Автор віршів, байок, поем і казок. Член Міжнародної Гільдії Письменників (Німеччина). В instagram (@sagarmat_anna)

Автор: Анна Сагармат
Тема:Исторические стихи
Опубликовано: 2016-10-14 19:44:25
Автор не возражает против аналитического разбора и критики в рецензиях.

Гетман

Пролог



Давно события веков ушедших миновали,

Историей для нас, потомков, стали,

А мы всё вновь и вновь их изучаем,

В архивах рукописи давние листаем, –

Поступки персоналий мы хотим понять,

Их тайны приоткрыть, а может, – разгадать.

Ведь ход истории они определили

И на века пути-дороги проложили

Для нас, потомков, целого народа, –

Всего могучего украинского рода.

Попробуем и мы испить из таен чаши

Такие скромные задумки наши.



I. Всадник



Холодный ветер с горечью полыни дул,

Пронизывая редкий лес и, создавая гул.

Для лета необычное погоды проявленье,

Но у природы нередки исключенья,

Когда на смену зноя холода приходят

И ветры, грозы и дожди приносят.

То лето выдалось таким же нестабильным –

То жарким, то с дождём обильным.



По лесу всадник скоро мчался… Сбился,

У старой ели, осадив коня, остановился.

Минуты две он раздражённо озирался.

Холодный лес в вечерний сумрак погружался.

И незнакомец, всматриваясь в тени, злился,

Он осознал с досадою – с дороги отступился.



А лес всё больше в темень погружался,

В вечернем сумраке теперь казался

Холодным, мрачным и безлюдным,

И по-особенному неуютным.



Как вдруг в вечернем сумраке огонь блеснул.

Коня нетерпеливо всадник развернул,

Всмотрелся он внимательнее в темноту,

Деревьев уходящих густоту,

Что кронами зелёными смыкались

И вдаль далёкую угрюмо удалялись.

– Похоже, хижина лесная, – догадался.

Коня пришпорив, на огонь подался.



Чем ближе всадник приближался,

Тем больше он в догадках убеждался

И торопился к цели поскорей добраться,

Чтобы в ночи средь леса не остаться.

А конь, учуяв скорый отдых, мчал,

Деревья огибая, на огонь скакал…



Только к закату полному, исходу дня,

Почти у хижины, уняв галоп коня,

Напор тот незнакомец сбавил,

Животное уставшее погладил.

Холодный ветер с горечью полыни окатил.

И всадник, осадив коня, остановил,

Всмотрелся, – что за хижина такая,

Хозяин кто такой, коли жилая?



II. Старик и дочь



Пока строенье с любопытством изучал

Да нетерпенье друга словом усмирял, –

Из хижины донёсся шорох ног,

И скрипнул половицею порог.

Открылась дверь, – с лучиною старик предстал,

В ночи холодной, словно призрак, он стоял.



Высокий лоб седые пряди обрамляли,

До самых плеч свободно ниспадали,

Густые брови белые да борода седая.

Лицо худое, лучиной освещая,

Старик белесыми глазами посмотрел,

(Он был слепой), откашлялся и покряхтел,

Потом почти беззвучно прошептал:

– Кто будешь, путник? Как сюда попал?



Минуту всадник ничего не отвечал,

Как завороженный, в ночи молчал,

Казачью шапку сняв, на старика смотрел.

А огонёк лучины, что горел,

Стал иссякать и сполохами отвечал.

Уняв смятенье, всадник, наконец, сказал:

– С дороги сбился я, отец, впусти,

На ночь, коль можешь, приюти.

Устал и голоден, хочу передохнуть,

А на рассвете вновь отправлюсь в путь.



Едва успел договорить, как в темноте,

В лесной далёкой и холодной черноте

Ответил ветер завыванием глухим.

Старик поморщился лицом худым,

Но не спешил гостеприимство проявлять

Да незнакомца в свою хижину впускать.



– Что пана держите, отец, в дверях? –

Послышались короткие шаги в сенях,

И женский мелодичный голос прозвучал,

Из темноты девичий стан предстал.

– Зовите к ужину, я стол уже накрыла.



У незнакомца даже дух перехватило,

Когда в глаза девичьи заглянул, –

В их изумрудной глубине едва не утонул.

А девушка лукаво улыбнулась только,

Взгляд незнакомца не смутил её нисколько,

Лишь косу русую с плеча она убрала.

– Я Ольга! – церемониться не стала,

Представилась красавица и обняла отца.



Не отводя очей с её лица,

Откинув кудри светлые, ответил ей:

– Похоже, в доме рады принимать гостей!

На старика взглянул, – тот подобрел,

Смягчился чуть и возражать не смел.

Коль дочь одобрила, тому и быть,

Гостеприимство рад он проявить.



– Иваном буду! – всадник продолжал. –

И сам не знаю, как сюда попал!

В Батурин еду, да с дороги сбился, –

Я на развилке обознался, заблудился.

Рукой махнул куда-то далеко во тьму.

– Ночлег и ужин с благодарностью приму.

Пойду коня лишь привяжу на ночь.



– Ты не тревожься, всё устроит дочь! –

Старик Ивану добро отвечал

И за собою в хижину пройти позвал.



III. Иван



Огонь в печи уютно полыхал,

Нехитрые пожитки освещал:

Два маленьких оконца, лавка, стол,

Кудель и прялка, травою выстлан пол,

В углу на полке, убранной цветами,

Лампадка да икона с рушниками.

Приятный аромат похлёбки лился.

Переступив порог, Иван перекрестился.



И взгляда беглого хватило, чтоб понять,

Здесь жили небогато, но умели соблюдать

Традиции казацкого народа.

«Видать, из запорожского хозяин рода», –

Подумалось Ивану, когда саблю снял,

Что на стене висела, но спрашивать не стал.

На лезвии стальном зазубрины сказали,

Красноречиво и без слов Ивану указали,

Что битв оружие прошло немало.

И гостю любо в доме и уютно стало.

В усы он только мягко усмехнулся

И к старику с вопросом обернулся:

– Как звать тебя, хозяин, величать?

Горилка будет гостя угощать?



Старик замешкался, довольно покряхтел,

На добром слове гостя подобрел,

Лишь настоящая душа казачья знает:

Когда порог чужого дома заступает,

Что за знакомство нужно пригубить,

Удачу добрую и дружбу окропить.



Старик ответил: – Как же, есть родная! –

И заходилась в смехе борода седая.

– Куда же без неё нам, казакам!

Уж не по старческим моим летам,

А малость позволяю… – Тихо следом

Затрясся в кашле тощим своим телом.

– Степан Спивак я, – так себя представил,

Прошёл к столу, чуть погодя, добавил,

Склонившись к скрыне: – Перцовую люблю.

Огонь – горилка! По чарочке налью!

Садись к столу, Иван, и будь как дома.

Тебе, я вижу, жизнь казака знакома,

Не понаслышке знаешь саблю-мать,

Из наших будешь, казаков, видать.



Иван, дивясь, к столу прошёл и сел.

«Старик слепой, а разглядеть сумел.

Мудрёный дед», – подумав, усмехнулся,

Глотнул огонь из чарки, поперхнулся.



Старик, усы поправив, и свою испил,

Напиток жгучий каплею пролил,

Утёрся рукавом сорочки, продохнул,

К столу придвинул ближе стул,

Краюху хлеба взял, перекрестился.



– Коня услышав, я немало удивился, –

Продолжил дед расспрашивать Ивана, –

– Ведь от дороги далеко наша поляна.

Тревожно стало, что за гость у нас такой?

С добром не всякий путник в час ночной

Прибьётся к дому, всякое бывает.

Кто настороже – тот беду не прозевает.



– С добром, отец, я, будь спокоен.

Худого не держу, и в помыслах достоин.

Казак по духу и по роду своему,

Не причиню дурного дому твоему, –

Иван ответив, выпил чарку, закусил.



В лесу далёком ветер вновь завыл,

Прохладой в хижину на миг ворвался.

В дверном проёме облик показался,

Лучиной освещая, Ольга в дом вошла.

– Коня устроила, воды, овса ему дала…



Помыла руки девушка, к печи прошла,

Передник повязала да рогач взяла.

– Горячею похлёбкой буду вас кормить,

Стряпнёй своею пана не смогу я удивить,

Но голод, обещаю, утолите сытно.

Запахло пряно, аппетитно.



На гостя Ольга мельком посмотрела,

Пока похлёбку наливала, разглядеть успела:

На вид за пятьдесят, но моложавый,

Фигура складная, усы да чуб кудрявый.

Но стрижен был как шляхтич. «Кто такой?

Одежда дорогая, не казак простой», –

Отметила красавица. И миски подала

Отцу да гостю, с краю села у стола,

Уж больно любопытно стало ей.

В глуши лесной, да толком без людей,

Считай, в отшельничестве они жили, –

До хутора ближайшего три мили…

А тут пожаловал к ним пан такой!

Для девушки неопытной и молодой,

Неизбалованной общением мужским,

Был незнакомец гостем дорогим.



Ни слова за столом не слышала она,

В смятенье, новых чувств была полна,

За паном с любопытством, украдкой наблюдала,

В мужские разговоры толком не вникала.



Закончив с ужином, мужчины закурили,

А после спать пошли. На том и завершили

Господней помощью тот мирный вечер.

… Гулял по лесу тёмному холодный ветер.



IV. В дорогу



Едва пробилась зорька утром ранним,

И заалела только чуть за лесом дальним,

Иван седлал в дорогу верного коня.

Он собирался скоро (потеряв полдня,

Надеялся упущенное время сократить,

В Батурин в час назначенный прибыть).



Старик на ганке с люлькою стоял

И молчаливо гостя в дорогу провожал.

А Ольга вынесла жбан квасу, поднесла,

Глаза скрывала и грустна была…

В дорогу краюху хлеба предложила

И улыбнулась на прощанье мило.



Иван пил квас, на девушку смотрел.

«Красивая дивчина, кабы не прорва дел...»

На этой мысли сам себя остановил,

Невольным взглядом девицу смутил.

Ему заботы важные намедни предстоят,

О них бы думать… Ждёт отряд,

Уж обыскались все его, на час оставил.

…И заблудился, словно бес управил.



Иван в усы лукаво усмехнулся,

На лес предутренний серьёзно обернулся

И к Ольге обратился, возвращая жбан,

Не удержавшись, глянув на девичий стан:

– Прощай, красавица, очаровала, признаю,

Не скоро позабуду я красу твою,

Но по делам спешу и задержаться не могу.

Гостеприимству рад был и теперь в долгу.

Кто Господа дороги может знать?

Не стану наперёд судьбу и я гадать,

Быть может, свидимся ещё, прощай!

И казака Ивана добрым словом поминай!



Ответила улыбкой Ольга молчаливо,

И поклонилась головой она учтиво,

На слово верное Ивана согласилась.



Заря над тёмным лесом золотилась

Полоской тонкою пурпурного огня.

Иван в седло запрыгнул на коня:

– Прощай, отец! Мир дому твоему, –

И поскакал галопом в леса тьму.



V. Гетман



А лес всё больше светом наполнялся…

Всходило солнце, месяц растворялся

В прозрачном чистом небе голубом,

Виднелся теперь тоненьким серпом.



Иван любил за красотою наблюдать,

Природы измененья отмечать.

Они неведомые силы в нём будили,

Как будто неземными даже были,

И наполняли душу приятной чистотой,

Что лишь поэтам и знакома глубиной.

Он изредка и сам стихи слагал

(Хотя себя поэтом не считал),

Когда минуты вдохновений приходили,

На думы, рассужденья наводили…

В стихах коротких душу раскрывал,

Обуревающие чувства изливал.



Так, размышляя, тёмным лесом мчался,

Коня подхлёстывая, приближался,

Где на развилке трёх дорог сошёл с пути

И, заблудившись, свой отряд не смог найти.



На встречу тайно ездил, где глаза чужие

Не к месту ему были, потому такие

Замысловатые пути себе избрал,

Во времена лихие никому не доверял.

Не раз уже в делах он убеждался:

Что знаешь сам – сокрой. А потому считался

В кругу казачьей знати скрытным,

А при дворе царя России – хитрым.

Да и поляки-то не сильно доверяли,

Какими только мифами не награждали.

На всё Иван смеялся да зорко наблюдал,

Врагов, завистников своих не отпускал.



Когда-то Анна Дольская ему сказала,

На ухо очень верно нашептала:

«Не можешь победить врага – ты обними его,

Прими и рядом удержи, как друга своего».

Ох, баба хитрая! Что в юбке бес лихой!

Полячка знала – вертит шея головой,

В интригах спрытной мастерицею была

И думала – к рукам его, Ивана, прибрала.

На этой мысли улыбнулся мимоходом.



А лес туманный солнечным восходом

Всё больше оживал и зеленел,

Бодрил свежо, в лучах светлел…



Иван познал немало женщин разных:

Амбициозных, трепетных и страстных,

Кого любил – и сам, наверное, не знал.

Жену свою как данность принимал,

Ведь чувствами его не завладела,

Стать главной в жизни – не сумела.

А потому утехи он на стороне искал,

В делах любовных предпочитал

Плотские удовольствия – сердечным,

Быть может, и считался он беспечным,

Но это уж никак не беспокоило его:

Дела державные – прежде всего.

Для гетмана и быть иначе не могло.



А солнце ясное почти уже взошло,

Когда услышал ржание коней,

Увидел силуэты казаков-парней –

Дождались гетмана, не сомневался в том.

И в тот же день в Батурин прибыл он.



VI. Мазепа



А в резиденции уже заждались,

Еще вчера готовились и прибирались,

Да задержался гетман, не впервые…

Привыкшие прислуга, дворовые

Обязанности справно исполняли,

Хозяина отъезды принимали

Без суеты, коль частыми случались,

И необычным чем-то не казались.

Когда прибудет он, один или с гостями,

Вельможными панами иль послами –

Даже вопросами никто не задавался,

И молча каждый угодить старался.



Гостеприимство гетмана известно было,

О том рассказов множество ходило.

Ведь гетман Войска Запорожского любил,

Чтобы уют в палатах неизменным был,

Изысканно богатством убраны покои.

Он был эстет, и старые устои

С новинками успешно совмещал.

Художественный вкус Мазепы восхищал.

Его талантами природа щедро одарила,

Да мать немалому Ивана научила:

Знал языки пяти народов, был учён,

Слагал стихи и музицировал прекрасно он.



За тонкий вкус и острый ум глубокий,

Да кругозор богатый столь широкий

Мазепа уважение Петра снискал,

Что русский царь хвалебно отмечал.

Их единило многое – державные дела,

А дружба скреплена походами была.

Умел Мазепа расположить речами,

Задобрить русского царя дарами,

Каких немало государю посылал

Да преданность Петру тем выражал.



Доверием царя Мазепа дорожил

И молодому государю верою служил,

Осознавая, – без поддержки он

В правленьи Гетманщиной обречён.

И булаву свою не сохранить ему,

Его повергнут очень скоро, потому

И не гнушался он доносы посылать,

Чтобы отпор казачьей знати дать,

Да люд простой умело усмирить,

А к самодержцу – уваженье проявить.



Когда Мазепа в палаты возвратился,

Сменил одежды, спешно лишь умылся,

Его гонец уже в покоях ожидал,

Привёз послание Петра и передал.

И гетман, не утоливши голода с дороги,

Излив поток эмоций в слоги,

Усевшись за рабочий стол, устало,

Да отодвинув всё, чтоб не мешало,

Стал бегло что-то из листка читать.

Со стороны не трудно было разобрать –

Прочитанным доволен. Бормотал,

Улыбку не таил и лоб чесал…



Только поход Азовский завершился (1696 г.),

Где Пётр на славу отличился.

Османскую империю серьёзно потрепал,

Величие и мощь России показал,

Азов турецкий, крепость захватив,

Свои таланты молодые проявив

Серьёзного стратега и новатора,

И флота русского организатора.

О чём Мазепу он в письме оповещал,

Да свой восторг и радость не скрывал:

«Морским судам в России быть! – писал. –

Бояре Думы согласились», – излагал.

«Военный флот отстроим мастерами,

Поднимем мощь России над морями…».



Мазепа усмехался, не скрывая,

И государя Русского желанья понимая,

Поход Азовский с казаками поддержал,

И важность флота для России разделял.



Посланье дочитав, листок сложил,

В шкатулку дорогую отложил,

Где переписка деловая содержалась,

Замком английским прочно закрывалась.

И лишь затем отправился еду принять,

Да Анне, жене, своё вниманье дать.



VII. Великая мечта



А знать казачья докучать умела,

Плести интриги, не сидеть без дела.

На миг Мазепа бдительности не терял,

И без вниманья своего не оставлял

Ни недругов открытых, ни друзей,

И даже свите он не доверял своей.

Ведь понимал, – слабину только дай, –

И гетманскую булаву лишь поминай.



О нём ходили слухи, мол, избранием своим

Обязан был Голицыну. Подарком дорогим

Задобрил князя – и вопрос решился.

Откуда слух негодный появился,

Мазепе не было в том никакого дела,

Умел интриги повернуть умело.

С паденьем власти Софьи не зевал

И в челобитной изложил царю: «Давал...,

Коль угрожали, а куда было деваться,

Был вынужден, не мог я отказаться!..»

И замыслом таким своим нехитрым,

Доносом важным челобитным

Сумел и от Голицына он откреститься,

И к новому царю расположиться.



Мазепа мог бы о морали рассуждать,

По совести дела вести и не вступать

В придворные интриги откровенно.

Да только знал он достоверно,

И как стратег великий рассудил,

Что лучше остудить свой пыл

О совести и чести, красоте морали,

Как бы вассалы громко не кричали.

В делах державных цели есть большие,

Чтоб Гетманщину удержать в года лихие,

Да растащить не дать, как много раз бывало,

Правителю одной морали мало –

Здесь мудрость в деле надобна была.

И что ему молва людская да хула?



Имел Мазепа замысел, великую мечту –

Казацкую державу возродить, но ту,

Что при Хмельницком только процветала,

В одном начале бы объединяла

Все земли украинских казаков:

Днепра могучего обоих берегов

Да Запорожье. Свободу дать!

Да булавою бы единой управлять,

Подняв над Украиной тризуб золотой.

Такой великой сокровенною мечтой

Иван Мазепа своё правленье жил

Да преисполнен полной веры был,

Что рано или поздно мечту он воплотит,

Объединенье Украины завершит.



Во имя цели о морали забывал,

Когда доносы в челобитных излагал,

Не жалуя своих соперников, врагов,

Да и друзей, бывало, не щадя голов,

Когда тому причины какие возникали

И на пути у планов гетмана вставали.



«Дела державные – важней всего», – считал,

Контроля, бдительности не терял,

Жестоким не был, но характер проявлял

И жалость в своё сердце не впускал.

Так рассуждал Мазепа прагматично,

Не тратя времени в раздумьях, что этично,

Да и моралью душу не тревожа,

И потому, успехи постепенно множа,

Он шёл к мечте своей, а там – как будет,

Как воля Господа судьбу рассудит.



VIII. Державные дела



Заботы о державе на миг не отпускали.

Когда в походах казаки не выступали,

Мазепа, не жалея времени и сил своих,

Да и финансовых ресурсов никаких,

Строительством активно занимался.

Высокий уровень архитектуры поднимался

В Батурине, Чернигове, Полтаве,

Да в Харькове, Переяславе,

Ну и, конечно, в Киеве, где возводились

Особняки и храмы... Не скупились,

За гетманом, наследуя пример такой,

Посильный вклад спешили сделать свой

Из высшей знати казаки, старшины.



И благородных куполов вершины

Над Лаврою Печерской поднимались,

Да золотом под облаками раскрывались.

Собор Никольский за холмом

Да церковь Всех Святых с гербом –

Так Лавра постепенно разрасталась,

Барокко украинским украшалась.

А после церковь Вознесенская монастыря,

Игуменьей которого в тот час была

Мать гетмана. Мазепа не скупился

На то, чтоб в Украине появился

Прекрасный облик европейских городов.

И приглашал он итальянских мастеров

Соборы, церкви, колокольни возводить,

Чтобы искусства красоту вершить.



Архитектура живопись монументальную несла,

Гравировальному искусству взлёт дала.

И гетман тешился, что малое дитя,

Средств не жалея, времени, себя –

Экономическая мощь державы возрастала

И внешний облик Гетманщины изменяла,

В благие цели ресурсы уходили.



Чтоб казаки духовно и культурно жили,

Немало гетман отводил образованию.

Сколь важно быть науке, знанию

Не понаслышке, по себе он знал.

В младые годы обученье получал

В коллегии он Могилянской. Потому

Рассеять чтоб безграмотности тьму,

Стал в Киеве учебный центр расширять,

Духовную, культурную столицу создавать.



Заботами Мазепы Могилянка укрепилась,

Владенья увеличила, преобразилась,

Науками серьёзно поднялась,

Библиотекою богатой разрослась,

(Куда немало книг и сам он передал,

И меценатов часто следом побуждал), –

И стала первым высшим заведением,

Что ведала учебным просвещением

В державе во Российской в ранге академии.

И пятьдесят рублей для жалованья-премии

Ей ежегодно государем выделялось,

На содержанье из казны давалось.

И в том опять Мазепа постарался,

Писал Петру послания, не утомлялся,

Сам ездил ко двору не раз, просил,

Для академии вопрос сумел, решил

В том лучшем виде, как себе мечтал,

Широкую дорогу просвещенью дал.



Когда правитель образован и учён,

Да мудростью немалой наделён –

Подъёма годы государство ожидают

Не только в экономике, а расцветают

Прекрасные искусства в красоте своей,

Дивя величием и полнотою всей.

И долгие столетья те творения живут,

Таких правителей потом веками чтут.



Да только вряд ли так далеко тогда

Заглядывал Мазепа за века, года.

Сама душа его прекрасного просила,

И никакая б с ним не совладала сила,

На месте бы не удержала от творенья –

Литературы, музыки, стихосложенья…



IX. Матушка



Мазепа в Киев прибыл по делам,

Где возводили на Печерске храм.

Хотел на месте осмотреть, поговорить,

С рабочими да мастерами обсудить

Дела какие, указанья свои дать,

Старался ничего не пропустить, вникать.



До брани с архитектором поспорив

(Знал итальянский), лихо раззадорив,

Покинув иностранца, строение оставил.

Мазепа, эмоций перебрав, лукавил,

Хотел он в иноземце гордость пробудить –

Заставить лучше и прекраснее творить.

Такой приём не раз он применял,

И результат потом Мазепу восхищал.



А по пути заехал к матери, не удержался.

Иван послушным сыном не считался,

За что корил себя не раз, ругал,

Очередное слово сам себе давал –

Быть к матери внимательнее больше.

Да только обещать было намного проще,

Чем выполнять свои же назиданья.

Был грешен, и справедливо наказанье

От матушки он и сегодня ожидал.



Пока игуменья его ругала, всё молчал

И слушал, голову склонив, да улыбался.

И вспоминал, как в детстве он старался

Усерднее молиться, как она просила,

Благочестивей быть, когда корила,

Что веры нет глубокой прочной в нём…



В душе и сам он признавался в том,

Что матушка права – был грешен, верно,

И все равно любил её безмерно,

И похвалу хотел завоевать делами,

А не молитвами, красивыми речами.

И сколько б не старался расположить её

Да показать старание, усердие своё, –

Но матушка была строга неумолимо,

Суровым взглядом красноречиво

Свое неверие понять давала,

И ласку материнскую не проявляла,

Как наказанье сыну за его обман.



Те годы детства своего Иван

С горчинкою всю жизнь теперь носил.

И то, что в детстве недополучил

Тепла и ласки, женского вниманья

От строгости родительской, непониманья, –

Старался наверстать теперь, восполнить

И пустоту глубин души заполнить

В объятьях множества прекрасных дам.

Да только признавал он за собою сам,

Что часто женщинам не доверяет

И даже ими чуть пренебрегает,

И это не даёт его душе раскрыться,

Всем сердцем по-настоящему влюбиться.

И потому прелестниц часто он менял,

И в своих чувствах быстро остывал,

И вновь искал единственную – ту,

Что покорила бы, заполнив пустоту.



«Каштан раскинулся ветвями широко…

Бездонно небо голубое, глубоко,

Звало в неведомые дали и манило,

И солнце ослепительно светило…».



– Иван! Ты вновь витаешь в облаках! –

Игуменья, повысив голос на словах,

В реальность сына вновь вернула,

Заметить матушка не преминула: –

Года идут – тебя не изменяют!

Только седины в кудри добавляют.

О чём ты думаешь? Вновь о своём!

Ступай! – Вздохнула. – Поговорим потом.



Мазепа двор монастыря окинул взглядом,

Рукой подать – был с матушкою рядом,

А бесконечно далеки, уж так сложилось.

И на устах в улыбке появилось

Лишь выраженье отстраненное, чуть-чуть,

Простился с матерью и снова в путь.



Бывают непростые отношения

И у мужей державных… Их свершения

Своим величием нас могут потрясать.

Но мало кто из нас спешит понять,

Что и великим свойственны переживания,

Им тоже может не хватать внимания,

Любви и ласки, и семейного тепла,

Когда родного человека похвала

Дороже сотен, тысяч од хвалебных,

Свершений государственных победных.



X. Два берега Днепра



Шёл 1704-й год. Весна буяла

И ароматом цветочным заполняла

Прозрачный чистый воздух: черёмухи, сирени…

Таились под кронами деревьев тени,

Они замысловатые узоры открывали

И на траве причудливые формы рисовали.

А в зелени листвы, цветов носились

Бесчисленные насекомые, гудели и роились

Под солнцем ласковым и припекающим,

Да к тишине и отдыху располагающим…



Мазепа, залюбовавшись красотой такой,

И лесом, солнцем, неба глубиной,

Себя одёрнул – не до отдыха в тиши лесной.

По указанию Петра он вёл казачий строй

За Днепр, с верным войском выступал.



В Правобережье непокорство проявлял

Семён Палий, что взбунтовался

Да против Речи Посполитой встал, поднялся,

Хотел освобожденье своему народу дать

Да польских угнетателей прогнать.

Теперь поддержки русского царя искал,

В обмен служить его короне обещал.



А коль Мазепа близок был царю,

Просил Палий походатайствовать Петру

И покровительство его бунтарству дать,

За ним оставив земли и право управлять

Правобережьем и Подолием Восточным.

С таким посланьем самым срочным

Палий тогда к Мазепе обратился,

Как казаку казак доверился, открылся.



Четыре года было Северной войне тогда,

Огнём кипела, порохом Балтийская вода,

Где против Швеции союзом выступали,

Под Карла натиском одним стояли

Речь Посполитая, Россия во главе с Петром,

Саксония и Дания. В содружестве таком

Союзники старались шведов оттеснить,

Ослабить, господства в Балтике лишить.



А потому на просьбу Палия – принять,

Да покровительство России ему дать –

С ответом Петр Первый не спешил,

Он преисполнен убежденья был,

Что Палию от планов лучше отказаться,

Властям на милость польским сдаться.

Коль не ко времени царю было тягаться

Да с Речью Посполитою ругаться

(О чём в посланиях Мазепе Пётр писал,

И упреждающие указания давал).



Насколько внешняя политика важна,

Да может повлиять на ход истории она,

Великий гетман не понаслышке тогда знал.

Как казака, что жаждет воли, понимал,

И Палия поддерживал в душе своей,

Ведь был носителем таких же он идей.

Но здраво рассудил – Петрово слово

Мудро, ко времени замечено, толково.

А он, как подданный, обязан был принять,

Да бунтаря Семёна правосудию отдать.



С таким заданием от русского царя,

(Свою судьбу в душе благодаря), –

Мазепа с войском выступил в поход.



Сколь Палия поддерживал народ,

Его любовью пользовался, знал

И, как стратег, просчитывал и понимал:

Такой соперник – за общность, единенье

Да всех украинских земель освобождение, –

Ему никак не нужен, коль поперёк стоял,

Осуществлению большой мечты мешал.



А потому Мазепа и поддержал Петра,

Ведь не бывает худа без добра,

И о морали вновь не стал он рассуждать,

А поспешил скорее войско казаков собрать

И выступить в поход, чтоб Палия остановить,

В переговорный лагерь бунтаря сманить.



Не скоро ладятся великие дела…

Весна, понежив красотой своей, ушла,

В права вступило лето, припекло жарой.

Когда Палий, отряд оставив свой,

К Мазепе по приглашению прибыл.

Коварный план в своё решение вступил.



Семён Палий был схвачен казаками,

А после обвинён в сношении с врагами,

Царя России, Польши короля – предал,

А потому изменником, преступником он стал.

Палий в Сибирь был сослан и забыт.



А гетману Мазепе оказался путь открыт:

Как и мечтал, Правобережье Украины,

Без угрызений совести или кручины,

Он в управление единолично получил

И булавою два берега Днепра соединил.



Так гетман и Кавалер

Царского Пресветлого Величества

Войска Запорожского, при попечительстве

Самодержца Русского царя Петра,

Приблизился к мечте. Пришла пора.



Даже великие мечты имеют воплощение,

Когда таланты к ним приложены, умения

И воля – несокрушимо следовать вперёд,

Тогда и преломляется истории дальнейший ход.



XI. Рифы интриг



Державные успехи – льстят и превозносят,

Они большую славу правителям приносят,

Но также вызывают зависть у врагов,

Лишают недругов покоя, сладких снов.



Мазепа-гетман мудро понимал,

Расслабиться успехами своими не давал

Среди казачьей знати очень многим.

Но прозорливым будучи и строгим,

Он ловко заговоры за спиною раскрывал

И часто замыслы до исполненья упреждал.



Доверие Петра тому служило верно,

Российский царь Мазепу уважал безмерно.

Их дружеский союз боями укрепился.

За службу верную не поскупился

Великий Петр – полководца наградил

И орден Андрея Первозванного вручил.

А следом волость и уезд в придачу.



Благодаря судьбу свою и верную удачу,

В ответ свои подарки гетман подносил,

На то ни средств он не жалел, ни сил.

Однажды тысячу коней царю отправил.



И в щедрости такой Мазепа не лукавил,

Умел мужей великих он расположить,

Не только женщин мог околдовать, влюбить.

Харизмой и редким магнетизмом обладал,

И собеседника настолько речью завлекал,

Что каждый, кто с Мазепою общался,

Восторженным и изумлённым оставался.

Широкий кругозор, начитанность

Да философский склад ума, воспитанность,

Манеры светского вельможи… – Что сказать?

Умел великий гетман покорять,

Что короли пред ним душою раскрывались,

Да замыслами, тайнами своими доверялись.



Так и Лещинский, шведский ставленник, не зная

Да положение на польском троне укрепляя,

С письмом к Мазепе тайным обратился,

В обещанных дарах поляк не поскупился, –

Решил Мазепу скоро к шведам заманить,

Чтоб Карлу правдою и верою служить.

Княгиня Дольская, сколь обольстительна была,

Имея личный интерес, такой союз сочла

Решеньем верным и удачным. А потому

В интимных письмах к Ивану, другу своему,

Просила взвесить хорошо и покориться,

На выгодное предложенье согласиться.



Но гетман не поддался искушеньям,

Он справедливо подвержен был сомненьям,

Что польской дружбе можно доверять,

И поспешил письмо Лещинского Петру отдать.



Такая демонстрация доверия и уважения

Петра лишила всякого сомнения,

Он в верности Мазепы больше убедился

И в преданности только укрепился.



Лавируя меж рифами из клеветы, обмана,

Интриг и заговоров, что наводились на Ивана,

Великий гетман крепко булаву держал,

Державой Гетманщиной управлял

В часы лихие Северной войны, восстаний,

Народных бунтов, противостояний,

Но главную мечту свою не оставлял…

А час неумолимо годы жизни отнимал.



XII. Матрёна



Правители принадлежат эпохе и народу,

Свершают войны, добывают мир, свободу…

Своей величиною ход истории определяют,

И даже судьбы человеческие изменяют.

Такая миссия великая правителям дана,

Им участь божьей силою отведена.

Быть может, потому судьба скупа бывает –

Семейным, личным счастьем обделяет.



Великий гетман большую славу заслужил,

Он воином и полководцем мудрым был,

Среди правителей Европы назывался,

Одним из богатейших он считался.

При этом был хорош собой в свои лета,

Фигуры статной и подтянутой. Из уст в уста

Молва без устали тогда бродила,

Какая в теле гетмана мужская сила.

Да только счастья не давали ни заслуги,

Ни верная жена, ни многие подруги.

Мазепа овдовел, ребёнком дочка умерла,

И поглотили жизнь – державные дела.



А где же просто радости земные?

Его лета уже не молодые и скрасить некому…

Всё чаще думу думал гетман, рассуждал,

И душу бередящие вопросы задавал.

И как накликал сам себе, на склоне лет

На мольбы да отчаянья свои увидел свет.



Пока заботами державы занят был,

Ходил в походы, народу и царю служил,

А рядом, по соседству, крестница росла,

К шестнадцати годам красою расцвела.

Матрёна – не по летам своим была умна,

Словно бутон полураскрытого цветка, юна,

Так хороша прекрасным телом и душой.

И гетман не сдержался, не совладал с собой,

Впервые в жизни свои чувства отпустил

На волю вольную, любовь души излил.



И девушка ответила всем сердцем, не таясь,

Забыв девичью скромность, не скупясь,

Взаимною любовью Ивана одарила.

И счастье полнотой влюблённых затопило.



И что Мазепе, что Василий Кочубей –

Отец Матрёны, за удачею своей

Был генеральным писарем, судьёй и другом,

Соседом, и на лихую долю – кумом.

Когда душа его любовью расцвела,

И, наконец, на склоне лет своих нашла

Родную душу, что всю жизнь искал,

Уже не верил, не надеялся и не гадал

Познать такие восторженные чувства.

(Он так устал от лжи, обмана и распутства).



Мазепа не стал тянуть, ко другу обратился,

В томящих чувствах к его дочери открылся,

Просил руки любимой, брак благословить,

Своё дитя, Матрёну, доверить, отпустить.



Когда бы знал тогда, чем отзовётся,

Бедой какою страшной обернётся

Его желанье простого человека теплоты,

Любви и ласки, женской красоты…

Но мы не ведаем своей судьбы, её решений.

Не избежал и славный гетман искушений.



XIII. Большая любовь



Решительное «Нет!» – как вынес приговор

Василий Кочубей и, упреждая всякий спор,

Заверил друга в окончательном решении.

А следом о недостойном поведении

Для крёстного отца, кума взъярилась,

В упрёках Кочубеиха не поскупилась:

– Инцест! Как можно, христианам православным!



За аргументом убедительным и главным

На то, что разница в полвека у влюблённых,

Горячим чувством пылким окрылённых,

Уже и не смотрели ни отец, ни мать.

А поспешили дочку строго наказать,

Распутницу, не побоявшуюся кары божьей,

Коль непослушной выросла, негожей.



Матрёна стойко наказания терпела,

Ослушаться родителей – не смела.

И только больше прежнего она любила,

И слёзно небеса помиловать просила.

Ивану письма о любви своей писала,

В горячем пылком чувстве заверяла,

И обещала верною женою ему быть, –

Их никогда, никто не сможет разлучить.



И престарелый гетман душою воспарял,

В ответ любимой стихами в прозе отвечал,

В них воспевал и неземную красоту её,

И ум, и нежность, и сердце отдавал своё...

Их переписка тайно продолжалась

И щедро гетманом вознаграждалась,

Червонцы золотые посылал ей каждый раз,

И на свидания Матрёну звал, на час,

Увидеться бы только, в ясны очи заглянуть,

Пока война не поведёт в далёкий путь.



И потому Мазепа торопился, понимая,

Что ожидает его участь непростая,

И упросил он встречу, вымолил свиданье,

Отправив со слугой своё посланье,

Подарком щедрым просьбу подкрепив,

Любимую Матрёнушку озолотив.



А коль дворец Мазепы по соседству был,

То девушка, не сдерживая сладкий пыл,

В ограде, отыскав лазейку, не спеша, прошла

И в сад легко вишнёвый к любимому вошла.



Восторженные чувства не скрывая,

В объятиях, любовь и негу утоляя,

Возлюбленные провели чудесные два дня.

Но понимая, что разъярённая родня

Не пощадит Матрёну за такое ослушание,

И ждёт суровое возлюбленную наказанье,

Мазепа девичьей чести не коснулся, устоял,

И волю полную своим желаниям не дал.



По истечению двух дней, её протесты усмирив,

Не ссориться с отцом и матерью уговорив,

Вернул любимую, как не хотелось расставаться.

На волю божию, решил судьбе отдаться.

Негоже с близким другом враждовать.



И стал, как прежде, в доме кумовей бывать,

Стараясь примириться и вину свою загладить.

Не мог он с Кочубеем ссориться, не ладить.

Когда в военные походы с войском отбывал,

Василий оставался, Гетманщиной управлял,

И занимался множеством других вопросов он.

Пожертвовать державными делами – не резон.



Так гетман рассудил и от Матрёны отказался,

Союз двух любящих сердец распался.

И снова личной жизнью гетман поступился,

Припав к любовной чаше – не напился.



Судьба великих – часто в отречении.

Мазепа-гетман в глубоком утомлении

Углубился в державные вопросы и дела,

Коль личным счастьем доля снова обошла.



XIV. Донос



Во времена лихие, когда шведы наступали,

Да сапогами земли православные топтали,

А в Польше бушевала гражданская война,

На Гетманщину надвигалась смуты тьма.

И Петр готовился на Украину выступать,

Чтобы отпор решающий ответный дать…



Мазепа вынужденно позабыл страданья,

Любовные томления, переживания,

На перекрестке могучих интересов устоять,

Державу невредимой и единой удержать –

Задачей главною, первостепенной посчитал.

Великий полководец прекрасно понимал:

Рискует потерять труды всей жизни он,

Обеспокоен этим был, серьёзно удручён.



Под натиском угрозы внешней прокатились

Народные волнения, интриги обострились,

Старшины беспокойство стали проявлять…

Мазепе доводилось безжалостно отпор давать,

Чтоб удержать правление, слабины не давая.



И тут змеёй коварной заползла беда лихая,

Не думал, не гадал её от друга получить,

Но правды горькой оказалось не сокрыть.



Василий Кочубей, пылая ненавистью затаённой,

Что участью вознаградил позорной

Дитя Матрёну, не стерпел страданья.

И с другом Искрой сочинил посланье.

Во тридцати трёх пунктах содержались,

И злодеяния нещадно обличались

Коварного Мазепы – искусителя,

Преступника, предателя и разорителя…

Петру донос отправил писарь Кочубей,

Об участи трагической не ведая своей.



Мазепа, верный подданный Петра, загоревал,

Когда его величество донос ему отдал…

Он думал, что семья его простила,

Обиды, нанесённые за дочь, смирила.

И после ссоры к Кочубеям заезжал,

В их доме по-соседски мирно гостевал,

С судьёю, другом, обсуждал свои дела,

Да и кума, казалось, в обиде не была.



Только с Матрёною не смог он примириться,

Как ни старался к ней расположиться,

Чтоб теплоту друг к другу сохранить,

Пройдя невзгоды, дальше жить, любить, –

Её прощенье не вернул и уваженье.



У девушки закралось убежденье,

Что предана возлюбленным была она,

И чистая любовь её растоптана, оболгана.

Её страданья ещё больше обострялись,

Когда родители казнили и ругались.

А в скором времени и жениха сыскали –

Чуйкевича Семёна, и тянуть не стали.

Полковник канцелярии – на партию годился,

Василий Кочубей, не медля, согласился,

И брак Матрёны и Семёна состоялся.



Мазепа в прошлом для семьи остался

С любовною историей, воспетой во стихах,

О чувствах, не одобренных на небесах…



Мазепа за столом рабочим восседал,

Донос от Кочубея перед ним лежал,

Вздохнув устало, оттер он чело рукою:

«Что делать теперь с долею лихою?

Как с другом, кумом и соседом поступить?» –

Велел Великий Пётр доносчиков казнить,

Чтоб неповадно знати было смуту сеять,

Вынашивать перевороты да лелеять.



Жестокое решение – Мазепа понимал,

Когда совет Петра в послании читал,

Но в час волнений только казнью устрашить,

Казачью старшину мог гетман усмирить.



XV. Казнь Кочубея и Искры



В чём разница между великими правителями,

Истории народа и страны вершителями,

И смертными простыми, обычными людьми?

Во имя главных интересов не щадят они

Не только недругов да верно подданных своих,

А часто в жертву отдают людей родных

Да близких, с кем года они взрастали,

Учились, к вершинам поднимались и мужали.

Быть может, кто-то возразит – жестоко,

Нам близко зуб за зуб, да око за око,

Или щеку подставить, когда бьют, другую.

Нам важно понимать и знать – за что, какую

Мы за деянья и поступки участь понесём.

По заповедям, правилам мы, смертные, живём.



И эти правила мешают часто нам понять

Правителей великих, спешим их осуждать,

Когда не знаем, почему так поступили.

На то они мужи великие, что никакие

Ни заповеди божии, ни правила не соблюдают,

Когда вершат историю, страною управляют.



Мазепа, получив в Петра послании донос,

Не долго думу думал, как решить вопрос, –

Приказ был отдан на арест клеветников.

Пощады нет и быть не может, закон таков.

Коль преступили – по всей строгости спросить,

Преступников за клевету на гетмана – казнить.



И Кочубея, генерального судью, клеветника,

Да друга Искру, полковника полтавского полка,

В дороге задержали, в Витебск привезли,

Цепями повязали, одели в кандалы.

Допрос им строгий учинили, истязанья,

Чтоб выбить чистосердечные признанья.

После жестоких пыток, едва живой,

Признался Кочубей, что оговор такой

О сговоре Мазепы с царскими врагами –

Польским да шведским королями –

На гетмана по личной злобе написал,

Обиду он за дочь, Матрёну, не сдержал.



Дознанье выполнили безупречно

Шафиров, Головкин, и скоротечно

Дела изменников, преступников закрыли,

И к смертной казни обоих засудили.



Под Белой Церковью стоял отряд казачий.

Мазепа-гетман, столько лет с удачей

К вершинам власти верно, неустанно шёл,

Сколько друзей он за собою следом вёл!

(В тени раскидистого клёна рассуждал,

Смотрел он в небо летнее, с тоскою вспоминал).



Скольких терял в боях, от ран кровавых,

Товарищей отважных, храбрых, бравых…

А скольким роздал званий, должностей,

Да казаков сосватал на создание семей…

Уж и не вспомнить… На душе кручина,

Скрутила сердце в камень тяжкая провина –

Сегодня в Борщаговке казнь учинена,

И будет в исполнение приведена она.



Мазепа, шапку сняв, чело утёр устало,

Он чуял сердцем – ему осталось мало…

Рукою обняв клён, беззвучно прошептал:

– Господи, своей земле я жизнь отдал!

И чашу горькую готов до дна испить,

Но только дай мне силы державу сохранить.



От тяжких дум, что душу разрывали,

Даже минутного покоя не давали,

Мазепу вывел оклик Орлика: «Казнили!

Доносчиков, изменников, голов лишили!», –

Изрёкши весть, осёкся, смутился, замолчал,

На гетмана взглянув, и продолжать не стал.

Суровым взглядом тот в ответ как пригвоздил,

Вздохнул устало только, но слов не обронил.



В тот день, 15 июля 1708 года,

Не дожидаясь дня исхода,

Мазепа с выбором своим определился,

С друзьями Кочубеем да Искрою простился.



XVI. Трудный выбор



– Легко ли безучастно, молчаливо наблюдать,

Не подавая возмущенья глас, да не роптать,

Когда театр военных действий развернулся

На детище твоём, всей жизни! – поперхнулся,

Откашлялся Мазепа и голос свой понизил:

– Реформы он задумал! Да он меня унизил!

Я столько отдал лет служению Петру…

Ответ его достойный моему добру!

Решил меня с вассалами своими уравнять,

Мои права, Филипп, права отнять!



Так грозно гетман за чаркою негодовал,

Филиппу Орлику свои обиды изливал.

…– Саксонию и Данию уже он потерял,

Лещинский в Польше…, а я предупреждал,

Что потерять союзников – большая неудача.

А против шведов России устоять – задача.

Как будет дальше, лишь Господь и знает,

Но на душе тревога, и нас тогда не станет.

Погубят Украину, когда противники сойдутся,

Да на просторах наших их войска схлестнутся.



Мазепа замолчал и чарку осушил,

Что молчаливо и угодливо Филипп ему налил,

И речь волнительную завершил словами:

– Скажу тебе, Филипп, сугубо между нами,

Что царское величество лишь в крайнюю нужду,

Уже когда я окончательно пойму,

Что защитить не только Украины он не может,

А перед шведскою потенциею скоро сложит

Своё он государство, покорится доле,

Только тогда, Филипп, переменю по воле

Своё решение царю Петру служить!

Без Украины – зачем мне дальше жить?!



На этом слове захмелевший гетман встал,

Накинул плащ. – Пойду пройдусь, – сказал,

И вышел из палатки (стоял в лесу отряд).

…Клонилось солнце на закат, и конный ряд,

Понурив головы, под елями ветвистыми стоял,

Курили трубки казаки... Мазепа подышал,

Велел коня ему подать, поедет в лес он, сам.

Когда на встречи ездил, не доверял друзьям,

Такие правила имел и никогда не изменял,

Великий полководец судьбу не искушал.



Седлав коня, не по годам удало и умело

(И в зрелые лета имел подтянутое тело),

Он в лес осенний предвечерний поскакал,

Где ветер средь деревьев холодный завывал.



XVII. Ольга



Пропахший прелостью осенней лес чернел,

Местами он в лучах закатных багровел,

Где солнышко садящееся пробивалось,

По кронам и листве деревьев разливалось.



По лесу гетман скоро мчался… Сбился,

У старой ели, осадив коня, остановился.

Минуту где-то раздражённо озирался.

Осенний лес в вечерний сумрак погружался.

Мазепа, в тени всматриваясь, злился,

Он осознал с досадою – с дороги отступился.



А лес всё больше в темень погружался,

И зарядил холодный дождь, и гром раздался.

Мазепа слово крепкое отвесил тихо:

– Вот бесовщина! Не поминать бы лихо.



Как вдруг в вечернем сумраке огонь блеснул,

Коня нетерпеливо гетман развернул.

«Похоже, хижина лесная», – догадался,

Не медля больше, на огонь подался.



И что-то в памяти далёкое, как дальний свет,

В душе вдруг пробудилось, не найдя ответ,

Коня пришпоривая, гетман мчался…

Чем ближе к хижине он приближался,

Тем всё яснее ему образы всплывали:

Старик и дочь… В лесной глуши… Не ждали…

Как приютили, обогрели, накормили,

Гостеприимство к незнакомцу проявили.

«Лет десять миновало», – Мазепа рассуждал,

У самой хижины воспоминания прервал.



Едва подъехал, верный конь не удержался

И ржание излил… А следом скрип раздался,

Открылась дверь, из черноты проёма

Натопленного, хлебом пахнущего дома

Внезапно женщина предстала, показалась,

Лучиной лик свой освещая, улыбалась.



Едва увидев косу русую да гибкий стан,

Мазепа радости не скрыл, был в доме ждан,

Коня оставив под навесом, на порог ступил.

Поток эмоций захлестнул и охватил,

Когда он в очи голубые Ольги заглянул,

В их изумрудной глубине едва не утонул.

Почти не изменилась, всё так же хороша,

Словно цветок, налитый соком, так свежа.



И чувства гетмана в груди опять взыграли,

Да кровушку по телу молодецки разогнали.

По кудрям каплями вода дождя стекала,

Отёр со лба рукою… Ольга прошептала:

– Входите поскорее, пан, в лесу студёно!



И гетман улыбнулся – у Господа бездонно

Для нас даров и в смуту утешений.

Мазепа в хижину ступил без промедлений.



Холодный ветер в ночном лесу гулял,

И где-то шум дождя по окнам забивал,

В объятьях жарких ласки, теплоты,

Любви безумной, женской красоты

Мазепа-гетман свои тревоги позабыл, –

До завтрашнего дня, на время отложил.



XVIII. Полтавская битва



Великие сраженья в памяти живут,

Их воспевают поколеньями, веками чтут

Иль ненавидят, что роковыми они стали,

На судьбы государств, народов повлияли.

Такая воля Божья – лишь он определяет,

Кто чашу тайн истории собою наполняет.

А нам дано принять и только согласиться,

Не властны мы решать, чему когда случиться.



Та памятная осень на землях Украины

Убранствами покрыла бескрайние равнины,

Леса озолотила, туманной дымки густо,

На реках и озёрах без птицы стало пусто…



А шведы наступали, просторами шагали,

Везли свои обозы туда, где их не ждали.

Солдаты-лютеране часовни занимали

И в храмах православных казармы размещали,

Нещадно обирая простой селянский люд,

По сёлам учиняя распутство, самосуд.



Бесправным оказался украинский народ,

Терпел веками польский ненавистный гнёт,

Теперь и чужестранцев да иноверцев волю,

В обидах проклиная такую свою долю.



Сначала при Лесной дал Пётр своё сраженье,

Чтоб Карла усмирить, отрезать продвиженье.

Мазепе приказал скорей войска собрать

Да к Стародубу выступить, подмогу ему дать.



Но гетман не спешил, он взвешивал решенье,

Болезнями оправдывал такое промедленье.

И снова думу думал, Мазепа рассуждал,

Да силы двух противников опять соизмерял:

«Казалось, Карл силён, Петра он разгромит.

А шведов поддержав – державу сохранит,

Да править будет дальше – и вот оно решенье».



Так гетман, взвесив силы, отбросив все

сомненья,

Собрал старшину верную, пять тысяч казаков,

Не тратя больше времени на оправданье слов,

Он перешёл Десну под Карловы знамёна,

Забыв мораль и кару господнего закона.



«За ради Украины, её единства, воли,

Освобожденья от ярма, тяжёлой доли!» –

Так в обращении к народу гетман написал

И поддержать его нелёгкое решение призвал.



Но тщетны были гетмана призывы к казакам,

Народ не покорился шведским чужакам.

В растерянности, смуте взирали за панами, –

Кому теперь служить, не знали уже сами.



А Русский царь немедля отряды разослал,

Приказы к подчиненью величеству отдал.

Мазепа был объявлен изменником короны,

Лишен наград и титулов. А колоколен звоны

Всех храмов и церквушек должны были звучать,

Анафему предателю – Иуде возвещать.



И чтобы гнев, обиду да ненависть излить,

Да силу показать царя, холопам проявить,

В Батурин Меншикова с отрядами послал,

Приказ дворец Мазепы он уничтожить дал.

Там двадцать тысяч душ невинных погубили,

Богатства все разграбили, а город разгромили.



А после Раду в Глухове казацкую собрали,

Где булаву Ивану Скоропадскому отдали.



В волнениях великих так осень миновала,

За ней зима пришла, спокойнее не стало…

С теплом весенним Карл к Полтаве подошёл,

А с ним Иван Мазепа свои войска подвёл.



А накануне заключён был важный договор,

Что завершить был должен меж казаками спор.

Там в Будищах Великих Карл обещался,

Да на бумаге прописал и клятвенно поклялся:

«Два берега Днепра и Запорожье Украины

От посягательств теперь вольны и на века

едины».

От Сечи Гордиенко бумаги подписал,

Мазепа был доволен и духом чуть воспрял.



Полтава открывала на Харьков путь, Москву…

Что потерял все титулы, Батурин, булаву,

Мазепа был наслышан. Но большие терзанья,

Душевные волнения, смятенья и страданья

Познал великий гетман, когда царя отряды

Ворвались, Сечь разбили. И что ему награды,

Коль «сердце» погубили, пронзили казака!..

Лишь Гордиенко верный привёл свои войска,

Но численностью малой, ничтожной для

сраженья,

Мазепа осознал, что близко пораженье.



А многотысячная армия шведов, выступая,

От голода, измора, утомления страдая,

И духу не имела. Коль шведского солдата

Селяне презирали. А русского собрата –

Считали избавителем от иноверцев чуждых,

И на земле украинской далёких и не нужных.



27 июня 1709-го года,

Не ожидая полного исхода,

Ни Карл, ни Пётр, под Полтавой славной

Сошлись для битвы самой главной,

Две армии двух мощных государств свели,

К решающему слову, не ведая, пришли.



Ещё заря лучами золотыми не алела,

Луна покинуть свод небесный не успела,

А Карл, нарушив слово, уже приказ отдал,

Волнение не скрыв, и наступать он стал.

Не удержав позиции, оставил, отошёл,

Под Будыщанский лес свои войска отвёл.   

Потом войска Петра, не мешкая, прорвались…

В ответ, не дремля, шведы силами собрались,

Но вновь были разбиты и скоро отступили,

В потерях, и не малых, шведы уже были.



Пехота, конница, потом артиллеристы…

Да бравое «Ура!», орудий залпы, свисты –

Под стоны и стенанья, крики… раздавалось,

В сражении великом, казалось, всё смешалось.



К полудню Карл остатки армии собрал,

Приказ «За Днепр идти!» своим солдатам дал.

Но русские войска манёвры упредили

И шведские отряды нещадно разгромили.



Король с Мазепой верным, оставив бой, бежали,

А части шведской армии бесславно в плен

попали.

На том и завершилось Полтавское сраженье,

Где потерпели шведы разгром и пораженье.



Решающая битва для Северной войны,

Где Швеция с Россией были сведены,

Закончилась господством Великого Петра,

Был час мечтам имперским, пришла его пора.



XIX. Смерть



Сентябрь 1709-го года.

И вновь краса осенняя шагала не спеша.

Листвою разноцветной тихо вороша,

Блуждая меж деревьев, гулял холодный ветер.

На город опускался осенний ранний вечер.



За сотни километров от славной Украины,

Где вольно веют ветры с горечью полыни,

В Бендерах, на чужбине, Мазепа умирал…

Душою вдруг почувствовал, что час его настал.

Он на софе турецкой безмолвно возлежал

Да из окна открытого за небом наблюдал.

Там солнышко садилось, и горизонт алел,

Полоской золотою весь небосвод «горел».



Мазепа на красу природы любовался

Да думам своим тяжким снова предавался.

Он в сотый раз обдумывал свой выбор,

пораженье,

Перебирал в деталях Полтавское сраженье,

Где потерпели крах заветные мечты.

И муки облегчали лишь виды красоты –

И небосвод горящий, и осень золотая…



– Ох, долюшка ты доля, судьба моя лихая! –

Беззвучными устами Мазепа прошептал…

Что предан был анафеме – великий гетман знал,

Что Орден для него Иуды учредили,

Решением Петра бесславно наградили,

Да в храмах службы правят, проклятья посылая,

И все труды презренно, бездумно разрушая.



Да что ему презренье, безумства палача,

Что рубит в гневе Пётр с горячего плеча,

Тревожило не это и душу разрывало –

Единой Украины, как жизнь мечтал, не стало!

Правобережье Польша в правах восстановила,

Да гнёт и крепостничество селянам учинила.

И левый берег в смуте, все вольности, что были,

Решением Петра отняли и закрыли.

Украинский народ в кручине и бесправный!

Теперь итог лишь этот, болезненный и главный,

Все думы рассужденья Мазепы занимал,

И душу умирающего на части разрывал.



– Во славу Украины всю жизнь свою отдал,

Да видно не судьба! – Мазепа замолчал…

Он всматривался в небо открытого окна,

Где ночь давно сгустилась, и белая луна

Плыла за облаками в холодной тишине,

А звёзды утопали в бездонной глубине…



Оставив своё тело в терзаниях земных,

Душа парила в небо от бренностей людских.



Ушёл великий гетман, оставив за плечами

Свободы дух и воли, что долгими веками

Носить будут потомки украинского рода,

Пока добудут Украину для своего народа.



XX. Горечь полыни



Прохлады ветер с горечью полыни дул,

Пронизывая редкий лес и, создавая гул.

Для лета необычное погоды проявленье,

Но у природы нередки исключенья,

Когда на смену зноя холода приходят,

И ветры, грозы и дожди приносят.

То лето выдалось таким же нестабильным,

То жарким, то с дождём обильным.



С утра был дождик, да к вечеру унялся,

И влагою, прохладой зелёный лес набрался.

А там и солнышко пригрело, разнежило теплом,

И разлилось, где золотом, где мягким серебром…



У хижины лесной, в тени ветвистой ели

На шкуре из овчины сынок и мать сидели.

Малец тянул игрушку, пищалку голубка,

А Ольга вышивала, глядя на сынка,

И гладила головку, кудряшки золотые.

Малыш поднял глазёнки небесно-голубые

И что-то лепетал… А Ольга любовалась,

И счастьем вновь и вновь душою наполнялась.



Растёт малец, крепчает и силы прибавляет,

Да кровушку казачью славно продолжает…

Что долей уготовлено, один Господь и знает,

До часу и до времени указывать не станет.

Такая его воля, – мы можем лишь принять,

Покорно согласиться, – ему дано решать,

Кто булаву поднимет свободу добывать,

Историю украинского рода продолжать.



…Сынок и мать сидели в тени густых ветвей,

И заливался жаворонок песнею своей.

Там с горечью полыни гулял по лесу ветер,

Да солнышко сияло… Не скоро будет вечер.



Эпилог



Кривавою ціною здобували

Свободу й волю предки наші.

Про совість і про Бога забували,

Аби віки настали кращі –

Розквітла Україна, піднялась,

Єдина і могутня стала,

По всьому світу її слава розійшлась,

Ніколи більше не вмирала.

Та чи цінуємо здобутки, українці?

Нащадки славних козаків!

Як допустили знов, аби чужинці

Нас роздирали? … Немає слів…

Важкая туга за державу, Україну,

А в серці смуток, біль, тривога –

Невже ми втратим знов Єдину?!

Та схаменіться, «гетьмани», заради Бога!



2016 р.

История cоздания стихотворения:

1
0


Понравилось произведение? Поделитесь им со своими друзьями в социальных сетях:
Количество читателей: 1793

Рецензии

Всего рецензий на это произведение: 0.

Оставлять рецензии могут только участники нашего проекта.


Регистрация


Рейтинг произведений


Вход для авторов
Забыли пароль??
Регистрация
В прямом эфире
Дуже вміло відтворені почуття та образи. Гарний стиль та рітмика. Фортуни та оптимізму!
Рецензия от:
Азинелло
2024-03-29 01:44:52
Это стихотворение написано очень заботливой и сильной мамой, звучит, как молитва, в ярких лучах добра и надежды, а какая энергетика! Спасибо, Людмила! С уважением!
Рецензия от:
Михаэль Шон
2024-03-28 23:31:35
Спасибо, Александр! Добру - быть! И мир не за горами...
Рецензия от:
Ирина Венжега
2024-03-28 21:35:44
На форуме обсуждают
Іде вуйко Хрещатиком - 

Приїжджа людина. 

Запитує у зустрічних: 

- А котра година? 

Перехожі пробiгають, 

Позиркують скоса. 

Той рук(...)
Рецензия от:
Омельницька Ірина
2024-03-25 09:59:39
Коли забув ти рідну мову —

яка б та мова не була —

ти втратив корінь і основу,

ти обчухрав себе дотла.


Коли в дорогу ти збирався,

каз(...)
Рецензия от:
Омельницька Ірина
2024-03-25 08:29:11
Все авторские права на опубликованные произведения принадлежат их авторам и охраняются законами Украины. Использование и перепечатка произведений возможна только с разрешения их автора. При использовании материалов сайта активная ссылка на stihi.in.ua обязательна.