Батл 1141 "Скелеты в шкафу"

Прошлое
цепкими держит ладошками,
льнёт повиликой.
Узами
душу сковали иллюзии,
больно до крика!

Милый мой,
осень тебя не помилует,
строго накажет.
Корчится
в жарком костре одиночество,
пачкает сажей.

Прошлое
цепкими держит ладошками,
вряд ли отпустит.
Сладостно
греют осенние радости
с привкусом грусти...

Чтоб не навлечь греха самоубийства, я дал по роже Пабло
Эскобару.
Ну не тому барону Эскобару, а с той же кличкой местному
барыге. На утро, под дверьми квартиры съемной, я обнаружил из
газеты сверток, лежала в нем
протухшая рыбина… Что ж мой конец, пожалуй, близко … Но
лучше расскажу все по порядку…
Скончалась накануне ночью, квартиросъемщица моя. Земля ей
будет пухом. И вот вчера, как только все открылось, попал я в
наш приход, на отпеванье. Там
наблюдая круглый нос-картошкой, ухмылку на устах совсем
бесцветных, а также уши воскового цвета, торчащие из-под
волосьев сальных, вдруг испытал
благоговейный ужас! Что, если промахнувшись прочной дверью,
ввалившись в тамбур не по назначенью, она Петру расскажет
небылицы!?
Про весь наш дом, и про меня конечно. Что я, балбес, совсем от
рук отбился, колю себя вонючим димедролом. А иногда вожу в
подъезд «лахудру». И что когда
она уходит из подъезда, то долго чистит локти и колени, при
этом ухмыляясь красной рожей!
Что после всех скандалов накануне, я ночью к ней ворвусь в
квартиру в "попу" пьяный. И что, зачем-то разбросав ее рейтузы,
я тапками, как грушами
швырялся. И что сильней я прижимай подушку, к распахнутому в
диком крике рту, ей не пришлось бы мучиться так долго!
О Боже правый, если эти бредни, дойдут к твоим ушам, то не
видать мне рая – однозначно!!!
Я был в отчаянье, и чтобы, что-то делать, забил себе косяк из
димедрола (ведь кислоту забыл я в баре местном). И вот, когда я
сделал три затяжки, мозг,
утомленный красочным виденьем, вдруг прояснился. И понял я,
что делать, горемыке.
Скорее к Пабло! Да, скорее к Пабло!!!
Он держит под крылом бандитов местных, и говорят,
еще"крышует" девок. К нему всегда все ходят за советом, о том,
что делать в случаях «пикантных». Там
мне подумалось, но точно-ли, не помню.
Он, восседал на кожаном диване, в мохнатых тапках и халате
ватном. Затем, с улыбкой кривоватой, мне протянул для поцелуя
перстень, такой, блестящий с
черным кабошоном. И вот, когда я преклонил колено, и голову
склонил для поцелуя, меня как будто молнией пронзило, и
мысль – предстать невинным
убиенным на божий суд пришла ко мне внезапно! Мне нужно
дать ему леща – и я безгрешен!!! Поэтому внезапно
распрямившись, влепил затрещину по наглой
этой роже.
И вот лежит рыбина на столе, протухшая и пахнущая дурно …
В моем мозгу, от счастья охмелевшем, вдруг эпизоды пронеслись
из детства. О том как я, с дрожаньем в полных ножках ходил под
стол, ходил, а не "по делу"…
Но я пожалуй, что отвлекся… Простите бедного поэта – он в
аффекте.
Слышны уже шаги на лестнице чердачной (квартира у меня на
чердаке), пыхтенье громкое, приглушенные речи. Ну что ж
товарищи прощайте, это Пабло!
Мое почтенье, скоро встретимся в Раю!