Автор: Олена Майка
Тема:Психологическая проза
Опубликовано: 2017-03-23 15:44:04
Автор не возражает против аналитического разбора и критики в рецензиях.

За зеркалами (аллегория)

Часть  первая. Странная редакция

Добрый день. Меня зовут Олли. Я работаю в редакции. Если
среди вас, дорогие мои читатели, есть журналисты или
корреспонденты, пожалуйста, не ищите ничего общего между
вашей и моей работой. Наша редакция ничего не издает. Мы
собираем материал, а редактор его редактирует. Что за
странная редакция?  Вы поймете, если наберётесь терпения и
дочитаете мой рассказ до конца.
Эта история началась в тот день, когда я получила новое
задание. Впрочем, нет, наверное, немного раньше. Однажды  
кто-то повесил в нашей комнате плакат с молитвой «Отче Наш».  
Редактор остановился перед плакатом, прочитал, обвел всех нас
внимательным взглядом. Мы притихли и еще более усердно
зашелестели листочками. А через несколько дней редактор  
пригласил меня в кабинет и дал задание. Может быть, он
заметил, что я  не останавливаюсь перед плакатом, не шевелю
губами, не прижимаю руки к сердцу и не воздеваю очи к небу,
а быстро проскакиваю мимо  на свое место?
Выписывая карточку задания, редактор спросил, знаю ли я, что
люди, обращаясь к Богу называет его Отцом?
- Конечно,- ответила я, - как же это не знать. Это все знают.
- Вот пойди и узнай, что такое отец, их  собственный отец,  для
каждого из них.

И я пошла.
- Отец. Что для вас означает это слово?- такой простой вопрос я
задавала мужчинам и женщинам, молодым и постарше. Третья
часть опрошенных мною, как оказалось, вообще не общаются со
своими отцами. Не имеют такой привычки, потребности или что
там еще. Около 20 процентов говорили о «сложных»
отношениях. В чем заключаются эти сложные отношения? Ну,
например, некоторые мои собеседники рассказывали, что
чувствуют себя неловко, встретившись с отцом один на один.
Пришли навестить, а о чем говорить – не знают. У некоторых
ситуация немного лучше: они даже, бывает, собираются всей
семьей, на праздники. Застолье. А разговоры… ну что-то там о
моделях газонокосилок. И ни слова о личном, о душевном, о
наболевшем.  Еще одна треть респондентов - те, которые при
слове "отец" шарахались в сторону, говоря, что никогда не
знали своего отца и отказывались продолжать беседу. Со словом
отец у большинства из нас, как оказалось, связаны
воспоминания самые тягостные. Да-да, я не оговорилась, из нас.
Я тоже была частью этой  массы людей, идущих по жизни без
стартового капитала любви и надежного тыла полноценного
семейного очага. Некоторые мои собеседники, возможно, были
готовы рассказывать о своем детстве, об отношениях с
родителями, но я комкала беседу и уходила. Они ожидали
вопросов, на которые может быть согласились бы ответить, но я
их не задавала. Если кто-то пробивался через мою стену
личного отрицания этой темы и пытался отвечать, я ощущала
такую сильную боль, что не слышала, или не понимала, или не
принимала ответ.
Всего лишь единицы, из опрошенных мною, говорили, что отец
для них - это друг и опора. Да и с ними я тоже  не развивала  
тему. Я не верила, что так бывает. А скорей, не хотела верить.
Я продолжала ходить по улицам, останавливать прохожих в
торговых центрах, на вокзалах, в парках, на набережных и
площадях. Я опросила тысячи людей. Количество не
преобразовывалось чудесным образом в качество. В моих
интервью не было жизни, не было чувства, не было смысла.

Тема была завалена.

Кое-как слепив в кучу весь собранный материал, я пошла
сдаваться редактору.

Часть вторая. Знакомьтесь, Топ-Топыч – моя фантазия

Перед входом в кабинет редактора я остановилась привести
себя в порядок. Хотя бы внешне. Внутри я давно была не в
порядке. Болело все. Иногда боль была терпимой, иногда
невыносимой. Она  разрывала  тело в мелкие клочья. Иногда
сводила судорогой.  Иногда  ныла зубной болью. От нее некуда
было убежать, негде спрятаться. Царство боли давно поглотило
меня и властвовало над моим телом. Иногда я, устав от боли,
обращалась к специалистам. Причин не находили, мое тело
было в порядке, а вот то, что так может болеть душа, мне никто
не говорил.

Я выпрямила спину, развернула плечи. Натянула улыбку,
которая должна была символизировать радость. И вошла.
  Он сидел за своим столом, по обыкновению погруженный в
бумаги. Папку с моими материалами принял. Прочитал.
Отложил в сторону. Так и не поднимая на меня глаз, взял
чистый бланк для заданий и размашистым почерком написал: «
В отпуск». Я судорожно и сбивчиво принялась объяснять, что я
еще могу… Я еще очень много могу… Я буду работать и
обязательно справлюсь. Не надо меня… в отпуск. Редактор
терпеливо ждал. Когда я  замолчала, редактор жестом
пригласил меня присесть за отдельный столик. Там было
удобно сидеть и думать. Очень уютно и спокойно. Редактор
писал свое, а я свое. Последнее интервью в этом проекте.
Интервью с самой собой.

