Автор: Татьяна Алекс Пивненко
Тема:Свободная тема
Опубликовано: 2015-06-26 22:21:55
Автор не возражает против аналитического разбора и критики в рецензиях.

"Отдай ее мне..."

Наш мир и мир иной настолько тесно связаны между собой, что иногда люди не находят объяснений неимоверным событиям, происходящим в их жизни. Кажется, что Зазеркалье - или как ещё именовать ту реальность, в которую мы попадаем после смерти, действительно существует. И те, кого мы раньше любили, кому доверяли свои тайны и секреты, готовы протянуть нам руку помощи даже с того света - помочь, предостеречь, оградить...
История, которую я хочу рассказать, поведала мне очень хорошая, добрая и душевная женщина, с которой нас связывают деловые и дружеские отношения. Я никогда не говорю людям, что хочу облечь их истории в слова, поэтому имена главных героев, конечно же, придётся изменить. Это история о любви - о всех существующих формах любви, включая любовь родительскую, супружескую и любовь, как данность - к миру, людям и животным.
... Он был солдатом, семнадцатилетним солдатом, который после одного из кровопролитных сражений 1943 года попал в госпиталь, расположенный в Харькове. Ему не давали шансов - слишком тяжелыми и безнадёжными казались его ранения врачам. Но мой будущий отец выжил - благодаря заботам моей будущей матери.
... Она была простой курносой и русокосой девчонкой, которая, едва окончив школу-девятилетку, пошла учиться на медсестричку, в медицинский техникум. Но планы, как водится, были нарушены внезапностью войны - а война, как и любовь, не оставляет шансов и выбора. И Наденька, вчерашняя пятнадцатилетняя школьница, которую отправили вместе с подругами в госпиталь из-за нехватки персонала, влюбилась. Она не могла дать ему умереть, и даже когда юный солдат забывался тяжёлым сном, девушка любовалась резким росчерком чёрных бровей, которые придавали лицу паренька трагические - не по возрасту - черты. Когда крылья иссиня-черных ресниц бросали тени на впалые, восковые щеки, она отгоняла Смерть своей песней - Наденька прекрасно пела украинские народные песни, романсы - и теперь она напевала их нехитрые слова ему - тому, кто ещё не назвал ей своего имени, почти шепотом.
И Смерть ушла. Однажды солдат открыл глаза и попросил воды - хриплым, каким-то не своим, слишком старым для его возраста голосом. И ковшик с отбитой эмалью на краях понесла она - Наденька, в тот момент показавшаяся ему самой красивой девушкой на свете, словно сошедшей с небес. Он откуда-то знал, помнил ее: и нежный голос, робко предупреждающий перед перевязкой о том, что "сейчас будет немножечко больно, совсем чуть-чуть, ну-ну, потерпи же", и теплую ласку ладони, придерживающей его голову, ставшую неимоверно тяжёлой, пока он пил. И тогда солдат протянул к ней слабую, исцарапанную и какую-то непривычно серую, безжизненную руку, и, силясь, чтобы вымученная улыбка не напоминала гримасу боли, сказал:
- Меня зовут Николай. А... тебя?
И самая красивая девушка, неожиданно зардевшись и опустив синие, словно небо, глаза, опушенные пшеничного цвета ресницами, еле слышно шепнула:
- Меня? Надя...
А когда он впервые встал, опираясь на её хрупкую, почти прозрачную руку, старый опытный врач всплеснул руками, и, быстро осенняя себя крестом, сказал:
- Чудо. Ну чудо - как есть!
И скрылся за дверью ординаторской - медсестрички посмеивались, что этот полуседой, уставший мужчина иногда пропускал стакан-другой разведенного спирта в полном одиночестве.
А Николай заново учился ходить - под её весёлый смех, незлобивые шутки - Наденька привыкла к нему и больше не боялась - и однажды ушёл на фронт, провожаемый её тихими слезами и обещанием:
- Я буду ждать...
И сам он хотел казаться бравым, много чего повидавшим - ох этот юношеский эгоизм! - однако, неловко обняв её и тайком утерев грубым рукавом шинели непрошенную слезу, нарочито громко пообещал:
- А я вернусь. Вернусь обязательно!
И слова его, подкреплённые гулким стуком шагов, отдающихся эхом в пустом больничном коридоре, казались ей маршем: "Я вернусь, я вернусь... Я вернусь".
И он вернулся. Разыскал её, растревожив сотрудниц справочной службы, разорвав горечь двух лет молчания, вновь разбередив юное сердце той, что на любые предложения поклонников, на попытки сватовства отвечала:
- Я заручена...
Вернулся, прежде дойдя до Берлина - на тех самых ногах, которые, по словам врачей, не должны были ходить.
... Свадьба была шумной и весёлой. Николай увез любимую к себе на родину - в Крым, туда где билось ещё одно родное для солдата сердце - сердце матери. У отца с матерью родилось четверо детей - плодов любви, которая сопровождала их всю жизнь.
- Я никогда не видела, чтобы родители ссорились, кричали. И со свекровью - бабой Машей, у мамы сложились тёплые отношения. Пожилая женщина оказалась мудрой, и, будто бы предчувствуя что-то, оберегала молодую невестку от бытовых тягот, до конца дней хлопоча по дому и помогая с нами, детьми. Маму помню хорошо - она постоянно пела. Особенно нравилось мне слушать ее пронзительно-грустные украинские песни, сидя в беседке, увитой виноградной лозой, теплыми летними вечерами, когда ветер был напоен запахами моря... Говорят, что хорошие люди везде нужны - вот и мама сгорела от рака в сорок лет, быстро, словно свечка, - с неизменной мягкой улыбкой на губах и всепрощающими глазами. Я уже все понимала, десять лет было - взрослая, - задумчиво повествует моя собеседница, Галина.
- Помню, отец высох, почернел весь. Бабушка утешала его, как могла, а когда после маминой смерти прошёл год, пыталась как-то наладить его личную жизнь, будто невзначай устраивая знакомство отца с неплохими, интересными женщинами - незамужними дочками приятельниц и коллег. Говорила: "Негоже мужику одному век коротать, не к добру это". Только отец видел бабушкины "маневры" насквозь, и однажды в сердцах сказал ей:
- Лучше моей Надежды нет, не было и не будет. Никто мне не нужен больше, пойми...
Николай пережил свою Наденьку всего на два года. Смерть его была неожиданной - просто упал, собирая яблоки в саду. Врачи сказали - сердце не выдержало, остановилось.
А ко мне мама явилась лишь один раз - во сне ли, наяву - не знаю. К тому времени была я уже замужняя, дочку родила. Да только материнство принесло мне не счастье долгожданное, а горе. Девочка была нездорова, кричала день и ночь. Врачи успокаивали - мол, перерастет, а я сердцем чуяла - не к добру это. Три месяца дочку буквально с рук не спускалась - все боялась, случится что. И случилось - только, как я теперь понимаю, что все, что ни делается, то к лучшему. Как сейчас помню: сижу в старым дворе, на скамеечке, ревущую Лизоньку на руках качаю, сама же спиной на ствол дерева, растущего позади скамейки, опираюсь. И такая усталость на меня вдруг накатилась, такая апатия - хоть руки на себя накладывай. Ребёнок кричит, надрывается, а у меня веки тяжелеют, словно каменные, только помню, что руками дочку крепко к груди прижимаю, чтоб не уронить ненароком. Закрываю  глаза - то ли сон, то ли явь: стоит передо мной моя мамочка, молодая, красивая, русые волосы по плечам струятся. Смотрит на меня ласково, по голове гладит и говорит:
- Галочка, отдай мне свою доченьку, Лизушку, ты ведь с ней намучаешься. А со мной ей хорошо будет, я её няньчить буду, на руках качать целый день.
А я вроде как маму спрашиваю:
- Как же я тебе дочку отдам-то? А со мной кто останется?
- А у тебя, Галочка, сынишек двое будет, крепких, здоровеньких.
И я будто бы верю ей, протягиваются руки, а она свёрток с доченькой у меня берет и, улыбаясь, растворяется передо мной, исчезает. Понимаю во сне, что ребенок-то мой беспокойный и кричать перестал, тоже мне, как и мама, улыбается - счастливо так, радостно.
... Вздрогнула я - как будто кто лампочку включил, и проснулась. Никакой мамы рядом нет, а дочка по-прежнему плачет на руках, не умолкая. Посидела я ещё пару минут да пошла в дом - как в тумане, не могу различить, где сон был, а где явь.
А через два дня умерла моя Лизонька - видимо, мама и впрямь теперь её там, на небесах нянчит. А мы с мужем, как от горя оправились, о детях вновь задумываться стали. Мальчики у нас, двое - вот так.
Галина замолчала, углубившись в свои мысли. Мне тоже хотелось помолчать вместе с ней, чтобы осознать то великое, всеобъемлющее, непонятное - то, что в человеческом мире принято именовать Судьбой.

История cоздания стихотворения:

Подслушано...