Батл 1768 "Лирика"

На двести лет
моей любви к вам хватит.
На двести лет и более.
Люблю!
Я надеваю праздничное платье,
я все вокруг сейчас благодарю.
Теряю голос и себя теряю,
я растворяюсь в мире голосов,
улавливаю что-то, повторяю,
но слышу музыку, не зная слов.
Прошу прощения у ясного проспекта,
я умоляю дом, я умоляю сад,
и у порога солнечного спектра
прошу: не дай мне отступить назад.
И слушая чужие разговоры,
и обостряя разум свой и слух,
я видела как в мировом раздоре
светильник веры вспыхнул и потух.

Почувствовав вторжение извне,
так, словно кто-то докучал: доколе?!
прикрыв на лямку дверь, я вышел в поле,
где пролетал несмелый первый снег…

Продрогший день залазил под покров
к осенней ночи, от печного дыма,
пространство ощущалось нелюдимым,
прослойкой между стынущих миров.

До горизонта, – словно небосклон
остывшими созвездьями утыкан, –
желтели неподсчитанные тыквы –
каретный парк для выбежавших вон.

Известная под именем судьба
возможность раствориться во вселенной,
в искрящейся суспензии нетленной,
воспринималась мной как ворожба.

Покров не ниспадал, он тёк во мне,
пульсируя в артериях и венах,
ломая все сомнения, как стены,
что догорали в праведном огне.

Переливаясь льнула темнота
к изреженному снежному покрову,
и было всё волнительно и ново,
и жить хотелось минимум до ста.

Из-под покрова в полночь, в день иной,
струился мост над звёздною рекою,
и разум был расчётлив и спокоен,
и наблюдал внимательно за мной…