Два участника беседы. Я и чистый лист бумаги. Написанное
мною никто никогда не прочитает. Разве что редактор. Но он не
осудит. Не обвинит.  Он  всё знает еще до того, как я напишу
первое слово. Тем не менее, я не могу даже начать.  Что же для
меня означает слово « отец»? Тема, давно заблокированная в
моем сознании. Над этим понятием выстроен саркофаг, завален
грудой камней, поросших колючим шиповником, терном и
крапивой. Приближаясь к месту погребения, я неминуемо
обжигалась и кололась об шипы. Неудивительно, что беседы с
людьми у меня не получались. Задав вопрос, я тут же убегала и  
пряталась. Любой ответ мог причинить мне боль. Я убегала не
от собеседника, я убегала от своей боли.
Для меня  слово  «отец»  означало того, кто презирал и
ненавидел меня. Не удивительно, что я бегом проскальзывала
мимо плаката со словами « Отче наш», втянув голову в плечи и
стараясь стать незаметной. Лишь бы не ненужной.

Время шло. Плохие воспоминания в такой уютной обстановке не
приходили на сердце. Хороших не было. На листе, лежащем
передо мной, была выведена всего лишь одна фраза:
- Я – интроверт, всматривающийся в горизонт.
Усилием воли я заставила себя дописать:
- Не идет ли тот, кто принесет мне долгожданное облегчение.
Признав мою индивидуальность. Мое право на жизнь.

Мой отец не признавал мое право на жизнь. Мое появление на
свет было ошибкой. Вероятно, он подозревал о своей
причастности к этой ошибке,  и это  доводило его до бешенства.  
Итак. Мой вердикт. Отец -  это тот, кто  меня ненавидит. Он
хотел бы уничтожить меня, но у него не хватило на это духа.
Теперь я  исполняю его волю. Я уничтожаю себя сама. Отсюда
депрессия, отсюда боль. И ни один врач не сможет мне помочь.        
                                                       
В воздухе запахло капучино.
Я отбросила в сторону ручку, отодвинула бумагу с
несостоявшимся интервью и  размечталась об отпуске. Спорить
с редактором - себе во вред. Сказал: в отпуск, значит, в отпуск.
- Куда я поеду? – услышала, будто издалека, я свой робкий
голос.
И не получила ответа.
- А что мне брать с собой? - не успокаивался мой голос.
- Там есть все необходимое, - удостоил меня ответом тот, в чьем
присутствии мне было так тихо и уютно, – позаботься лучше  о
том, чтобы оставить ненужное и не тянуть его за собой.
О том, когда мне возвращаться, я не стала спрашивать. Я
знала, что он меня не уволит, сколько бы я ни отсутствовала.
Даже, если наберет новеньких, то они не займут моего места, а
каждый займет свое.

Он -  редактор. Он только делает вид, что редактирует наши
тексты. Он редактирует нас.

Запах капучино усилился. В открытое настежь окно влетело
шоколадное облачко, которое вскоре воплотилось в медвежонка
Барни. Знакомьтесь. Это -  Топ–Топыч. Моя фантазия. Как бы
вам объяснить,  кто это такой.  Попробую так.  Приходилось ли
вам разговаривать с самими собой?  Вот видите, приходилось! А
с кем вы разговариваете? Не знаете? А я знаю. Топ–Топыч – это
та моя составляющая, которая  отвечает за фантазию. Еще в
моей команде  есть Память. Ну тут, надеюсь, объяснять не надо.
Память она память и есть. Знаете ли вы как выглядит ваша
память? Я свою хорошо знаю, часто беседуем. О Лисе тоже надо
упомянуть. А вот рассказать о Лисе я не смогу, не получится.   
Пожалуйста, сделайте вид, что вы  все поняли! Тогда я смогу
продолжать свой рассказ.
Топ-Топыч в последнее время сменил образ. Ему  наскучило
выглядеть огромным лохматым бурым медведем. Теперь он
появляется в виде изящного  шоколадного облачка. Что остается  
неизменным во всех его преображениях, так это  приятный  
кофейный  оттенок и способность летать.

Я притворилась, что усиленно работаю, и мне не до него. Он
притворился, что обижен и нырнул под стол редактора.  Тут же
вылез, но уже с противоположной стороны стола и в ином виде.
Теперь он был в образе одного из мишек Гамми. В зеленой
жилетке и со шляпой на голове. Немного переигрывал. Мишки
Гамми – это лесные жители. Топ–Топыч же в своем новом
образе  больше напоминал моряка. Тельняшка под зеленой
жилеткой сохранилась со времен мишки Барни. Походка –
широко расставив ноги и слегка раскачиваясь - как у боцмана,
недавно сошедшего на берег и еще не отвыкшего от морской
качки. Может, Топыч и был недавно в плавании. Я не знаю. Я
давно его не видела. Он не любит, когда я валюсь с ног от
усталости  и боли  непонятного  происхождения. Когда я не в
форме Топыч покидает меня. На время.

Вблизи редактора Топ–Топыч ведет себя иначе, чем со мной.
Никаких комплексов, никаких обид. Веселый, добродушный
медведь, обнимающий редактора за шею мохнатой лапой.
Подсовывает голову под руку, что бы редактор его погладил и
потрепал за ухом в знак одобрения. Они о чем–то
переговариваются вполголоса. Я не слышу о чем именно, но
точно, что не обо мне. Меня как будто вообще не существует. С
той стороны стола ведут приятную беседу два приятеля,
которые давно не виделись, им есть о чем поболтать, и они явно
довольны друг другом. А мне тоскливо. Я хочу закончить
интервью и перестать копаться в себе. Раскопки не приносят
мне радости. Я не хочу в свое прошлое. Ни в один из дней. Я не
вижу лица, которое было бы радо мне там. Я не слышу голоса,
который похвалил бы меня. Я не вижу плеча, на которое мне
можно было бы опереться. Я не вижу спины, за которую я могла
бы спрятаться. Я иду по пустыне, и белое солнце слепит мне
глаза.

Я хочу домой.
Знать бы, где этот мой дом… ( продолжение следует)

История cоздания стихотворения: