Автор: Слон
Тема:Свободная тема
Опубликовано: 2021-01-09 20:08:05
Автор не возражает против аналитического разбора и критики в рецензиях.

Я расскажу, как прожил - на своём примере...

Я расскажу,  как прожил - на своём примере...

1.
В плен к немцам родителей моих угнали, тупо,
Там встретились,  и выжить  было бы не глупо,
Едой делились, новостями с фронта и мечтали,
А в день Победы сыночка Вову, с радости, зачали.

Голодные года - сорок шестой и далее седьмой,
Хотели выжить в детях, вот и занялись мной,
И даже с животом маму  очередь не пропускала,
За хлебом стоя, побледнела и в обморок упала.

Левшой родился, и имя выбрали  мне - Клава,
Но веская пипетка  всех убедила - это Слава,
Тех, кто под "немцем" был в  города - запрет,
В Донецк и Крым, откуда "предки"- прописки нет.

На шахте "двадцать два", вот так и приютились,
Шахтёры и мой отец полгода в корыте мылись,
Пока котельною, с горячим душем, строили спеша,
Ходили мужики чернее негров, детей своих страша.

Ещё топор, пила и фляга в сумке, за плечами,
Мы спать, но мыть отца ведь приходилось маме,
И зубы рвал отец, когда уж боль мешала  жить,
Брал плоскогубцы, таз с водой, просил не заходить.

В лет пять я помню,  плакали понурые калеки,
Они войну прошли, и вплавь форсировали реки,
Сирены взвыли, и паровозы рвали небо свистом,
Так мы прощались с отцом страны и коммунистом!

"Молчи на улице, сынок, и даже при соседях дома"
Такая просьба мамы - непонятна, но была  знакома,
Хотя нам нечего  скрывать,  лишь жить желаем,
О чём  шептались взрослые, теперь мы точно знаем.

Любое слово против власти могло попасть на стол,
Доносом от соседа и вот допрос, где явки, ствол?
Тебя заставят подписать - смолчал, знать будешь бит,
Клеймо предателя, а сколько дать - там  суд решит.

Ну не расстрел, те времена Хрущёв, похоже, отменил,
Страну голодную Никита кукурузой накормить решил,
Да, хлеб по вкусу был другой, к тому ж бесплатно,
В столовой шахтной он возвышался горкою опрятной.

Мы, пацанами, забегали и ели с горчицей за столом,
Никто нас не гонял, и даже тайно брали, "на потом",
Да, чернозёма есть четверть всех запасов в Украине,
За землю спор и накормить себя не удалось поныне.

В те годы, помню, зимой навалит снега метра три,
Да так, что дверь из дома не открыть самим внутри,
И тишина такая, что слышен бег, мышей под полом,
Тогда ковры на пол ещё не слали, и он был голым.

А в балке, меж деревьев, из снега сделали трамплин,
Брат на санях летает с горки, а я стою, грушу один,
И жду я санки, прижавшись к стволу дерева щекой,
Нет, я  кору  холодную нагреть не смог.  Итог другой:

Две операции и пол стакана гноя - боюсь больниц,
Недели две на грани был, с тех пор я ненавижу шприц,
Врачи под глаз из-за щеки усердно его втыкали,
Я перед этим под кроватью прятался, меня искали.

Прошли года, забыта боль, а воспаление след имело,
Лишь в десять лет сознание проснулось и созрело,
Учиться стало мне легко,  летать - лелеял я  мечту,
Хотя в семнадцать лет облом, я  с ней подвел черту.

Вернее вагонетка с брёвнами  промёрзлыми, со льдом,
Решила всё. Ведь я  с ребятами на ней  сидел верхом,
Мне не летать, когда  раздроблена  нога и я в постели,
Под  гипсом чувствую  возню червей на ране,  в теле.

Я маму попросил забрать меня с больницы и привет!
А план  был - всё снять, помыть, отпарить и в корсет,
Его из проволоки стальной  я плёл  и верил, что пойду,
Пусть не летать -  хромым не быть,  исправил я беду.

Костям, в  оправе,  пришлось, с хрустом подровняться,
Те месяцы мучений мне до сих пор кошмаром  снятся,
Как по утрам  на  велик  и вперед, чтоб мышцы нарастали,
А через год на  флот матросом  меня, повесткою, позвали.

Да не простой, с пометкою "ПЛ" на документах в уголках,
Таких двух букв я не встречал не  в прозе, не в стихах,
И лишь на сборах в области узнал, что лодка под водой,
Заменит на  три года  надежды и  мечты, сполна, собой.

Про "дедовщину"  на флоте противно вспоминать,
Кто званием  повыше, тот дурь свою способен показать,
Обидеть словом, или приёмом прижать до боли тело,
А ты  улыбочку держи, пока в глазах не  потемнело.

Но хуже, когда на утро встал, по окрику, с постели,
А новые ботинки, полотенце, паста куда-то улетели,
Идешь в бытовку, там куча обуви на выбор из старья,
И меркнут идеалы флота, а с ними и Родина  моя.

Учебы год в Крыму и год на Севере прошли уныло,
Другим  я  стал, романтика ушла, служение  опостыло,
Весь экипаж ПЛ на девять лет на дне морском остался,
Достали, хоронили с почестями, но я комиссовался.

Нет, я не прыгнул  со скалы, как двое из нашего отряда,
Шалило сердце, нервы, почки, но дома мама была рада,
Сынок вернулся потрепанный, угрюмый, чуть живой,
Я форму  школьникам отдал и срочно занялся собой.

2.
Учёба в техникуме - заочно, работа в цехе швейном,
Диплом с отличием в медтехнике, да был примерным,
И коммунистом был, и выбрали комсоргом - по делам,
Я верил в путь своей Страны,  активен был и  сам.

Не скрою,  квартиру партия дала, я стал гордиться,
Что  заслужил, идейным быть - пришлось жениться,
Я не  встречался и дня со своею будущей  женой,
Узнал поближе  на дискотеке вечером - итог такой:

Провёл домой, кормили - голодным был, как зверь,
В ту ночь, для верности, замок  повесили на дверь,
Схитрила  теща: -  "Я вас закрою, ложитесь спать,
Там спальни две, а мы на кухне, не будем вам мешать".

А утром весёлая была и снова  супчиком кормила,
"Со свадьбой не тяните,  детки"- с улыбкой говорила,
" Уж мебель куплена для вас, а домик можно снять,
На нижней  улице сдают, смотрите - вам решать".

Семнадцать  дней  прошло и свадьбу отгуляли лихо,
Устроились в чужом дому и вроде чинно, тихо,
Но видно я сглупил,  без встреч сошелся тупо,
Жениться надо, но не так - по быстрому и глупо.

Четыре года  в браке,  мне снятся   до сих пор,
На  нервах  быт и  моей мамы правильный укор:
"Женился скоро, без совета, терпи сынок теперь,
Хочу клубнички внуку отвести, притрется, верь".
  
Оставил комсомол  и с ним работу, ушёл на повышение,
В  восьмидесятых "тунеядству  бой" приняли решение,
Тогда  с закрытой шахты отличный построили завод,
Я инженером стал, жену устроил туда же, через год.

А в семьдесят пятом летом умер  мой  пожилой отец,
Простуда залезла в мочевой, а с трубкой был он не жилец,
Хотя мы все просили идти к врачам и удалят простату,
"Я не хочу под нож, умру своей" мы слышали цитату.

Два года мучился он с баночкой, привязанной на теле,
И без истерик тихо увядал,  другого чуда мы хотели,
А судьбы наши, хотя зависят от поступков всё ж от Бога,
Проверил скоро на себе, мне предстояла дальняя  дорога.

Квартира, садик для Серёжи,  как у всех людей,
Работа есть, здоровье, но нет счастливых дней,
Я сыну  небо открываю, свою мечту пытаюсь одолжить,
Летать хотел и строил дельтапланы, для сына буду жить.

В семье жены не всё так ладно со здоровьем было,
Родного брата и сестру отца - слабоумием накрыло,
А молодая в истерике, до обморока по поводу и без,
Делилась с мамой, прибавляя и тёщин дикий интерес.

Она гонялась за мной, со стулом, в моей квартире,
И целилась не по спине, а в голову, как в тире,
Ей  всё  казалось, что я дочку часто обижал,
Три года выдержал я от рождения сына и сбежал.

3.
Донецк- столица, не только, угольного края,
Лицо Донбасса, во всей  красе, и это зная,
Я с чемоданчиком  в руке и в сердце раной,
Рванул от всех, к свободе новой и желанной.

Диплом с отличием помог работу мне найти,
На фабрику электро-мастером, решил пойти,
Живя в общаге, от алиментов  не скрывался,
И строго, раз в  месяц, к сыну возвращался.

Однажды, правда, в Снежное, приехал я домой,
А на диване мужик беседует с моей женой,
Предупредила: - «Ты к  сыну, а сюда не смей",
Я был истцом в суде, развелся, вскоре, с ней.

Ещё лет пять при  мысли, что нет сына рядом,
Брала тоска, на мир смотрел понурым взглядом,
Но надо жить, работать не только на  аптеку,
Решил создать в свободном зале дискотеку.

По цветомузыке и  разной техники я в курсе был,
Деньжат, через профком  порядком раздобыл,
Я отвлекал, как диск-жокей, от выпивки парней,
И сам воспрянул после долгих, скучных дней.

Умело управляя светом, звуком и голосом своим,
Казалось мне, что я в "струе" и  здесь любим,
Но всё кончается и надо голодным идти спать,
И тут опять на грабли старые пришлось наступать.

"Ты исхудал. Идем, я накормлю тебя борщом,
Коньяк одной противно пить, давай вдвоём".  
Я видел раньше, что живёт она на верхнем этаже,
С ребёнком, лет семи, терять ведь нечего уже.

Поел, попил, должок отдал я в эту ночь сполна,
Воспрянул духом,  быть может  по судьбе она,
Та, с кем пройду по жизни смело, без изъяна,
А оказалось, что в стойло ставили меня - барана.

Любовник, майор из КГБ, то пойло не допил,
По праву хозяина  в общагу регулярно заходил,
Жена его,  за блуд такой,  устроила скандал,
Семья дороже,  дал слово, что навеки завязал.

Всё это, через месяц встреч, с понурыми глазами,
Сказала, что хочет узаконить чувства меду нами,
" Ты очередь жилья на фабрике скорей закрой,
На весну получу, если законной стану я женой".

Тихонько расписались, ведь надо верить и любить,
Квартиру получили, работа есть, знать будем жить,
Чуть позже, логику включу,  подняв  свои же шоры*,
Уже полгода, голубками  ворковали в разговоре.

     *шоры, боковое ограничение зрения лошадей.

4.  
Она в конторе стройки считалась рассыльной,
Любила командировки летом и раннею весной,
Уедет на три дня, вернётся  вижу, что чужая,
Блюёт  и смотрит в потолок, беременность такая.

"Нет, я рожать не собираюсь даже" - говорила,
"Я алкоголь пила, курила, нет-нет я всё решила"
Тогда чужое семя к разводу привело поспешно,
Две комнаты в квартире подели тихо, честно.

Полгода жили врозь, но вот зашла она в слезах,
Просилась долго и даже в церкви каялась на днях,
Простил, подумав, что и моя вина, по жизни, есть,
Загнав в душе, поглубже, мужскую гордость, честь.

Знакомыми мы в ЗАГС  зашли, уж в третий раз,
Хихикали под стол, смотря  с улыбкой на нас,
Но штампы ставили, медальку дали молодым,
А я подумал, что последний раз мы здесь стоим.

Пять лет природа ограждала от потомства моего,
Несовместимость биологии тут было, скорей всего,
Лечилась у  врачей, у бабок травами и потом,
Под осень, в тридцать пять  её отвёз в роддом.

Пока с ребенком сидела дома года полтора,
Всё было класс, как у людей, но вот пришла пора,
Идти работать, майор в магазин ей предложил,
И на конфеты стать, он протеже все время был.

Катилось колесо уловок и измены, но я не зверь,
Жена шахтёра, неспроста, ко мне ломилась в дверь,
Побить просила и отвадить. Нет, это гены и стезя,                        
Её не убедить и жить с ней, по -орошему,  нельзя.

Последней каплей был приход хахаля в мой дом,
Не буду вас пугать, но это был цирк или дурдом,
Я с малышом, она  с ним выпить дома захотела,
"Это мой будущий муж". И на колени к нему села.

Мелькнула мысль - есть два врага передо мной,
Его я  выкину в окно, потом пожертвую женой,
Уже шагнул,  надулись мышцы ног и всего тела,
Но пара глаз сыночка Димы  на меня смотрела.

А месяцем назад, всё маме пытался изложить,
"Не вздумай  драться, в любви ведь надо жить"-
Взгляд сына и мамины слова меня остановили,
Я муж второй и последний, там наверху решили.

Хотя и первому она помстилась - будь здоров,
Сама призналась, что убрала доски через ров,
Он ездил ночью, на мопеде через ту траншею,
Упал на дно, сломал два пальца. Она хотела шею.

Очнулся, смекнул, кто мог и по хромал дамой,
Побита была мужем сильно и это  не впервой,
Собрала сына, вещи, пришли на трассу, а там,
Да, да тот самый майор на черной "Волге" сам.

Он знал её, встречались и составляли планы,
Забрал в Донецк, зализывать от мужа раны,
Любовник постоянный есть, но муж нужней,
Я подошёл на эту роль, среди других парней.

Опять всё повторилось, как в кошмарном сне,
В районном ЗАГСе уже в  лицо смеялись мне,
И штамп поставили там, где страничка "Дети",
У нас отобрали паспорта и с ними страхи эти!

Разруха, девяностые года и я уже не молод,
В квартире мы два врага, во взглядах холод,
Она мне предлагает деньги за комнату одну,
А в это время мы теряем больше - всю страну.

Совет от КГБиста о скорой девальвации рубля,
Она не по телефону получила, а в постели – бля..
Я взял и написал расписку, а через две недели,
Реформа и все те деньги в десять раз просели.

Вот так влюблялся я с разгону и даже с лёту,
Намаялся и двадцать восемь лет платил по счёту,
Сыны исправно деньжата от папы получали,
Но по судьбе, по настоящему, отца не знали.

История cоздания стихотворения: