Автор: Эдвард
Тема:Шуточная проза
Опубликовано: 2017-02-04 08:25:07
Автор не возражает против аналитического разбора и критики в рецензиях.

Санаторно-курортный роман. 4.

4. Сложности наступившего дня.

       Девочки были свежими, как персики только что сорванные с дерева, чего нельзя было сказать о кавалерах. В глазах Кэт светилось нечто, что делало женщину еще загадочнее и желанней после первого интима, чем до него. Она впервые ощутила, то чего и сама не могла еще понять. Это чувство ее сердце ждало всю сознательную жизнь. И даже те неудобства, что были вчера совсем уже поздно, на берегу… о них, мы вскользь поговорим позднее, не могли снять очарование и романтичность бурной ночи.
       Вика же чувствовала себя несколько по иному, хотя томность в ее взгляде – говорила о том, что и она довольна Серафимом. Сердце, открытое для стрелы амура, она все же слегка запахнула, но лишь слегка. Ночь была чудесной и у нее, создалось ощущение: кавалер не выложился до конца и это ее смущало. Правда, душа сердобольная, она понимала, что первый день – это начало, причем подкрепленное немалым количеством искусителя в виде «Зеленого змия». В общем, ей еще нужно было кое-что доказать, разумеется, доказывать должен был Серафим.
       Что единило наших прелестниц, так это стойкость к спиртному. Они им никогда не увлекались, но умели, что называется пить. Женщина всегда таинственна, и маленькие многочисленные тайны, делают ее тем обаятельней и притягательней, чем больше в ней этой загадочности. Вот и сейчас она вынашивала в своей очаровательной головке, очередной план. Сразу заметим: план не совсем эгоистичный и направленный на углубления взаимопонимания с Серафимом.
        Такого настроения, к сожалению, небыло у наших друзей. Вернее они были очень довольны ночными победами, но к этому примешивался один вопрос: А что собственно было после купания и первой любви на песке. Степан не мог взять в толк: куда девались его плавки, еще больше смущала пропажа трусов. Не то что бы их было жалко, но за этим что-то крылось и это смущало нашего москвича.
       Серафим тоже не блистал памятью. Он хорошо помнил прекрасное тело и сладостные ощущения любовных игр с Викой, но после… то есть, после, того как «Мартель» закончился, память уже ничего не сохранила. В общем, вторая половина человечества в лице Серафима и Степана сидела на кроватях и обалдело переваривала только что увиденное.
       Приход Вики и Кэт смутил их – они не успели привести себя в порядок, и это было нехорошо.
       Но Кэт пребывала в том состоянии, когда на такие мелочи не обращают внимания, а Вика, вообще была сердобольной женщиной и чужую боль воспринимала, как свою. По этой причине они, появившись на пороге и закрыв дверь на защелку, тут же оказались рядом с кавалерами на кроватях.
     – Как ты? – спросила Кэт участливо у Степушки.
     – Как мой славный кавалер? – прозвучало одновременно из уст Вики в адрес Серафима.
       Полные раскаяния за свой вид и, возможно, вчерашнее поведение, друзья огорченно махнули руками, и, проявляя остатки джентльменства, спросили тоже почти в один голос:
     – Да что мы? Вы как? – голос Степана прозвучал более весомо.
       Ответила за обеих Вика:
     – Нам понравилось! Чудесный вечер… – она сделала паузу, а завершила Кэт с лукавой улыбкой.
     – И ночь!
     – Мы хорошо себя вели? – совсем смирно спросил Серафим.
       Он резко отличался от вчерашнего ухажера – сказалось снегоподобное появление лавины в виде бывшей супруги.
     – Я давно не испытывала таких ощущений! – отреагировала Вика с улыбкой и пригладила на голове белгородца непослушные волосы.
     – А я никогда не была так… – взгляд Кэт говорил за нее, вернее он кричал от чувств ее переполнявших. Она ближе придвинулась к Степану и вдруг обняла его. Ей можно было не заканчивать фразу, но она завершила: – Я никогда не была столь счастлива!
       Такие оптимистичные слова прелестниц зажгли в глазах наших друзей огоньки положительных эмоций. Степан прижал ее к себе и впервые за всю свою полную разных событий жизнь, почувствовал себя тепло и уютно.
       Вика же, устроившись рядом с Серафимом на кровати, положила его голову себе на грудь и спросила, как бы невзначай:
     – А что жена? Она воскресла?
       Крики Стеши она и Кэт слышали, как и все что та ему говорила… в советский период, еще не додумались до изоляции стен.

     – Цветочек! – ответил Серафим со вздохом. – Нас действительно Господь разлучил, в виде благословения на развод самого архиепископа Смоленского Викентия. Я был венчан со Степанидой Ильиничной. На этом настояла моя бывшая теща. Ей мало было гражданского брака, так через 20 лет нашей непростой жизни она решила повенчать нас. Из-за этого меня турнули из партии, из-за этого я потерял работу директора Филармонии в Ленинграде и вернулся в родной город Белгород, где и работал простым учителем музыки. Туда же примчалась через пять лет развода и Стеха. Недавно меня назначили директором музыкальной школы, и мой хор занял первое место: вначале на местном уровне, а затем, и городском. Бывшая достала меня, и я сбежал в Одессу по путевке. Сейчас вот узнал, что мой зам и единомышленник Виктор Сергеевич, не справился, и мы провалились в области. Мне жаль моих ребят – они так готовились и старались. Был бы я – возможно, они заняли б хотя бы какое-нибудь место! Но, верите? Некуда было деться! Это тайфун! От нее нельзя спрятаться!
     – Если вы в разводе?.. В чем дело? – недоуменно переспросил Степан.
     – Дорогие мои: потом все расскажу, – махнув рукой, сказал вдруг Серафим. – Идемте на завтрак – нас точно уже ждет Цербер.
     – Кто? – не поняла Кэт, украдкой поцеловав Степана.
     – Директриса, если я правильно поняла, – усмехнулась Вика, вспомнив вчерашний вечер. После слов о бывшей супруге, она окинула его все тем же загадочным взглядом. На ее слова подруга отреагировала не менее загадочно:
     – Ах, да!
       Что она хотела этим сказать? – Степан Кириллович не понял и не стал выяснять: всего было уже так много.
       Десять минут хватило, чтобы друзья смогли принять более-менее пристойный вид. Договорились сидеть за соседними столиками… Пока… Пока все не определиться со Степанидой Ильиничной, и не образуются взаимоотношения с персоналом санатория и Зинаидой Александровной.
       Завтрак прошел быстро. Сосед по столу, вчерашний баянист, тоскливо взирал на свою тарелку и перекладывал из одного ее края на другой котлету. Так он повторил два раза, потом почему-то представился:
     – Николай! – и передвинул котлету в третий раз.
        Друзья тоже представились и молча стали изучать свои котлеты. Есть не хотелось, Степана подташнивало.
     – Приехал и никакого удовольствия! – пожаловался баянист и передвинул котлету в четвертый раз, никак не решаясь к ней приступить. – Развелся с женой и решил подлечиться! Скукота!
       То ли он был большим бабником, и ему действительно было скучно, то ли просто большой нытик-пессимист и тогда – это уже диагноз.
      Серафим для вежливости подал голос:
     – Да впечатление, как в монастыре.
     – Вот-вот! – согласился Николай. – Вчера было, как на поминках моей бабушки!
       Он переложил в последний раз котлету и бросив на прощание:
     – Я в 55-й комнате. Заходите, если чего… – Что он имел в виду, друзья поняли, а Николай пожелав: – Всего хорошего! – поднялся и растворился в коридоре.
       Девочки за соседним столиком тоже ковырялись в гречневой каше, подозрительно трогая вилками котлеты, но, не решаясь их есть. Да и не до еды было, они больше наблюдали за своими кавалерами и перекидывались какими-то словами. Несколько раз даже хихикнули.
       Серафим, уязвлено посмотрев в их сторону, изрек, пытаясь выпить компот:
     – Над нами смеются!
       Компот ему не понравился, и он отставил стакан подальше.
     – С чего ты взял? – отреагировал Степан, сделав ту же попытку. На него жидкость произвела и вовсе удручающее впечатление. Желудок возмутился, а возмутившись, послал рвотный спазм. Хорошо московский гость пришел со своей минералкой – она и спасла ситуацию.
     – Знаешь?.. Коньяк был лишним! – глядя на друга, изрек Серафим.
     – Ты настоял! Я отговаривал! – отреагировал тот.
     – Я, кажется, опозорился! – обескуражено вздохнул учитель музыки.
     – Как это? – не понял Степан.
     – Не смог! После последней дозы не получилось, уже здесь – в комнате!
     – Ты хоть кое-что помнишь… – вздохнул москвич. – Слушай, я нормально себя вел?
     – Да, ты молодец был. Не переживай! – отреагировал Серафим. – Правда, кажется, нам по дороге назад встретилась директриса.
     – Когда мы возвращались с пляжа?
     – С него.
     – И что?
     – Ты ее назвал Цербером!
     – Не может быть?! – взволнованно прошептал Степан Кириллович.
     – Может! Вон она, – указал друг на директрису, возникшую в дверях.
       В залу приема пищи вошла Зинаида Александровна. Она поприветствовала пациентов санатория, и окинула залу взглядом орлицы, разыскивающей что-нибудь съестное.  
       Степан отвернулся к окну, делая вид, что что-то рассматривает. Рассматривать кроме занавески с шитым кубиком орнаментом на бессарабские мотивы, было нечего, поэтому, когда над ухом раздался голос Зинаиды Александровны, он обреченно вздрогнул.
     – Степан Кириллович, как вы себя чувствуете?
     – Хорошо! – отреагировал московский гость из главка. Мысленно он приготовился к неприятностям.
     – Моя бабушка просила передать вам благодарность за ваши поздравления. Ее очень тронули ваши слова и цветы от вас и ваших друзей!
       Обалделый Степан Кириллович ожидал скандала, но не этих слов. Девчата за столом, у которых все с памятью было в порядке, помня каким ласковым словом обозвал их друг директрису, удивленно переглянулись. Они тоже ожидали нагоняй, и сейчас усмотрели в словах Зинаиды Александровны какой-то подвох. Многолетний опыт в кулуарах партийной двуликой номенклатуры подсказывал им… впрочем, зачем нам забегать наперед – прочитаем об этом позже.
       Пока же Зинаида Александровна участливо и с благодарностью смотрела полутора глазами на ученого из Москвы, а половиной глаза наблюдала за Серафимом – не выкинул бы чего в поддержку соседа.
       Но наши друзья были не в том состоянии, чтобы заметить на доброжелательном лице директрисы что-то коварное и скрытое. Отвечая на ее последнюю фразу, Степан Кириллович изрек сквозь головную боль:
     – Рады были принять участие в столь приятном мероприятии. Ваша мать... – он сделал оплошность, но тут же исправился: – ваша бабушка милый человек и напомнила мне мою, к сожалению уже ушедшую в мир иной. – Голова Степана болела все больше, потому что ничего лучшего не сообразила, как попробовать извиниться за вчерашнего Цербера. Но только он открыл рот и сказал: – вы извините за вчерашний вечер!.. Я там, на пляже сказал…
       Дальше Зинаида Александровна не дала ему договорить и громко для всех объявила:
     – Вновь прибывших, прошу пройти осмотр у врачей и получить назначение на профилактические процедуры. Приятного аппетита! Осмотр с 10.00 в кабинетах врачей нашей клиники.
       Она бросила взгляд на Степана Кирилловича, вскользь провела глазами по Серафиму и уже на выходе уделила мимолетнее внимание Кэт и Вике. На лице спокойствие и доброжелательная улыбка. Словом, все, как и должно быть.
     – Наш Цербер что-то задумал! – в беспокойстве произнесла Кэт, глянув на подругу
       Да, Кэт была совсем не простушкой и хорошо чувствовала скрытый смысл слов и прекрасно разбиралась в «доброжелательных» улыбках.
     – Не беспокойся! На скандал в партийной среде она не пойдет – сама пострадает. Да, и мне все равно, что подумает мой, хм… «котик».
       А Зинаида Александровна торжествовала, вернее торжеством это не назовешь: скорее стояла перед дилеммой, что ей делать с плавками и трусами Степана Кирилловича, найденными на пляже на месте «преступления». В том, что это его – она ни минуты не сомневалась. На них «заботливой» рукой было вышито геральдическими буквами «SS» – Степан Свиридов.
       Дело в том, что супруга ученого Мария, была большой сторонницей геральдики. Любовь к антиквариату и стремление к прошлому величию и роскоши, рождало в ее голове массу чепухи, которую она постоянно испытывала на муже. Последняя: просьба супруги, уже перед самым ее отъездом на Ибицу, а его в Одессу – поменять отцовскую фамилию Свиридовых, на фамилию матери – Оболенские. Мать Степана Кирилловича принадлежала к известному дворянскому роду героя-декабриста Оболенского.
       Супруг наотрез отказался. Известность в мире он получил на своем научном поприще и прославил фамилию купцов Свиридовых в научных кругах далеко за пределами Советского Союза. Мария попыталась склонить его к прибавке, то есть, добавлении к Свиридовым – фамилии Оболенские. Звучало бы это так Свиридов-Оболенский. Но Степан Кириллович не принял и это. Он чтил память усопшей матери и манипулировать ею не хотел, да и по его личному убеждению – эти две фамилии были сродни, как кошка с собакой, то бишь не вязались между собой, в отличие человеческих судеб. Как бы там не было, но Мария от нечего делать, в перерыве протирания пыли со старинных предметов – пометила всю одежду супруга вензелями «SS». Нижнее белье – тоже. Хотела добавить и «О», но воздержалась до лучших времен. И вот тут возникает вопрос: была ли это женская забота, или коварство? Решила ли Мария проверить супруга, сама пребывая в интимной связи с министром, или это совпадение, а может, просто геральдический раж?
       Товарищ Фролова не знала о таких сложностях, просто она подобрала два предмета-вещдока и установила, что они принадлежат гостью из Москвы. Возможно, это ей пригодится в будущих отношениях с московским ученым первой величины. Зинаида Александровна уже знала о нем почти все – небыло лишь некоторых деталей.
       Фразу, вернее слово, которым назвал ее Степан Кириллович, она нашла в энциклопедии: какой-то там мифический пес Цербер. Директриса о нем ничего не знала. В ее жизни было чем заниматься, и мифологию она не изучала, поэтому, и сравнение с Цербером – ее никак не оскорбило.
       Знал бы это Степан Кириллович – успокоился б и не мучился совестью. Но он не знал и виновато корил себя. Вопрос, который он задал Серафиму, когда фигура директрисы оставила помещение столовой, прозвучала совсем неожиданно даже для него.
     – Ты не знаешь где мои трусы и плавки?
     – Ты брал плавки?
      – Я знал, что Кэт хочет на море и забежал между делом за ними в номер.
     – Не-а! – мотнул головой Серафим. – Не знаю. Наверное, там, на берегу. Да зачем они тебе?
     – Что-то мне не нравится во всем этом!
     – В чем?
     – В их пропаже. Они мне не нужны – жена положила их в дорогу дюжину, но пропажа?..
     – Да-а! Что-то здесь не то! – подозрительно прищурился Серафим, и они отправились по врачам.
       Вика и Кэт в это время занялись своими процедурами и разными массажами с грязями.
       Наши друзья прошли все без задоринки, лишь у кардиолога, которым оказалась вчерашняя именинница Надя Наумова, получилась заминка.
       Проверив давление и ритмы сердца. Она еще и сделала кардиограмму.
     – У вас прединфарктное состояние, Степан Кириллович. Давление: 100 на 165, и пульс учащенный.
       Московский гость никогда на сердце не жаловался, и скептически пожав плечами, отреагировал:
     – Это от вашего присутствия Наденька.
       Шутка получилась вялая, но докторша ее восприняла вполне серьезно.
     – То есть, от вчерашнего излияния? Верно? – укоризненно глянула она на москвича.
       Степан Кириллович немного виновато отреагировал:
     – Первый день, впервые в Одессе. Город моей мечты… Знаете? Много чувств, много эмоций.
     – И красивая блондинка? – улыбнулась Надежда сочувственно.
     – Против красоты – нет средств.
     – Сегодня процедур не будет. Вы и ваш сосед – в одинаковом состоянии. Погуляйте на природе. Пройдитесь по городу и не принимайте уже алкоголя. Завтра приступим к массажам и прочим процедурам.
     – Вы золото! – Удивился гость из стольной. – Бывает еще такое?
     – Какое? – переспросила врач Надя.
     – Я имею в виду, что вы хороший человек! – произнес Степан Кириллович с чувством.
     – Будьте осторожнее с Зинаидой Александровной – она Цербер!
     – Я сказал ей об этом вчера вечером! – озадаченно отреагировал Степан Кириллович.
     – Вы? – рассмеялась врач Надя. – Так и сказали?
     – Ну, так получилась.
     – Я уже три года мечтаю об этом.
     – Значит, мы единомышленники и у нас будет своя маленькая тайна!
      Он себя не узнавал, этот ученый из Москвы. То ли синдром похмелья так на него повлиял, то ли напряжение стало спадать, а может, просто, встретил хорошего, пусть и незнакомого человека, и это выразилось в таком каскаде комплиментов и доверительности. Кстати, почему незнакомому? Вчера он даже танцевал с Надей. Серафима она даже не стала осматривать: диагноз один – «синдром похмелья», а в народе просто «отходняк». Проверив на всякий случай давление белгородцу, она прописала друзьям какие-то таблетки и легкую прогулку.
       С теплой улыбкой они оба вышли в коридор и наткнулись на уже не совсем теплый, вернее загадочный взгляд директрисы. Она, словно преследовала их, и Степан Кириллович решил поинтересоваться у Зинаиды Александровны: есть ли у нее к ним претензии. Но Серафим почувствовав его такое настроение, дернул за рубаху и прошипел:
     – Держись! Нам это не нужно!
       Но та сама подошла и, одарив их, чем-то похожим на улыбку, предложила:
     – После окончания процедур и обеда можно прогуляться по Одессе. Будет несколько экскурсий по городу. Я поеду на Приморский бульвар с одной из групп.
       Ее холодность как рукой сняло, а может это показалось нашим друзьям.
     – Нет, спасибо! Мы вчера провели там половину дня, – любезно, но сдержанно отреагировал Степан Кириллович. – Сегодня мы на месте. Погуляем по Аркадии, и потом на пляж, под вечернее солнце.
     – Ну-ну, как знаете! – чуть натянуто отреагировала Зинаида Александровна. – Здесь красиво – есть на что полюбоваться! – заключила она и направилась в пищеблок.
     – Пронесло! Вперед за девочками и на Привоз! – тут же предложил Серафим.
     – Да, ну! Не хочу! – фыркнул Степан. – Отдохнем сегодня.
     – Быть в Одессе и не посетить всемирно известный Привоз!.. О нем американцы на Брайтон-Бич песни слагают, а французы даже легенды. Насчет французов Серафим загнул, а вот, за американцев – сущая правда. – Да и девочкам вчера обещали. – Он просительно-выжидательно-требовательно уставился на Степана.
       Тот помолчал немного, и это молчание продлилось до их комнаты. Уже перебирая запасные трусы, он махнул рукой и согласно кивнул:
     – Ладно! Нужно ж как-то загладить вину перед Кэт и Викой. Что-то мы с тобой вытворили, но вспомнить не могу что?
     – Раз девочки нас… – Серафим сделал паузу, – раз девочки нас сегодня так обходят, вернее «любят», значит, ничего страшного не произошло.
     – Они культурные, потому и не говорят, но чувствую….
     – Слушай, Степа! Мы приехали сюда отдохнуть от непростых будней! Расслабься. Это курортный роман – будешь потом вспоминать его со смехом и удовольствием.
     – Знаешь?.. – посмотрел тот на друга, что-то припоминая, – Кажется, мы лезли через какие-то заборы!
     – Далась тебе вчерашняя ночь! – уже с досадой произнес Серафим.
       В дверь постучали. На пороге появилась Степанида Ильинична. Странно, но она уже не рычала, а ласково улыбалась. При виде ее Серафим взялся за голову, а Степан услышал:
     – Котик, идем прогуляемся! Покажешь пляж.
       Белгородец посмотрел на друга обреченным взглядом, и ответил решительно, но без вызова.
     – Послушай Стеша! Мы уже чужие люди. Можем остаться друзьями, если хочешь, но былого не вернуть!
     – Напрасно, ты так, птенчик мой! – начала было та, но Серафиму вдруг пришла в голову безумная по замыслу идея. Он на минуту замолчал, а воодушевленная паузой бывшая супруга, усилила поток медовых слов. Так длилось очень непродолжительное время, пока «котик» обдумывал свою фантастическую мысль, которая только с похмелья и могла возникнуть. И вот, он уже произнес с доброй улыбкой:
     – Знаешь? У нас здесь есть очень хороший человек. Николаем зовут. Давай я познакомлю вас, вам будет двоим несказанно хорошо.
       Серафим догадывался, что нужно бывшей супруге, предложив ей то, чего сам уже не мог и не хотел дать Стеше. – И, чем черт не шутит, – решил он, – может это даст ей скучающий и унылый Николай.
       Глаза Стеши сверкнули странным плотоядным блеском. Степан подумал, что она сейчас залепит своему бывшему затрещину и на всякий случай, приготовился защищать друга, но услышал совсем другое:
     – Хороший человек?
     – Очень! – Не моргнув, соврал Серафим. – Рыбка клюнула, – вздохнул он осторожно, чтобы эта рыбка не сорвалась.
       Дальше, все как во сне. У Степана не успела еще пройти головная боль, а Серафим, побывав в комнате №55, через 20 минут раскланялся с повеселевшим Николаем, и уже менее агрессивной Степанидой Ильиничной. Бывает же такое в жизни: она идет, идет, идет и спотыкается о негаразды, ломая человеческие судьбы и тут раз: встречаются люди, которые, оказывается, еще лет пятьдесят назад были рождены друг для друга.

       С первых слов Степаниды, Николай понял – в его судьбе ожидаются перемены, а Стеша, после его первой церемонной фразы:
     – Мадам, вы неотразимы! Рад познакомиться со столь прелестной особой! – и легкого поклона, отвешенного им же, мысленно назвала себя конченой идиоткой. Еще пять лет назад она, влюбленная особа в этого… в этого…, не послушала маму и не поехала отдыхать в этот бл….й, в этот благословенный Богом город. И вот на тебе… Сразу вот так… – А, после того, как Николай поцеловал ей ручку, она и вовсе забыла, что пришла с Серафимов и взглянула на него, уже как на субъект, явно лишний в комнате №55.
     – Желаю счастья! – только и вымолвил бывший супруг и, пятясь, вышел в коридор. Очутившись там, он со всех ног бросился в свою комнату к Степану.
       Уже в номере он сел и, отдуваясь, выдохнул:
     – Ты не представляешь! Это самое фантастичное, что могло со мной произойти. Они приняли друг друга. Ты бы видел, как они смотрели один на одного.
     – Видишь, ты сделал доброе дело! Соединил две половинки, а теперь сделай еще одно доброе дело, уйми мою головную боль и не кричи так громко, – просительно произнес Степан.
     – Да, у меня радость! Я – сегодня выставляюсь!
     – Что?.. Ты что баба? – не понял друг.
     – Ну, ты… не понимаешь? Ты представляешь, что произошло? – опять затараторил Серафим, взорвавшись эмоциями. – Она навсегда оставит меня в покое. Неимоверно!
       Он забегал по комнате, а потом вдруг резко остановился.
     – Знаешь, есть золотое неписанное правило: от чего заболел тем и лечись.
      Он мгновенно полез в чемодан, и минуту спустя на столе появилась чекушка водки, на местном наречии «мерзавчик».
      – Не-е-ет! – замахал руками Степан. – Нет-нет! Все! Ты, что?.. Я алкоголик что ли?
     – Да, я не предлагаю пить, я говорю, что нужно выпить по сто грамм и головную боль, как рукой снимет.
     – Нет! – решительно сказал друг и уселся на кровать. Голова не проходила, и от этого было скверно в душе и противно на сердце.
     – Как хочешь, а я не такой стойкий как ты!
       Серафим откупорил чекушку и налил себе пятьдесят граммов «злодейки», как ее называли в журнале «Крокодил» и украинском «Перце». Лил он ее медленно, два раза скосив глаза на Степана.
       Тот вначале было отвернулся, а потом осуждающе спросил:
     – Что будешь сам пить? Это ж, ни в какие ворота не лезет.
     – Ну, ты ж не хочешь составить компанию, а голова требует ясности. Нужно все осмыслить: у меня такая гора с плеч свалилась.
     – Ты считаешь, что эта, как ее голова перестанет болеть?
     – Степа?!!.. – удивленно воскликнул Серафим.
     – А? – недоуменно взглянул на него сосед.
     – Ты что, никогда не похмелялся?
     – Никогда! В нашем роду пьют немало, но никогда, ни у кого не болит голова, я вот первым побил рекорд.
     – Знаешь?.. Тогда тебе и сам Бог велел в первый раз опробовать на себе! – и он уже со знанием дела налил пятьдесят граммов «злодейки» и во второй стакан.
       Головная боль прошла примерно на пятой минуте, а когда чекушка бесстыдно показала оголенное дно, Серафим достал вторую. Еще через десять минут им было и вовсе хорошо. Нет, ничего плохого: просто хорошо. В голове все стало на свои места, и Степана оставили все сомнения о целесообразности посещения знаменитого Привоза.
       Допить они не успели: к ним заглянули наши прелестницы Вика и Кэт. Выглядели они великолепно. Друзья даже рот разинули от удивления! Вика в своем розово-прозрачном сарафане, могла свести с ума все мужское присутствие в санатории, а Кэт в майке и джинсах, словно сошла с обложки вражеского западного журнала.

       Им понравился вид своих кавалеров, вернее, тот шок, который они на них произвели. Девочки, даже учуяв запах спиртного и обнаружив припрятанные остатки «мерзавчика», не нахмурились, лишь Кэт покачав головой, с улыбкой уколола:
     – Значит без нас?
     – Нет, что вы солнышки наши… – засуетился Серафим. – Как, так без вас! Просто у нас, вернее у меня привалило счастье, – и он рассказал, как помог соединиться на санаторно-курортный период лечения, двум, очень оригинальным особам: своей бывшей супруге со скучающим Николаем из 55 комнаты. – Вы представляете, я, кажется, окончательно получил развод.
       Вику, такой поворот событий очень даже обрадовал. Она мысленно уже задумывалась, что же ей делать и даже задала дважды этот вопрос Кэт. Но подруга только махнула рукой, отреагировав:
     – Само образуется!
       Эта фраза лишний раз подчеркнула, что в Беларуси было немало умных и прагматичных женщин.
        В любом случае, Вика и Кэт зашли к своим «лапочкам», как уже стало проскальзывать в разговоре то у одной, то у другой, с целью выяснить план сегодняшнего дня.
     – Дорогие мои! Привоз! Я покажу вам чудесное место! Купим черной икорки, балычка осетринки, и с дунайской селедочкой уже культурно закончим вечер на пляже.
     – Как вчера? – улыбнулась Кэт.
     – Нет! – веско заявил Степан. – Вчерашний день повторять не будем!
       Слова прозвучали как-то очень уж сурово, и девчата с беспокойством посмотрели на него – все же государственный муж, ученый с мировым именем.
     – Степа имеет в виду, что по заборам уже лазить не будем! – сострил Серафим, смягчая его слова, и Вика с Кэт неожиданно для друзей рассмеялись.
     – Так вы помните?!
     – Еще бы! – кивнул тот, абсолютно не зная, о чем речь.
     – Это Степушка перепутал ворота с забором и залез в соседний санаторий! – подошла к нему Кэт и обняла.
     – Правда? – вырвалось у виновника происшествия.
     – Ах, проказники, так вы нас разыгрываете!.. Вы ничего не помните? – погрозила пальчиком Вика.
       Ее розово-прозрачный сарафан на фоне окна, залитого бесцеремонным солнечным светом, открыл всю прелесть женского очарования. Вика об этом и «не догадывалась» и потому стала в еще более вызывающий луч солнца.
     – Забор помним! – отреагировал совсем обалдевший от такой красоты Серафим. – Ворота помним, а вот как оказались на одной койке со Степаном – не помним! – завершил он, забавно покрутив головой.
       От такой картины девчата зашлись в истерике смеха.
       Степан только махнул рукой и спросил:
     – На Привоз едем?
       Ему уже опять было хорошо и приятно смотреть на этих волшебниц, словно с небес спустившихся, чтобы подарить им счастье, которого ни он, ни Серафим припомнить не могли.
       Через двадцать минут, наши друзья уже подъезжали к гордости Одессы – рынку, воспетому в многочисленных одесских рассказах под названием «Привоз».

История cоздания стихотворения:

из цикла "Одесские рассказы".