват, что он стал Генсеком?..
     – Миша-а?.. Друг?.. То есть Михаил Сергеевич?.. Ты серьезно-о?
       Серафим встал, как вкопанный. Справляя в этот момент малую нужду, он так и застыл с раскрытым ртом и раскрытой ширинкой, а природа доделывала за него, то, что он должен был провести на сознательном уровне.
     – Слушай, ты меня первый спровоцировал вопросом. Больше на эту тему – ни слова! – в сердцах произнес Степан Кириллович и заметил Серафиму: – Не забудь ширинку застегнуть!
        Тот машинально кивнул и, разместив все по своим местам, изрек уже деловитым тоном:
     – В любом случае, мы приехали отдыхать. Они – тоже. И нам ничего не должно мешать, а только… – Мозг Серафима работал как счетная машина. Он мгновенно просчитал все выгоды от столь высокопоставленного гостя и завершил вопросом:
     – Тебе какая нравится?
     – Да мне все равно – любовь я крутить не собираюсь. – Степан сделал паузу и, подумав, произнес немного обескуражено: – До Кет меня не тянет… Дитя она!
     – Да ей лет тридцать пять – твоему дите! – не удержался Серафим. – Она больше тебя и меня вместе взятых, знает!
     – Все равно!
     – Ладно! Держимся! Девчата нас сами выберут!
       Они подошли к столику на шесть мест и свободно расположились в предвкушении обеда. Их пассии не заставили себя ждать и уже через минуть пять-семь устроились рядом.
       Было около 12.00. Зал дышал клиентами лишь на одну четверть, точнее, занято было всего семь столиков, поэтому официантка появилась почти мгновенно. Понятие «мгновенно», не совсем соответствовало прямому смысловому назначению и пришлось несколько раз напомнить о своем присутствии. Что делать?.. Каждый на своем месте барин и к каждому необходим подход.

       Степан равнодушно смотрел на соседний стол, за которым несколько дородных субъектов мужского и женского пола терзали бифштекс, явно недожаренный. В зарубежной кухне это носило название: «мясо с кровью», по-одесски – старая говядина старой коровы, которой не дали уйти из жизни естественным способом. Но вот «мгновение» закончилось, и 15 минут спустя нарисовалась миловидная официантка лет тридцати.
     – Что закажем? – подкупающе улыбнулась она, протягивая четыре меню.
       Нехорошие слова, готовые вырваться из уст Серафима, остались на первоначальном месте, а улыбка растянула до ушей его полноватые губы.
     – Я рыбу! – продолжая смотреть на страдания плоти бывшего бедного животного за соседним столиком, отреагировал Степан. – Что у вас?
     – Осетрина под белым соусом. Осетрина «по-французски». Кальмары в винном соусе. Можно форель в имбирном соусе. – Девушка произнесла все скороговоркой, так как за соседним столиком раздались нетерпеливые голоса, призывающие решать проблемы их обеда.
       Степан подождал, пока дамы сделали заказ. Кэт остановилась на рыбном блюде, заказав форель. Вика поддержала ее и повторила заказ.
       Гость из Москвы есть не хотел и заказал осетрину «по-французски» с каким-то салатом из морской капусты.
       С Серафимом дело обстояло сложнее. Он любил поесть – это было его слабостью. Ткнув пальцем в шашлык, он, четко понимая, что платит москвич, присоединил к нему жаркое, салат из грибочков, мясной салат, десяток бутербродов с красной и черной икрой, и десерт из малинового суфле. Затем прочитав карту вин, состоящую из пяти наименований и, не карту с единственной надписью «Столичная» (куда делись «Камю» и «Смирновская»?) – он заказал девочкам бутылку полусладкого «Советского шампанского», а себе со Степой графинчик водки: той самой – «Столичной».
       Заказ выполнили «быстро»: сорок минут спустя – тарелки с блюдами уже удовлетворяли аппетит, спровоцированный утренним коньяком «за знакомство» и прогулкой по городу.
       Одного графинчика не хватило, как и одной бутылки шампанского. Повторение – вызвало дискуссию с соседями по столу, которая едва не закончилась потасовкой. Причем, наши друзья не были виновны. Им-то было в самый раз, чтобы продолжить экскурсию. А вот, хлопкоробы из Казахстана, приехали делиться опытом на какой-то Всесоюзный слет передовиков сельского хозяйства. Кумыс дома – резко отличался от водки в Одессе. Передовики этого не учли и, когда Кэт, после полусладкого шампанского стала громко настаивать на том, чтобы Степан подробнее рассказал о дяде Мише – восприняли ее желание не очень дружелюбно. Чем-то дядя Миша им не угодил и не вызывал особой симпатии, а может водка оказалась значительно крепче кумыса?.. Это осталось, видимо, в протоколе милиции.
       Пришлось Степану до появления последней, улаживать вопрос с директором ресторана. Когда наряд блюстителей порядка должен был, вот-вот проявиться в «Алых Парусах», Степан Кириллович, отозвав директора, пытавшегося унять тружеников Казахстана, в сторону, сказал два слова. Тот мгновенно выпрямился как стрела, готовый отдать честь и, подозвав официантов, велел вывести наших друзей через черный ход.
       Видя, что противник ретировался, сельскохозяйственная бригада имени Насымбекова, удовлетворенно стала жать друг другу руки. Через десять минут их уже везли в Ленинский райотдел милиции.
     – Заходите, будем рады! – эти слова прозвучали с порога черного хода из уст радушного директора «Алых Парусов». Слова «искренние» и друзья поняли – больше сюда приходить не стоит.
       Солнце полыхало кричащим зноем, наливая головы наших друзей чугунной дурью. Триста, а затем и еще триста миллилитров водки – сделали свое дело. Правда, к чести двух С..С.. они долго сопротивлялись – сказывался большой опыт Серафима и внушительные размеры Степана. И, тем не менее, сидя на скамеечке у подножья Потемкинской лестницы, память, вернее думающая часть головы, у обоих стала давать сбои. Кэт принесла мороженое, кажется Ленинградское, и они принялись кормить своих ухажеров.
     – Нам так немного надо! – пробормотал Серафим, пытаясь откусить кусочек прохладного спасения. Тщетно… не получилось. Коварная «Столичная» делала свое дело, причем, не только в столице.
     – Женской ласки? – Спросила Вика, заботливо прислоняя Серафима к спинке скамейки, и суя ему в рот немного мороженного на деревянной палочке.
     – Покоя! Час покоя и я буду как огурчик! – промямлил гость из Белгорода, и Вика дала ему этот час.
       А гость из Москвы, оказался более крепким. Под прохладным морским ветерком, он стал себя чувствовать заметно лучше. Как бы солнце не изгалялось над жителями Одессы в этот огненный августовский день, но море, овеваемое разными Остами, Вестами и Нордами – делало свое дело. Они сидели – им было почти хорошо. Мороженное внесло свою лепту в благодушное настроение женской половины, и, те, в полголоса переговариваясь, хихикали.
       Это было удивительное время. За алкоголем уже не выстраивались с вечера очереди и все чаще раздавались голоса, что вся алкогольная кампания – чья-то большая ошибка, а уничтоженные шабские и крымские виноградники – преступление. Все знали: чья ошибка и кто преступник, но вслух пока не говорили. Словом, стало ясно: водка и все прочее крепкое – это дар Божий ниспосланный свыше для выживания русского народа в сложных катаклизмах истории. Правда, более трезвые головы все же предостерегали: «Не стоит увлекаться Божьим даром и проявлять излишнюю в этом религиозность – себе будет хуже». Это двоеверие относительно столь необходимого народу напитка, привело власти в нерешительное состояние. Милиция уже не свирепствовала, забирая в кутузки почитателей Бахуса, и на улицах, как ни странно – стало спокойнее. Запретный плод перестал быть запретным, а, следовательно, и интерес к нему проявлялся уже больше в домашних условиях.
       В любом случае, наши гости и почитатели города Одессы, спокойно сидели на лавочке под тенистыми каштанами и вели тихую беседу. Милицейский патруль уже несколько раз проходил мимо, и ничего особого не заметив за парочками не первой молодости, продвигался далее, в сторону Приморского бульвара, в поисках молодой поросли, от которой и в трезвом виде можно было ожидать чего угодно.
       Беседовал в основном Степа, причем с обеими дамами. Серафим, проявив на первом этапе удивительные знания связанные с городом, сейчас устремил взор на Морской вокзал и любовался его красотами. Он был увлечен и задумчиво созерцал волшебную магию моря и, видневшийся невдалеке, символ молодости Одессы – «Золотое дитя». Памятник был подарен городу Эрнстом Неизвестным, и, наверное, восхитил нашего друга. Так могло показаться со стороны, но подойдя ближе, можно было увидеть его закрытые глаза – Серафим спал.
       Не мешая другу, Степа рассказал Кэт и Вике много интересного о Москве, об Арбате, о Чистых прудах и Лужниках и, по личной просьбе Кэт, о любимом певце – Игоре Талькове.
       В идиллию мирно текущего разговора, внес разнообразие тот же Серафим. Ему приснился какой-то кошмар и он проснувшись, долгое время не мог прийти в себя.
     – Где я?
     – На берегу Черного моря, у Морского порта, – улыбнулась Вика.
     – А кто вы?
       Кэт рассмеялась и приложила к его голове бутылку с водой «Дюшес», только что купленную в соседствовавшей с ними торговой точке. Бутылка была охлажденная, и голова Серафима стала тоже потихоньку охлаждаться. Память – удивительная штука, вскоре сделала успехи.
     – Степа? – уже осмысленно бросил белгородский гость взгляд на москвича. Его он узнал первым.
     – Да, я!
       Степан Кириллович был трезв, или почти трезв. Это было особенностью Свиридовых. В его роду все умели пить. То есть, это умение было заложено на уровне генов. Пить умели, и никто никогда не напивался – такое наследие пришло от предков с Урала. Это знали все Свиридовы – пока знали… Но, не будем забегать наперед.
       Друг Степа открыл ту самую спасительную бутылку «Дюшес», и в голове Серафима все стало еще яснее.
     – Жарко, мальчики. Больше днем с алкоголем не будем баловаться! – произнесла Вика и погладила Серафима по голове.
       Пятидесятилетние мальчики, согласно кивнув, еще некоторое время созерцали красоты одесского Морского порта, болтая о том, о сем. Когда главный гид, почувствовал себя вполне сносно, он же и предложил прогуляться.
       Путеводное солнышко, теряя свою неумолимость, уже сбрасывало градусы и показывало, что с момента посещения «Алых Парусов» прошло, как минимум, часов пять. Это подтвердил и хронометр Степана Кирилловича, подаренный все тем же Михаилом Сергеевичем на день рождения. Он точно указал, что в двадцать минут шестого, неплохо было бы выпить кофе и определиться с программой на вечер.
     – Предлагаю сказать несколько добрых слов основателю нашей любимой Одессы – Дюку Ришелье и отправляться на Большой Фонтан: там у нас масса дел.
       Приодалеть 192 ступеньки Потемкинской лестницы было непросто – спускаться, куда легче. Серафим не помнил, как они спускались, но подняться предложил на Фуникулере. Подойдя ближе, ткнулись в табличку: «На ремонте!». О, советские времена, как вы были «романтичны». В наши дни Фуникулер работает, но нет уже той романтики, замешанной на ностальгии, хотя в целях спортивно-познавательного интереса, он мог бы тоже пребывать на ремонте.
     – Ну что ж… – потянула Серафима Вика – вперед, наши кавалеры!
       Девчата уже четко определились: Кэт льнула к Степе, и очень даже не возражала от такой расстановки кадров, а Вика – к закоперщику-гиду. С ним было весело – за этим она и приехала в Одессу, отправив мужа Николая Филимоновича, старшего ее на 15 лет, в противоположную сторону: Магадан – решать некоторые правительственные вопросы важные для Ставропольского края.
       Последние слова Вики воодушевили не только гостя из Москвы, но, даже не совсем пришедшего, а точнее слабо пришедшего в себя Серафима.
     – Умные люди строили лестницу, – произнес он, отдуваясь на второй площадке этого творения. Белгородец в замешательстве смотрел снизу вверх на Дюка Ришелье, а тот, словно грозил ему с Олимпа пальцем.
     – Ничего, не спеша доберемся! – утешил его ничуть не уставший Степа.
     – Зато, сколько впечатлений! – захлопала Кэт в ладоши и прижалась к москвичу. Соблазнительная грудь, так откровенно звавшая в свои чертоги, настолько воодушевила нашего ведущего специалиста главка, что он готов был все оставшиеся ступеньки нести ее на руках.
     – Мальчики, не напрягаться! – угадав его настроение, предостерегла Вика. – У нас все должно быть хорошо и все мы должны быть здоровыми! Лишний напряг, ни к чему! Мы никуда не торопимся!
       Кэт поняла подругу, но Степу не отпустила. Вика, заботливо взяв под руку Серафима, стала не спеша приодалевать новые ярусы-площадки шедевра построенного инженерами Уоптоном и Ю. Морозовым.
       На третьей площадке, отдыхая, Серафим решил продолжить свою роль гида. Он великолепно знал историю Приморского бульвара, Потемкинской лестницы и самого памятника Дюку Эмманюэлю Ришелье.
     – Эта чудесная лестница… – Серафим опять остановился, продолжая рассказ, но потом, улыбнувшись, сказал не по теме: – я на нее взбегал довольно быстро в прошлый раз, когда не сразился с коньяком и водкой. – повел он плечами, а друзья улыбнулись.
     – И проиграл сражение, – упрекнула Вика,
     – Его никто никогда не выигрывал, – заметил Степан Кириллович. – Так что лестница? – вернулся он к словам друга.
     – Она спроектирована архитекторами Франческо Боффо и Авраамом Мельниковым. А построена – Уоптоном и Ю. Морозовым в… – Серафим на минуту задумался, вспоминая дату, – кажется в 1837-1841 годах.
     – Ну-у, у тебя и память! – восхитилась Вика. Она вообще восхищалась все чаще, а Кэт в ответ на реакцию подруги, прижималась к московскому гостю – все теснее.
     – Радость моя, я в Одессе уже разов двадцать был и, думаю, знаю больше о ней, чем некоторые одесситы.
     – Да, обычно мы живем в городе и в повседневной суете, не замечаем ту красоту, что рядом. Очень часто нам ее открывают именно гости города, – согласно кивнула Вика и уже сама прижалась ближе к столь одаренному рассказчику.
       У Серафима с каждым таким прижатием, градусы ускоряли свое выветривание, и голова все больше приобретала ясность.
     – Построена лестница по приказу его сиятельства, губернатора Одессы графа Воронцова, – продолжил он. – Возведена на месте узенькой тропинки к морю, как утверждал один из, известного всей Одессе рода, старожил Миша Дерибас, и преподнесена в подарок супруге Елизавете. Обошлась в баснословную сумму – 800 тысяч рублей золотом.
       Восьмая площадка вселяла надежду на то, что вскоре страдания рассказчика окончатся. Серафим уже успел поведать, что ступенек было 200, но нижние 8 – пришлось пожертвовать, когда море, чуть отступив, подарило немного места для улицы. Недостающие ступеньки были засыпаны, и появилась не очень широкая, но, очень нужная улица Приморская.
     – Десять ярусов, или площадок для отдыха, каждая разделена 20 ступенями – такой подарок сделал граф Воронцов своей дражайшей супруге.
       С последней фразой наши парочки приодалели и последнюю ступеньку.
     – Да, рассказывать ты мастер! – немного сконфуженно произнес Степан.
     – А я только о Москве, да о Питере знаю.
     – Ничего, будем в Москве… – начал, было, Серафим и вспомнив, вдруг о чем-то, сказал совсем о другом, вернее задал вопрос: – Хотите посмеяться?
     – Кто ж против? – за всех ответил Степан.
       Белгородец прошелся вокруг памятника Дюку и, заметив люк водяной коммуникации, поманил их к себе. Уже стоя на чугунной декоративной крышке, он пальцем указал на символ города.
     – О Боже!.. Что это? Такой большой? – эти слова сорвались с уст Вики, заставив ее тут же покраснеть. Зато, Кэт расхохоталась, тоже показав пальцем Степану на бронзовую статую.
       Он не понял сразу, а когда дошел смысл увиденного, недоуменно хмыкнул и глянул в сторону Серафима.
     – Как это понимать?
   Прейти в замешательство – было от чего: на причинном месте Дюка Эмманюэля Ришелье выразительно просматривался самый настоящий мужской фаллос с гениталиями. Да-да! Именно он.
     – Как вам? – многозначительно спросил Серафим у прелестниц.
       Вика мгновенно нашлась и прокомментировала:
     – Наверное, дамы часто гуляют с этой стороны Дюка! – и поперхнулась смехом.
       Кэт рассмеялась следом, добавив:
     – Да-а, мальчики! Вам есть с кого брать пример!
       Что она имела в виду, друзья хорошо поняли, но Серафим, опять поманив их пальцем в сторону от люка, кивнул на памятник и сказал:
     – А теперь, посмотрите.
       Основатель города Одессы, ее первый губернатор Арман Эмманюэль София-Септимани дю Плесси Ришелье, изваянный в бронзе Иваном Мартосом, держал в бронзовой руке свиток, как бы приветствую гостей города со стороны моря. Фигура была величественна и для каждого одессита является символом Одессы. В этом свитке и крылась загадка. Именно со стороны второго люка водной коммуникации свиток просматривался как мужская гордость сильного пола. Кто и когда это заметил? Загадка…
     – Ну, ты и проказник, Серафим! – ущипнула его Вика. – Прямо, как-то неудобно даже – такое подумали.
      Ее красивое лицо было полно лукавого раскаяния и от этого стало особенно прелестным.
     – Одесситы говорят в шутку: «Не смотри на Дюка с люка» – и они правы! С этой стороны для женщин – одно расстройство! – заключил смешливо Серафим этот забавный казус. В следующую секунду он уже вполне серьезно добавил о памятнике: – Герцог Арман дю Плесси Ришелье – потомок всем известного кардинала Армана дю Плесси Ришелье – министра короля Людовика XIII. Во время Великой Французской революции эмигрировал в Россию и стал генерал-губернатором, вновь возведенного на месте крепости Хаджибей, города Одессы. Из маленького городка, герцог отстроил великолепный город-порт, ставший играть ключевую роль на Черном море. За 11 лет губернаторства, город превратился во второй Марсель, как писал о нем Исаак Бабель. Не буду рассказывать биографию Дюка, перейдем ко второй части нашего знакомства с городом.
     – Какой? – переспросила Кэт, в ее глазах сверкнул бесенок.
       Этого чертика хорошо увидели обладатели имен с началом из букв С…С…
     – Думаю, хороший ресторан – самый раз! – предложил Серафим, и потер руки, предвкушая вечерний «отдых». Он совсем уже пришел в себя, и был не против, чего-нибудь добавить горячительного, чтобы стало совсем хорошо.
     – Если только ненадолго и без приключений! – выразила мысль свою и Кэт Вика. Нам нужно быть осторожнее… – она сделала паузу и завершила: – Хотя рестораны я люблю!

История cоздания стихотворения:

из цикла "Одесские рассказы".