Додатковий 16. "А небо в зорях" на вірш Ніни Трало / АП творчої групи - Злива / |
Число 28. Як знищували українську мову / АП Т. Лавинюкової - Парость виноградної лози / |
Автор: Валентина Семенова
Тема:Автобиография
Опубликовано: 2016-01-17 10:53:34
Автор не возражает против аналитического разбора и критики в рецензиях.
I
Ничто не вечно в этом мире,
И переехав в новый дом,
В своей трехкомнатной квартире
Мы оказались вчетвером.
Из глубины воспоминаний
Теперь всплывает образ мамин.
Как описать его полней?
Когда я думаю о ней,
Во мне царят любовь и мука.
Упрямство деда, страх и страсть
В ней узурпировали власть.
И как рыбацкая фелука
Несет богатый свой улов –
Несу я горечь и любовь.
II
В семье живет одно преданье –
Что в третьем браке, через год,
Хоть после долгих колебаний,
Но Тося вычистила плод.
Едва вернулась из больницы -
С ней стало странное твориться,
Да наяву, а не во сне:
Как будто личиком к стене
В одной исподней рубашонке
Лет четырех стоит малыш,
(Знать, от себя не убежишь!)
И в крик : « - Отдайте мне ребенка!»
Лишь забеременев опять,
Мальчонку стала забывать.
III
Cтоял декабрь – и мгла, и стужа,
Но баба Тося наконец
Таки-порадовала мужа.
И новоявленный отец
Принес супруге апельсины,
А не цветы – в них витамины!
( Что там цветы? Какой в них прок?)
И набросал ей пару строк,
Поздравил с дочерью Аленкой.
Мороз январский свирепел,
Ребенок сильно заболел:
Сперва пищал в своих пеленках,
Потом затих и стал синеть.
- Нет, нет, ему не уцелеть! -
IV
Был приговор врачей . У деда
Ослабли ноги. В коридор
Шатаясь вышел. – Что все беды
В сравненьи с этой! Приговор
Любой звучал бы человечней!
Молился – плакать было нечем,
Душа замерзла. Вдруг жена
Зовет: « - Откашлялась она!
Смотри, вспотела головенка!
И просит есть!» Назавтра врач
Ушам не верил, слыша плач
И крик ожившего ребенка.
Развел руками: - Не пойму,
Ну, дай бог долгих лет ему.
V
И было много лет, но страхи! -
Их было больше во сто крат:
Она боялась малой птахи,
Щенков, лягушек и козлят,
Воды, укусов насекомых,
Воров и мнения знакомых,
Что мама может умереть,
На поезд можно не успеть,
Cвалиться с каменных ступеней…
Везде, куда не сделай шаг –
Везде клубился липкий страх,
И клубы этих испарений
Въедались в душу, в мозг и кровь.
«Нигде ни в чем не прекословь!» -
VI
Был ключ взаимоотношений
Ее и матери. Лишь раз
Без колебаний и сомнений,
Не опуская синих глаз
Она открыто взбунтовалась -
Судьба замужества решалась
(Конечно, тема не нова!)
На материнские слова
«Через мой труп!» она сказала:
- Так умирай! Не пропадем!
И настояла на своем.
А мать смирилась, мать устала
С Аленой спорить без конца –
Так мама выбрала отца.
VII
Но это все случилось позже.
На юность выпала война,
Где каждый год сполна был прожит,
И каждый день испит до дна.
Рейх наступал неумолимо;
Ушли Советы, вслед за ними
Исчезли мыло, спички, соль.
Комод, шкафы и антресоль
Сожгли в «буржуйке», но согреться
Случалось чаще, чем поесть.
Привыкнув ждать дурную весть,
Уже не так сжималось сердце –
Не верит юность и на треть,
Что завтра можно умереть.
VIII
Раз угодила под облаву.
- Должны в Германию угнать!-
Вбежала в дом соседка Клава,
И перепуганная мать,
Не помня, что и как надела,
На сборный пункт не шла – летела!
Нашла знакомого врача.
За брошь и четверть «первача»
Признал негодной по здоровью.
Два дня тревоги, ночь без сна –
Ее Аленка спасена!
И вот, присев у изголовья,
Тихонько плачет – спать не в мочь –
И все глядит, глядит на дочь…
IX
Раз пять у них квартировали
СС, штабисты, писаря;
Семью на кухню выселяли.
А раз, в начале января,
К ним поселили интендантов –
Двух капитанов с лейтенантом.
Их звали Герберт, Хорст, Адам.
Хорст к тридцати своим годам
Стал коммунистом. В разговорах
О том, кто нынче правит бал,
Иначе фюрера не звал,
Как вожаком безумной своры.
И сам, стыдясь за свой народ,
Вздыхал: - Возмездие грядет!
Х
Семье все трое помогали
Прожить голодную весну;
Войну все трое проклинали,
В которой вечно на кону
У заразившихся всевластьем
Стоят народы разной масти
По эту ль сторону – по ту,
И им кричат: - Ату! Ату!
Но как корявая березка
Жизнь пробивалась сквозь войну:
Девчонки, глядя на луну,
Ловили счастья отголоски,
Когда про сладкую печаль
Им пел расстроенный рояль.
XI
Консерваторские уроки,
И правда, теплились едва.
«-Но все же мы не одиноки,
Покуда музыка жива!» -
Провозглашал такие мысли
Максимильян Густавыч Пильстрем,
Консерваторский педагог.
Порой бывая сух и строг,
Он чаще музыкою бредил
И увлекал ученика
Через пространства и века;
И звуки клавиш, струн и меди
Посредством тактов, нот и лиг
Сплетали в вечность каждый миг.
XII
Уж если вы меня спросили,
Скажу о нем без лишних строф:
- В атеистической России
Жил старый, мудрый теософ.
Его престранные сужденья
Алена слушала с волненьем,
Порой дыханье затаив,
Как сладкий, хоть чужой мотив.
Он подружился с бабой Тосей
И, заглянув к ней на чаек,
Часами разбираться мог
В интересующем вопросе.
Дед теософа не любил
И развернувшись уходил.
XIII
Тот говорил о древних лунах,
Взывавших к нам из забытья,
И о семи заветных струнах
Как о причинах бытия,
О женской роли в судьбах наций
И о цепи реинкарнаций.
Соседи все б сошлись в одном:
По шведу плачет «желтый дом»
(Он был из обрусевших шведов).
Но тот их скупо привечал
И с посторонними молчал,
И мир его им был неведом –
Для позабывших солнце глаз
Булыжник - то же, что алмаз.
XIV
К нему- то и зашла Алена
Перед дорогой на село,
Страшившей, неопределенной…
Назавтра, только рассвело,
Они отправились: Аленка,
Отец и младшая сестренка.
Катили тачку, шли два дня
И спали в поле без огня.
Пришли на третий день к обеду,
Брели, считая каждый шаг,
Но все в аленкиных ушах
Звучал глубокий голос шведа:
« - Елена, Вы пошли спасать
Больную бабушку и мать.
XV
Не сомневайтесь и не бойтесь!
ВЫ ПРАВЫ – в этом весь секрет!
И ни о чем не беспокойтесь –
Вот мой единственный совет!»
Казалось, Пильстрем где-то рядом.
Не знаю, голосом ли, взглядом
Благословив на дальний путь,
Старик сумел в нее вдохнуть
Такую огненную веру,
Что через страх, опасность, ложь
Она прошла как острый нож
Сквозь масло. Кто, какою мерой
Измерить может силу слов
Несущих веру и любовь?
XVI
В обратный путь, и слава Богу,
Домой везут мешок зерна.
Идут знакомою дорогой,
Теперь за старшего она.
Отец простыл, его знобило.
Глядит – старик теряет силы.
Дошли до станции, а там
Столпотворенье, шум и гам.
За оцеплением вагоны,
Лютее немца полицай:
- Куда? Назад! Не напирай!
В ответ проклятья, крики, стоны.
И люди ждут по многу дней,
А холодает все сильней.
XVII
Идти пешком? Отцу все хуже.
Зерно в дороге отберут.
Под утро лед лежит на лужах.
Нет, ждать немыслимо. И тут
Аленка видит на платформе
Трех немцев в офицерской форме.
Метнулась к ним - : Майн фатер кранк!
-О! Was ist das? Ein Sturm und Drang?
И офицеры улыбнулись,
Услышав сбивчивый рассказ,
Увидев блеск упрямых глаз,
Между собой переглянулись
И полицаю: - Пропусти!
А ей: - Счастливого пути!
XVIII
Какое счастье влезть в «теплушку»,
В углу свернуться калачом,
Достать заветную «осьмушку»,
Жевать, не думать ни о чем…
Вам эта радость незнакома…
Ну, что же, к ночи были дома.
Был праздник, было не до сна –
Варили кашу из зерна!
Аленка ела, вспоминала:
Одна старушка там, в селе,
Гадала ей, потом сестре,
И иностранцев нагадала
В мужья обеим, и сама
Дивилась – это же тюрьма!
XIX
Гаданье вскоре позабылось,
А иностранцы – где ж их взять?
Такое людям и не снилось,
Такое страшно и сказать.
Сидели в тюрьмах миллионы –
Все иностранные шпионы.
А каша – ох была вкусна!
Потом окончилась война
И был великий день победы!
Стекался к площади народ,
Звенел от криков небосвод:
- Ура! Домой солдаты едут!
А в горле матери комок –
Пропавший без вести сынок.
XX
С войны он так и не вернулся,
Аленкин сводный старший брат.
В последний раз ей улыбнулся,
Садясь на поезд в Ленинград
Перед войной, за две недели…
И баба Тося в самом деле
Смириться так и не смогла,
А все ждала, ждала, ждала,
Терзаясь горечью утраты.
Но жизнь мелькала, как в кино.
Уже в промерзшее окно
Стучится год сорок девятый.
Мы здесь присядем отдохнуть –
Ведь впереди неблизкий путь.
XXI
Теперь понадобится карта:
За низкой солнечных долин
В горах, южнее речки Вардар,
Лежит селенье Серменин.
Там и родился лет сто двадцать
Назад прапрадед Янко Бацев.
Где этот край? Что за страна?
На карте мира чуть видна.
Здесь проживают македонцы –
Поющий маленький народ,
Не позабывший хоровод,
Народ, избравший флагом Солнце,
Не полководцы старины,
А юга мирные сыны
XXII
И прапраправнуки гуцулов,
Бежавших из Карпатских гор
От надвигавшегося гула
Лавиной шедших гуннских орд.
И так гонимы ветром горя
Дошли до ласкового моря
И заселили Солун-град.
Оттуда родом, говорят,
Два брата - Коста и Мефодий…
А если вдруг возникнет спор,
Взглянуть довольно на узор
На одеяниях в народе -
У македонцев и гуцул…
А я вернусь теперь к отцу
XXIII
И в наше горное селенье,
Где зреет сказочный гранат,
К старинным хроникам семейным:
Да, был у Янко старший брат,
Дома стояли по соседству…
Случилось все из-за наследства.
Покуда младший воевал,
Старшой к рукам своим прибрал
Хозяйство, деньги, козье стадо.
Остался Янко в нищете.
Да только брату деньги те
Впрок не пошли. И круги ада
При жизни начал проходить.
Как? Расскажу вам, так и быть.
XXIV
Надумал новый дом отстроить,
Позвал строителей – шептар.
Рядились, сколько будет стоить.
Сошлись на тысяче динар.
А дальше вот что приключилось:
Когда работа завершилась,
Расчет артельщик попросил.
Хозяин в дом их не пустил,
С порога скинул втрое цену.
Албанец денег тех не взял,
А вышел, плюнул, шапку снял.
И потерев ее о стену,
Нахмурив брови, бригадир
Сказал сквозь зубы: - Йок аир!
(прим. авт.: йок аир – не быть счастью)
XXV
Прошло семь лет. На перевале
Погиб от пули старший сын.
Убийцу быстро отыскали,
Свалив на младшего. Один
Лежит в земле, оставив сирот,
Другой бежал. Какой же Ирод
Так поглумился над семьей?
Пусть будет Бог ему судьей!
Но что скрывать – в деревне знали:
Погибший женку-то прогнал,
А сам с чужою загулял…
Мать не снесла двойной печали,
Ушла за сыном, и отец
Большой семьи - теперь вдовец.
XXVI
У старика остались внуки,
И те обижены судьбой:
Один, блажной, запил со скуки.
А младший – с заячьей губой.
Соседи так и сяк рядили,
Но дом сторонкой обходили.
Семь лет… Кто знает? в этот срок
Старик бы все поправить мог
Да заслужить толику мира.
Смирить свой буйный, алчный нрав,
Хоть искру в сердце отыскав,
И навещая, бедных, сирых,
Стоптать семь пар сапог до дыр…
Да не поверил! Йок аир!
XXVII
Что ж Янко? Он живым, здоровым
Домой вернулся в Серменин,
Убережен, быть может, словом
От вражьих пуль, штыков и мин.
В такое верится едва ли…
Жена, когда его призвали,
Чтоб уберечь от разных бед,
Дала пред господом обет
Отдать служить при церкви сына.
И чтоб любимому помочь,
Молилась жарко день и ночь.
А сына звали Костадином.
Смышленый первенец в отца –
Усмешка глаз, овал лица.
XXVIII
Для младших братьев бате Дине
Верховной властью облечен.
Ему семь лет – за них отныне
Перед отцом в ответе он.
Хотя без дела не сидела,
Мать то рожала то болела,
А он с пяти неполных лет
Перед отцом держал ответ
За воду свежую на ниве
И дома – тоже не пустяк!
Да если как- нибудь не так
Пошла канава на поливе.
А в десять лет уже всерьез
Ушел пасти хозяйских коз.
XXIX
Но где же детство уместилось?
Среди трудов, среди забот
Оно плескалось и искрилось
Стремясь за новый поворот,
В широкий мир. И очень скоро
Он все вокруг облазил горы,
Тревожа царственных орлов.
Таких отчаянных голов
В селе не помнили, и деды
Крестясь щепотью смуглых рук,
Вздыхали: - Вот башибузук!
А он в предчувствии победы
Взбирался вверх по зубьям скал
И выше счастья не искал.
XXX
Ну что, небось устали слушать?
И я немного полежу,
Передохну… и горло сушит.
А после я вам покажу
Забытый снимок. Там ваш прадед
Годов пяти. И мать посадит
Его на руки, и велит
Следить, откуда полетит,
Взовьется птица вспоминанья.
И, опустившись мне на грудь,
В глаза позволит заглянуть.
И вместо сонного преданья
В размытых контурах лица
ЖИВОГО высмотрю отца.
XXXI
Вставать на ниву рано летом.
Вот как-то в августе отец
Будил сынка перед рассветом.
Зевнув, почувствовал малец –
Лицо свело, на подбородке
Стянуло кожу посередке,
Как будто там завелся вдруг
Противный маленький паук.
Отец, вязавший сыну ношу,
Взглянул с тревогой, помолчал –
И сразу к знахарю послал:
- Беги, сынок, ведь это «лошо».
Учти, в пути не до проказ.
Не мешкай, дорог каждый час.
XXXII
Малыш бежал что было силы
(Отцу не надо повторять)
А до того селенья было
Так… километров с двадцать пять.
Сначала он в испуге несся,
Потом устал. Паук разросся,
Лицо и шею захватил –
На Дине ужас накатил.
Вбежал во двор. Старик у дома
Сидел, вязал пучки травы.
Не поднимая головы,
Сказал: - Да, это мне знакомо.
Иди-ка в дом, присядь к окну,
Я только руки сполосну.
XXXIII
Старик пришел, прочел молитву,
Взглянул в лицо – уже до щек
Добрался спрут – и острой бритвой
По кругу щупальцы отсек.
Мальчонка сжался, но не ойкнул.
Из шкафа знахарь взял настойку
В бутылке темного стекла,
( О, Боже, как она пекла!)
Прижег надрезы и отправил
Домой, сказавши: - Костадин!
Не смей сегодня спать один –
Уснешь навеки! – И добавил :
- Смотри же, сколько б ни идти –
Не отдыхай один в пути.
XXXIV
И он отправился обратно –
Девятилетний мальчуган
На ослабевших, будто ватных
Ногах; в глазах стоял туман
От слез невыплаканных, что ли?
От облегченья или боли?
Вернулся к ночи и упал
На кучу смятых одеял
Почти в беспамятстве. Родные
Над ним две ночи провели
И добудиться не могли.
Но Дине выдюжил. Отныне
На подбородке будет шрам,
Как знак «За жизнь сражаюсь сам!»
XXXV
А где прошла граница детства –
Так то отец определил.
Он знал одно простое средство –
За все проступки Дине бил.
Однажды снова поднял руку
На сына. Тот ее без звука
Перехватил, хоть побелел.
- Эге, сынок, ты повзрослел. –
Сказал тогда отец спокойно
И впредь руки не поднимал,
А с ним советоваться стал
Уже как с равным и достойным.
Тринадцать лет – пора мужать,
Отцу как другу руку жать.
XXXVI
Едва на свет явился Раде –
В семье уже четвертый сын –
Как Дине понял: значит надо
Ему покинуть Серменин.
Земли на всех теперь не хватит,
Так лучше время он потратит
На то, чтоб выучиться шить –
На это можно будете жить.
Но не сейчас. Пока что нужно
По воле матери на год
Идти служить. И он пойдет
Весь год нести при церкви службу.
На мать не станет он пенять –
Обеты надо исполнять!
XXXVII
Но в церкви правду редко сыщешь.
(Куда ты смотришь, Боже мой!)
Все подаяния для нищих
Поп забирал к себе домой.
Однажды Дине не сдержался
(Он после службы оставался
Помыть полы, прибрать алтарь)
И все съестное запер в ларь,
А ключ на месте не оставил,
Забрал с собой. И поутру
Все по церковному двору
Раздал убогим, Бога славя.
С тех пор священник Михаил
На Дине злобу затаил.
XXXVIII
А тот смеялся беззаботно
И в ус не дул – каков нахал!
И при возможности охотно
Все приношенья раздавал.
«- Наверно, он умалишенный!» -
Шептала тетка раздраженно
На ухо матери. « – Потом,
Зачем же ссориться с попом!
И где, скажи, благоговенье?...»
Церковный колокол зовет
В страстную пятницу народ
Явиться на богослуженье,
И с ним заводит разговор
Густое эхо ближних гор.
XXXIX
Вот все под каменные своды
Заходят, служба началась.
Забыв на час свои невзгоды,
Стоят то ежась, то крестясь,
Прохладным вечером весенним.
И вдруг раздался с возвышенья
Горячий голос молодой,
Ерусалимскою страдой
Раздвинул тесные границы
Церковных стен, и живо в них
Звучит седой библейский стих.
У прихожан светлеют лица:
- Эй, Янко! Видно вышел прок!
Гляди, каков подрос сынок!
XL
Истек, истаял срок обета.
Мелькнула быстрая весна
И восемнадцатое лето.
К селу прихлынула война.
Война! Вот не было печали!
Сперва крестьяне привечали
«Болгарских братьев» , а потом
Мечтали только об одном –
Чтоб те убрались восвояси.
Болгары брали все подряд:
Кунжут и сыр, и виноград.
А скоро новость разнеслася:
Везут, собрав кругом в горах,
Домой вагоны черепах!
XLI
- Видать, «троюродные» братья. –
Шутили мрачно старики, -
По нашим родственным понятьям
С такими знаться не с руки!
А немца вовсе нам не надо!
И в партизанские отряды
Шла посмелее молодежь.
Краюха хлеба, старый нож
Да табачок – недолги сборы.
Чем ждать, когда угонят в плен
Или подстрелят возле стен
Родного дома, лучше в горы…
Сражаться… Там хоть будешь знать,
За что придется умирать.
XLII
Их всех по ложному доносу
Свели в участок. Офицер
Их отпустил после допроса,
Но, протирая револьвер,
Им бросил вслед: « - Из Серменина
Ни шагу!» В тот же вечер Дине
Сказал друзьям: « - Теперь пора.
Мы ждать не будем до утра.»
И в ту же ночь ушли в «планины».
Умчался сокол, не вернуть…
Мать не дает младенцу грудь:
Зачем кормить шестого сына,
Когда их первенец…Да что ж!
Что говорить? Как острый нож
XLIII
Была для сердца эта новость.
Тревога станет проступать
Через привычную суровость
Усталых глаз. И будет мать
Вздыхать и плакать до рассвета:
-Ох, леле, мило мое дете!
………………………………..
Светает…Надо поспешить,
Успеть взрывчатку заложить.
Нет, подождем… Идет обходчик…
Пора… теперь без суеты…
Крепите…С насыпи в кусты
Скатились…В лес по одиночке…
И взрыв… Хватило трех минут.
До места танки не дойдут.
XLIV
Ребят в отряде обучили,
И Дине стал подрывником.
Итак, заданье получили,
Взрывчатку взяли и пешком
По тропам. Что бы ни случилось –
Добраться.! Вот где пригодилось
Все, что он знал о нраве гор,
Что в нем дремало до сих пор.
Играть со смертью день – не мало!
А год – привыкнешь, может быть.
Но и захочешь позабыть –
Во сне увидишь те же шпалы,
Быки взлетевшего моста
И в бездну рухнувший состав.
XLV
Уже страна высвобождалась
Из цепких щупальцев войны;
Уже мечталось и желалось
Как в предвкушении весны.
Отряды в армию вливались,
Служить ребята оставались,
Чтоб не идти пасти овец.
Служить остался и отец.
Он день и ночь мечтал учиться,
Он вечный голод ощущал,
И командир пообещал,
Что это может получиться –
Как будто к солнцу поманил!
- В Союз поедешь? –уточнил.
XLVI
Tак мой отец попал в Россию,
И главный пласт его судьбы
Улегся ровно и красиво
Без колдовства, без ворожбы
Туда, где Вечный Архитектор
Уже давно готовил сектор
На зов сигнального огня.
Пространство, время бороня,
Уже давно его посланцы
Рыхлили почву под росток.
А поезд мчится на восток…
Тот миф, о встрече с иностранцем,
Он проступает все ясней.
Осталось ровно двести дней.
История cоздания стихотворения:
См. письмо первое
Який гарний вірш! Єдине- слово сходе замініть на сходить. І більше я не бачу недоліків. Дякую щиро! |
Рецензия от: Леся Леся 2024-04-26 18:35:23 |
Щира Вам подяка за твір, Едуарде! |
Рецензия от: Леся Леся 2024-04-26 18:32:57 |
У Вас багата мова. Скільки цікавих слів. |
Рецензия от: Леся Леся 2024-04-26 18:30:33 |
Люблю рок-музику. Люблю
слухати Фреді Меркурі.
Обожнюю Believer. Людмила Варавко, дякую вам за "тепло душі". Я неадекватна людина, т(...) |
Рецензия от: Омельницька Ірина 2024-04-25 11:58:28 |
Most Popular Rock Songs
On YouTube 1 Passenger | Let Her Go 3.7B 2 Imagine Dragons – Believer 2.6B 3\4 The Chainsmokers & Coldplay - Something Just(...) |
Рецензия от: Серж Песецкий 2024-04-23 23:49:15 |