Нет статуса

Автор: Сергей Комаровский
Тема:Романтическая проза
Опубликовано: 2018-10-29 20:57:04
Автор не возражает против аналитического разбора и критики в рецензиях.

Фармацевт

                                                              

Иван Малина был на седьмом небе от счастья. Его опыты с удивительной жидкостью увенчались
успехом: хомячок Тишка проснулся через пять минут и, как ни в чем не бывало, принялся грызть свой
любимый капустный лист. Малина с большой опаской сделал ему укол из сыворотки, приготовленной из
цедры выжатого листа чудо-кактуса. Боялся, что помрет зверек. Не умер. Наоборот стал выглядеть бодрее и
в своей металлической клеточке в тот день не отсыпался, а неутомимо бегал и просил еду. Как
дипломированный фармацевт, да еще с солидным стажем работы в аптеке, Иван не мог ошибиться в
разработанной им рецептуре нового лекарства. Оно содержало нужное количество снотворного,
антибиотики, различные стимуляторы и главное – неведомое миру вещество, временно исключающее
память у живых существ. Тишка за прошедшую неделю несколько раз им кололся различными
приготовленными снотворными и специальными веществами, и каждый раз долго, болезненно просыпался,
облизывая или расчесывая ранку от иглы шприца. Сегодня он ранку даже не замечал, хотя она сильно
кровоточила. «Передозировка снотворного,  – заключил Малина, наблюдая за поведением Тишки.  – Или
рука сильно дрожала во время укола». И будто бы током его ударило: « Да хомячок просто не помнит
сделанной ему маленькой боли!»…
Иван Малина  – тридцатилетний худющий, длинный, рыжий очкарик с желтоватым, болезненным
лицом, весь в оспинах, совсем не походил на врача, тем более фармацевта. Видел бы кто-нибудь из
многочисленных клиентов центральной городской аптеки того, кто им готовит лекарства  – непременно
побрезговал бы их применять и, наверняка, выбросил бы их в урну. Провизор с постоянными черными
кругами под глазами, хоть и небесно голубыми, с худыми, волосатыми маленькими ручками, выпученным
брюшком под узким больничным  белым халатом, никогда не внушает доверия. Оно и понятно: сам себя
вылечить не может, где там сделать лекарства для других. Другое дело, когда аптекарь – статный или
полный, краснощекий мужчина – к  такому всегда больше доверия. Хотя, как сказать, мужик  – и на
нищенской аптекарской зарплате – нонсенс. И подозрительно. Как он может прокормить свою семью. На
гроши.
Иван Малина был холостяком. Семьи у него не было. Родители, простые рабочие на сахарном заводе,
ушли рано из жизни. Многочисленные болезни и болячки передались от них к сыну. Один только сахарный
диабет чего стоит. Принял Иван все болячки безропотно, смиренно, но с четырнадцати лет поставил себе
цель: выучиться на фармацевта. Захотел придумать лекарство – панацею от всех болезней и спасти в
первую очередь родителей, а потом и себя. Окончил престижный медицинский институт по любимой своей
специальности. Получил даже красный диплом за усердие. Но родителей не спас. Не успел, как ни
старался. Напрасно «химичил» во всяческих лабораториях, денно и нощно штудируя специальную
литературу  – практикумы. Его преподаватели, с учеными степенями  и без, видя такое рвение, часто
ругались: «Иди лучше уколись лишний раз инсулином. Расслабься… Не с твоим здоровьем быть
экспериментатором. Смешивать чьи-то порошки  – вот твое кредо!». Только один седовласый старичок,
старший преподаватель с кафедры химии, за него заступался: « У него божий дар – изобретать… Пусть
поначалу колесо, но свое. Все гениальное – просто, но трудно достижимо. Он из тех - копателей -
первопроходцев.  Не то, что вы  – слизали друг у друга  выдуманные формулы, завернули каждый в свою
красочную бумажку  – и, наперегонки, за наградами. А есть прок от детища миру или его нет – вам
наплевать… Ванька – запрограммированный химик-практик и ему нужен настоящий, не выдуманный успех».                    
Малина был единственным представителем сильного пола на своем студенческом потоке. Впрочем,
девчата- сокурсницы не замечали этого или делали вид, что не замечали. При случае, хихикая, могли при
нем полностью раздеться в аудитории, примеряя купленное нижнее белье, или еще что-нибудь из
деликатной женской одежды. «Наш желтушный кощей,  – просто звали его, смеясь, сокурсницы.  – Хоть и в
малиновом пиджачке». Как Иван их ненавидел. Наглых, пошлых и ленивых. «Повыскакиваете замуж,
кобылицы, – брюзжал он, отбиваясь от вечных издевок девчат. – Кому от вас польза». И назло всем носил
модный малиновый пиджак. Крутым всегда быть хотел  – под стать своей фамилии. Воровская «малина»
часто бивала его за это: то на улице, то в общежитии, а то и просто в студенческом туалете. Требовали от
него снять пиджачок и принести дурманящих таблеток. Иван мужественно терпел побои и ни разу им не
покорился. Однажды даже провалялся почти месяц со сломанными ребрами и носом  в больнице. Вскоре
мучители плюнули на него и переключились на однокурсниц. Результативнее, проще, да и  в общении
приятнее.
Не бросил Малина свои пристрастия к экспериментам и после распределения в провинциальный город.
Аптека ему выпала хоть и старая, но центральная. С хорошей провизорной оснасткой и оборудованием.
Материалы, сырье, отличное лабораторное оборудование всегда были под рукой, а что еще нужно заядлому
экспериментатору. Только пробуй, твори, и на глаза начальству не попадайся. Сдали  – попался  – получил
выговор. Затем строгий. Пришлось сделать лабораторию прямо на дому. Слава Богу, как молодому
специалисту, к тому времени выделили однокомнатную квартиру. Переделать же отдельное жилье, да с
просторной кухней и шикарным туалетом, фанату лабораторных исследований  – только подпоясаться!
            Вот  только результатов не было никаких. Семь лет, таких насыщенных лет, как в бездну канули.
Новое лекарство, которое потрясло бы весь мир, ему упорно не давалось. А как хотелось его изобрести.
Всему миру на удивление, себе  – на здоровье. Инсулин Малина органически уже не переваривал. Терзал
себя: « Сколько денег ухлопал и всё коту под хвост!». Зависимость от уколов любого человека угнетает.
Тем более влюбленного. В свои тридцать лет Иван впервые влюбился. И, как на грех, в свою новую  
заведующую аптекой  – Нину Карпенко. Его возлюбленная была на лет пять старше, а красавица  – глаз не
оторвешь. Голубоглазая блондинка, с точенной тоненькой фигуркой, длинными ногами, и главное  – с
волнующим холостяцкое воображение роскошным бюстом. Уму непостижимо как она умудрялась держать
правильную осанку и равновесие, с достоинством  вышагивая, и ни разу при этом не споткнулась, нося
впереди себя такой груз.
– Охо-хо,  – стонала иногда Нина,  – поддержите, кто-нибудь, мои сумищи, а то я совсем упарилась.
И следила за реакцией своих сотрудников. Так как в разлюбезной ее аптеке были только одни женщины
(кроме Малины, конечно), то все понимали, кого она хотела бы видеть в качестве носильщика. Вот потому
все сотрудницы, даже уборщица, дико непристойно ржали.
– Ну, вы скажете, Нина Васильевна!  – обычно конфузился Малина, прячась за перегородку своего
рабочего стола. Или лепетал нечто невразумительное.
И долго потом не стихал женский хохот. Многоголосый, ехидный, и до боли ему противный. Кто бы знал,
как хотелось Ивану хотя бы потрогать эти «сумищи», не говоря о том, чтобы удостоиться простого поцелуя
от их обладательницы. Где там. Нина Карпенко – хоть и разведенка, бездетная, была ему не доступна. Что
он мог ей предложить? Любящее, больное сердце, залеченное всякими сверхсильными лекарствами.
Копеечное жалованье, на которое даже приличный костюм не купишь. Тем более  – огромный букет цветов.
Или любимую домашнюю лабораторию с уймой написанных безрезультатных отчетов исследований, за
которыми стоят огромные долги по взятому кредиту в банке. Ведь у Нины есть личный новенький
«Мерседес», шикарная двухкомнатная квартира, а друзей - товарищей среди врачей  – табун и еще один
иноходец. Где уж за ними угонишься, здоровыми жеребцами. Мигом шею сломаешь.
Хорошо, что новая руководительница не «душила» его экспериментаторский пыл, отчитывала правда за
растраченные недешевые химические реактивы, но не сильно, с пониманием. На святое ведь дело пошли  –
на исследования, не на утеху, и, не дай Бог, на продажу вездесущим коммерсантам.
– Ладно, голубчик,  – бранила она его, как-то по матерински, тепло и снисходительно,  – спишу ваши
грешки… Но впредь будьте экономнее. А то изобретете новое лекарство – получите Нобелевскую премию, а
денег тех и на бумагу с перечнем ваших долгов не хватит.  
Сегодня Малина добился таки своего: сделался знаменитым. Он изобрел свое лекарство. Пусть хоть и не
излечит его сахарный диабет, но человечество всколыхнет. И назовет Иван его незатейливо просто:
«нинамалин». Пусть теперь попробуют над ним посмеяться!

                                           *               *            *
А началось все с нелепого случая. Нина Карпенко, большая любительница кактусов, попросила
Малину, как единственного мужчину в аптеке, перенести для проведения  ремонта из своего кабинета в  
хорошо освещенную подсобку  многочисленные кадки, горшки с диковинными растениями. Навезла их она
туда страсть какое количество. Не кабинет, а целая оранжерея. И сплошь одни кактусы. То колючие, то
пушистые, то с листочками, то – без них. Большинство растений  – колобкообразные, с редкими колючками.
Не на чем глаз свой остановить. Одним словом  – безвкусица. Каждый экземпляр кактуса не походил на
своего собрата. Нина за этим тщательно следила. Коллекцию свою постоянно дополняла: покупала -
выменивала у других коллекционеров, сама выращивала из подаренных саженцев. Об одного из колючих  
страшилищ Ивана и угораздило сильно уколоться. Пытался удержать упавший с полки горшочек с рассадой,
а натолкнулся на колючего монстра. Всей ладошкой. И… упал в обморок. Очнулся  – поднялся  с пола. Тот
злополучный горшочек у него на животе оказался. Целехонек. Только белый халат испачкал. И главное  –
никакой боли. Только кровь запеклась на ладошке. Одна дурацкая мысль забилась в мозгу: « Почему
распластался? Вида крови ведь никогда не боялся». Хорошо хоть один он в кабинете. И нет свидетелей его
падения. Вот смеху то было бы. Бабского. С удивлением Иван начал осматривать то колючее страшилище.
Кактус как кактус  – ядовито зеленый, чуть больше метра высотой, раскидистый, чем-то похож своим
силуэтом на ветряную мельницу. «Но как он мог меня с ног сдуть,  – подумал, почесав стриженый затылок.  
–  Или у меня  опять галлюцинации?!  Заработался». С интересом долго рассматривал  длинные острые
колючки на кактусе. Вроде бы обыкновенные, но уж больно влажные. «Сок что ли с него вытекает?  –
ломал голову Иван.  – Наверное, дитя тропических лесов… У всех кактусов колючки сухие, а у этого  – с
маленькой капелькой жидкости на кончиках». Повинуясь какому-то экспериментаторскому порыву, Иван
машинально хлопнул ладошкой колючего монстра. И… вновь упал в обморок…
Сколько времени он провалялся (в тот раз) на полу  – Иван уже не помнил. Да и было ему это не столь
важно. Главное  – в  колючках  диковинного кактуса таилась страшная сила. И он это случайно обнаружил.
Это потом  уже с точностью до секунды он высчитал силу нокаута защищающегося растения. Для этого не
один десяток раз проводил эксперименты с необходимой  медицинской аппаратурой, замеряя свое
артериальное давление и делая себе развернутый анализ крови.
– Что-то вы зачастили в мою оранжерею,  – заметила наблюдательная  Карпенко, тряхнув своими
пышными русыми волосами. И про себя: «На меня ноль внимания?!»
– Увлекся тоже кактусами,  – схитрил, смущаясь, Малина.  – Прекраснейшие растения!
– Вы так считаете?  – искренне удивилась руководительница, и ее тонюсенькие бровки взметнулись
вверх, к прекрасному лобику.
–  Да,  – проблеял Иван, окончательно раскрасневшийся. Ведь его возлюбленная  впервые им
возгордилась.  – Рядом с ними приятно работается… Хорошо думается… Постоишь с полчасика,
полюбуешься их красотой  – производительность труда в два раза повышается.
–  Это хорошо,  – радостно промолвила Карпенко и уже назидательно добавила:  – Вы только их
сильно не поливайте… Пока я этот проклятый ремонт закончу и свою диссертацию  – вы мне за них головой
своей отвечаете.
– Будьте спокойны, Нина Васильевна,  – пролепетал Иван, скрывая свои волнения.  – Я за ними
присмотрю.
– И никого к ним не допускайте,  – приказала  заведующая, вздыхая, «на меня, все-таки, ноль
внимания. Наверное, плохо припудрила носик».  – В том числе и уборщицу. У нее только пьянки на уме.
Побьет еще мои горшочки.
Остальное было дело техники. Кто-кто, а Иван умел проводить исследования – годы адского труда не
прошли даром.  Через две недели он уже начал проводить эксперименты на хомячке Тишке. Как всегда,
подпольно. Никому  не распространяясь. Да и кому рассказывать  – ни друзей, ни подруг.

                                            *                                *                               *
       Товарищ у Малины, конечно, был. Хотя назвать так своего соседа по квартире  –  дядю Петю, тоже
холостяка, пятидесятилетнего слесаря  с  хлебозавода  –  язык не поворачивался. Просто сосед. Иногда
заходил  – спички, соли одолжить, а то бутылочку водки распить. Поговорить о том, о сем. Малина,
конечно, с ним не пил – так только пригубливал, чтобы поддержать компанию. Да и выгода была: у дяди
Пети были «золотые» руки. Сантехнику починить, трубы прочистить и вентиляцию (все-таки в доме
химикаты!)   – ему было это раз плюнуть. Да и общения с мужской половиной человечества Ивану явно не
хватало.
– Ты опять дома торчишь!  – привычно стал возмущаться сосед, только переступив порог квартиры
Ивана.  – Глянь: весна на дворе  – красотища! Кругом парочки влюбленные тискаются… А ты в такой вечер  
– и дома.
Низкорослый, очень полный, лысоватый мужчина с помидорно-красным лицом закатился  колобком в
комнату, на ходу сбрасывая стоптанные тапочки. Присел на единственный стул у хозяина, так как в узкие
кресла  мягкого уголка не вмещался. И продолжил свою воспитательную работу:
– Скоро ты станешь импотентом. От своей этой химии и одиночества… На кой черт тебе эти лекарства
… Какая разница каким тебя в гроб положат: здоровеньким или чахоточным.
– Лучше очень старым,  – невесело улыбнулся Иван, убирая со стола свои разнокалиберные пробирки
и колбочки.
– Так ты никогда  не состаришься,  – ядовито сказал сосед и бесцеремонно закурил сигарету.  –
Умрешь молодым!  Голодным, неухоженным, и бедным - пребедным.
            «Знал бы ты кого сейчас поносишь,  – подумал, ухмыляясь, Иван.  – Светило науки. Дай только срок  
– меня  народ  цветами забросает… Еще при жизни».  Соседу же обиженно промолвил:
– Я для человечества стараюсь. Мое лекарство спасет тысячи жизней, а может даже и миллионы.
–  Подумаешь, вундеркинд,  – перебил его дядя Петя, со злостью туша сигарету в лабораторной
мисочке.  –  Корчишь из себя ученого… Ученый - в  г… моченный!  От твоей лаборатории только вонь по
всему дому.
– Обижаете, дядя Петя,  – проговорил  Малина, и голос его дрогнул.
– Ладно, продолжай травиться своей химией,  – смилостивился сосед, тяжело поднимаясь со стула.  –
И бери с меня пример. Вот иду сейчас на встречу с одной вдовушкой… Весьма аппетитная особа. Почти
центнер веса, а жизни дает… Кровати ломаются!
– Удачи вам!  – обронил, потупившись, Малина.
Дядя Петя, уже стоя за входной  дверью, вспомнил:
  – Вот, склеротик… Я же тебе должок принес. Возвращаю денежку, как договаривались  – день в день!  
И, сунув денежную купюру в карман домашнего халата Ивана, поспешно удалился.
Оставшись один, Малина  еще почти час колдовал  над своими пробирками. Хомячок Тишка привычно
шуршал в своей клетке соломенной подстилкой, напоминая хозяину о необходимости ужина. В длинной
пробирке, разогреваемой огнем спиртовки, булькала его чудо - жидкость. У него по плану сегодня был
очередной  значимый эксперимент: апробирование - тест  на самом себе. Ради науки, ради жизни на земле
Ивану  предстояло быть подопытным кроликом. К этому тесту он долго готовился: бедный Тишка  перенес
не один десяток уколов, с различной дозировкой нинамалина и с разными добавками снотворного. Для
важного теста  Иван даже оформил отпуск за свой счет  – на целых три дня. Сначала  Нина не хотела его
отпускать. Кричала, что и так в аптеке полный «завал» и все работники только делают вид, что трудятся, но
потом быстро сдалась: уж больно слезно умолял ее подчиненный.
У Малины, наконец, все было готово к проведению теста. Даже шприцы (целых три!) были заправлены
чудо - жидкостью. Но в самый последний момент он своим спинным мозгом почувствовал, что очень сильно
боится. Лоб, руки, спина  за считанные секунды стали мокрыми от холодного пота. « А ты оказывается
слабак, старина,  – мелькнуло в возбужденной голове.  – Жизнь хочешь прожить без риска, на проверенных  
уколах». Как ему вдруг стало жалко себя   – одиночку –самоучку. Гордеца несусветного. Как хорошо было
бы сейчас  вдвоем, с напарником. Или с напарницей. Вдвоем было бы легче и безопаснее. При случае  
дублер сможет вызвать реанимационную бригаду. Малина подумал о Нине Карпенко. «Она же ученый,  –
роились мысли.  – Пишет свою кандидатскую диссертацию… Наверно, жуть какую серьезную… Надо было ей
все рассказать. Помогла бы». Но жажда так долгожданной славы и почета переборола упрямого
экспериментатора. Да и славу ой как не хочется с кем-то делить. Наскоро перекрестившись, он дрожащей
рукой взял шприц. И вдруг ярко горевшая трех ламповая люстра в комнате внезапно погасла. Стало совсем
темно. « Наверное, пробки перегорели, – мелькнуло в догадках». За стеной своей старенькой трехэтажки
Малина услышал откровенные ругательства соседей. «Авария,  – заключил, чувствуя  всей кожей как весь
его хрупкий, больной организм принял с облегчением известие». « Конченый слабак»,  – выругался про
себя Иван и инстинктивно пошел искать в кладовке фонарик. Нашел. Включил и направил его лучи на свой
диван, на стол с приготовленными шприцами.
« Нет,  – чуть не прокричал на весь дом фармацевт.  – В темноте не хочу колоться». И выскочил, в чем был
на лестничную площадку. Затем, по лестничному маршу, на улицу, чувствуя как бешено колотится сердце.
В тихом, темном дворике он не сразу  успокоился. Стоял, как вкопанный, учащенно дыша. Не по-
весеннему холодный ветерок трепал его короткие волосы, холодил вспотевший лоб и без того озябшие
голые ноги, в тапочках. Темные, мрачные клены также дрожали от ветра, силясь укрыть свою молоденькую
листву за мощными старыми стволами. Яркие многочисленные звезды на небосводе усиленно пытались
осветить всё живое и не живое, как будто извиняясь за чью-то вину в пропавшем  вдруг освещении.
Стоявшая напротив серая трехэтажка зияла черными пустотами - окнами. Все как будто бы в один миг
умерли. Хотя нет: сначала в одном окне замаячил тусклый огонек, затем в другом  – чуть поярче. Люди
зажигали свечи, фонарики. Жизнь восстанавливалась.
«Господи,  – перекрестился Малина,  вздыхая.  – Как хорошо жить. А я хотел уколоться… и взлететь на
небеса». Желание экспериментировать на себе,  куда только подевалось.
– О, мужчинка ничейный!  – возвратил его на грешную землю раздавшийся вдруг писклявый женский
голос.  – И голенький!  Халатик – долой, и ко мне в постельку!
Пьяная, толстая женщина, с растрепанными длинными волосами, держась за стенку, двигалась к нему
мрачной тучей.
– Я не дорогу возьму за ночлег,  – бормотала, икая.  – Всего бутылочку водки.
– Не морочь мне голову, красавица,  – процедил сквозь зубы Иван.  – Плыви дальше по течению.
– Плыву. Я всегда плыву  в хорошей компании… Вот только сейчас ни черта не вижу.
– Где ты живешь?  – хмуро спросил Малина, придерживая  шатающуюся женщину.
Искательница приключений назвала свой адрес, путаясь в словах.
– Дорогуша, ты не туда бредешь,  – злобно  рассмеялся Иван.  – Тебе в другую сторону. Твой дом  – в
следующем переулке.
– Проведи, мой зайчик,  – попросила женщина.  – Отблагодарю. Я в постели  – Мадонна.
«Вот несчастье на мою голову свалилось,  – выругался про себя Малина, с трудом  отбиваясь от поцелуев
пьяной женщины.  – Но не оставлять же ее одну. Обидеть могут  или надругаться». Оглядев ее одежду
(плащ новый  – дорогой, сапожки  – то же, стоят не одну сотню баксов), решил спасать загулявшуюся
мадам. «Ее дом  – недалеко,  – прикинул в уме расстояние и свои возможности.  – Каких-то двести шагов.
Допру, хоть и в тапочках».
– Обопрись за мое плечо, секс-бомба,  – обронил  он по-молодецки свое приказание.  – И понеслись, не
останавливаясь.
– Вперед,  – икнув, крикнула женщина и чуть не упала.
Малина с трудом поволок ее в обратном направлении: откуда она только что появилась.
Дама всячески Ивану пыталась помочь, но все ее телодвижения только мешали  так сказать их обоюдному
передвижению. С трудом они проделали шагов тридцать, перешли на другую сторону переулка и возле
бетонного столба уличного освещения остановились. Было по-прежнему темно. С трудом Малина различал
силуэты окрестных трехэтажных домов в переулке, да и от неимоверных усилий он сильно вспотел, даже
стекла очков запотели.
– Подержись-ка  за столб, красавица,  – буркнул Иван, переводя дух.  – Я только очки протру.
И в этот момент сильный, резкий удар в лицо сбил его с ног. Следующий удар ногой пришелся в правую
коленку. Малина аж взвыл от сильной боли.
– Так ему,  – зазвучал простуженный, хриплый мужской голос.  – Будет знать, гнида, как баб наших
лапать.
– Увести хотел, лапоть!  – выругался, сплевывая, громогласный бас.  – От нас нигде не спрячешься.
– Бабу пьяную узрел и в постельку к себе поволок,  – пропел совсем молоденький баритон.  – Она наша…
Зря что ли поили… И кто-то из мужиков отвесил Ивану очередную зуботычину.
Подняли затем, очумевшего, на ноги.
– Оденьте этому очкарику его бинокли,  – приказал всё тот же бас.  – Сейчас его будем учить, полового
гангстера.
– Ребятки,  – заблеяла пьяная женщина.  – Пошли скорей… меня на всех хватит…
– Заткнись, дура,  – брякнул бас.  – Успеется… Сейчас только проучим умника.
Вновь избивая, водрузили Малине на нос его очки. Одна линза была в паутине трещин, но Иван смог
разглядеть своих обидчиков. Их было трое амбалов  – этаких  шкафов, но в спортивных костюмах. Один из
них, самый высокий и самый крупный, игриво пробасил:
– Вот, что, четвероглазый… Мы сейчас снимем штанишки… и ты нас всех оближешь… Не сделаешь  –
зарежем.
– Хи-хи,  – заливался обладатель ехидного баритона, совсем еще юнец.
И мужики дружно приспустили спортивные брюки. До колен. И в этот момент в домах во всем переулке, на
уличных столбах зажегся свет.
– Атас!  – завизжал истошно юнец.  – Сваливаем! Сейчас ментов обыватели вызовут.
– Твое счастье, пучеглазый,  – пробормотал поспешно верзила.  – Не люблю получать удовольствие на
свету… И резко ударил своим сапожищем Ивана между ног.
От сильной боли Малина вновь упал, теперь уже на колени.
– Вот так и стой, половой гангстер,  – заржали, как по команде, мужики и неспешно поволокли по переулку
свою подружку.
Какую-то минуту Иван простоял на коленях, корчась от боли. Отдышавшись, выплюнул выбитый зуб,
отряхнулся. Его ноги дрожали, но не только от холода, а и от нестерпимой боли под пахом. С трудом обул
найденные тапочки и побрел, шатаясь, к своему дому.
«Подонки,  – ругался, еле-еле передвигая ногами,  – трое на одного, да еще  – дохляка… Герои.. Нет на вас
силы, «качки» безмозглые». И будто молнией в голову ударило: «Есть!». И где только силы появились.
Метеором взлетел на свой второй этаж, в  открытую входную  дверь, схватил приготовленные шприцы и так
же, в тапочках, выбежал на улицу.
Своих обидчиков догнал легко. С тяжелой ношей (дама ведь увесистая!) они далеко не успели прошагать.
Иван накинулся на них словно коршун. Верзила и один из «качков» получили уколы на всю катушку. Они
тащили под руки женщину, потому и были самыми уязвимыми. Третий, был это юнец, от неожиданности
успел только вскрикнуть: «Мамочка!». И получил лишь значительную часть от  дозы в шприце. В какую-то
последнюю секунду, перед ударом, Иван, почему-то,  его пожалел. Естественно, все амбалы тут же
отключились, падая тяжелыми снопами.
Придавленная грузными хулиганами любительница приключений завизжала недорезанной свиньей.
Пришлось и ей вколоть оставшуюся дозу  нинамалина. Чтоб утихомирилась.
Расправился Малина со своими обидчиками жестоко: каким-то подвернувшимся ржавым куском
металлической трубы нанес неоднократно удары по рукам, ногам, а  верзиле  – еще и между ног
приложился. Знай, мол, наших. И только тогда, удовлетворенный, чинно удалился. К счастью, ему никто не
попался по дороге домой. Не то бы тоже получил от него «трубовоспитание». Он не ведал, что творил.
Жажда мести, обида, боль, человеконенавистничество смешали, перепутали все его помыслы. Впрочем, и
немудрено: всю жизнь Ивана только обижали. Сейчас же он хотел, как ни странно, избить весь мир, такой  
непутевый (по его мнению), заблудший и не помогающий  ему принести  человечеству спасение от всех
болячек.
Только перед входом в свой подъезд он немного успокоился. Начал приходить в себя. И схватился, рыдая,
за голову: «Что я натворил?!  А вдруг я их убил, этих подонков?».   Испуганно огляделся вокруг. Увидав в
руке ржавый кусок трубы, засуетился, тяжело вздыхая. И забросил, что есть силы, в ветви клена свое
орудие. Старый клен принял этот удар болезненно: заскрипел стволом и, чтобы не травмировались
молоденькие листочки, поспешно поймал в сети своих веток нежелательный предмет. Не дал ему упасть на
землю.
«Извини, старина,  – обратился к нему Иван, вновь зарыдав, как ребенок.  – И тебе досталось… Прости лже-
спасителя человечества».

                                   *                             *                             *
Всю ночь Малина не спал. Ворочался на диване. У него все болело: голова, руки, ноги, подбитый глаз,
живот. Казалось, что каждая клеточка его без того больного организма умирала, в муках. Не было сил
терпеть. Никакое обезболивающее лекарство не действовало. К тому же, за окном, уж который час шел, не
переставая, сильный дождь. Он методично барабанил по жестяным балконным  и оконным отливам, как бы
напоминая: «Не лежи и кайся, убийца!». А в чем было каяться. Свершилось просто правосудие. Жестокое,
правда, без суда и следствия. «Что бы сделали правоохранительные органы, если бы он заявил об
избиении? В лучшем случае  – выслушали бы. В худшем  – прогнали бы прочь. Кто бил, зачем бил, где
свидетели?» Малина толком и не запомнил обидчиков. « Преступление не бывает без наказания,  – стучало
в воспаленном мозгу.  – На силу нашлась другая сила: более изощренная  и  бескомпромиссная… А дождь
смоет все следы».
Лишь под утро Иван заснул  – подействовала, все-таки, большая доза принятого снотворного.

                                    *                             *                              *
Пробудился  Иван от тяжелых сновидений лишь благодаря  сильным стукам в дверь. Не стучали  –
громыхали кулаками и ногами. «Быстро меня  вычислили,  – застучало в висках.  – А еще говорят, что
милиция наша  – никудышная». С трудом открыл входную дверь, шатаясь от сильного головокружения.
– Фу ты, черт, живой!  – прокричал запыхавшийся сосед, дядя Петя.  – Думал, что ты сдох от своей химии.
И протиснулся между косяком двери и Иваном в комнату.
– Ну и видок у тебя, братишка,  – засмеялся сосед.  – Прямо белая смерть… с подбитым глазом… Колба, что
ли, отблагодарила … за усердие.
– Уличные хулиганы приложились!  – пробурчал, тряся головой, Малина.  – Морда моя им не понравилась.
– Ах, вы еще и по проспекту гуляете!  – съязвил дядя Петя, садясь на разложенный диван.  – То-то я вижу
утром у тебя свет  – на всю иллюминацию, вечером и ночью  – светопреставление. А вот днем, после обеда,
не выдержал  – ломлюсь к тебе, чтоб свет отключить… Думал  – стряслось, не дай бог, чего.
– Как, уже  – день?  – глупо спросил Малина.  «Так сколько же  времени  проспал?  – прикинул в ужасе.  –
Больше суток?!».
– Свихнешься я вижу ты скоро,  – ухмыльнулся дядя Петя,  – со своей химией… Правильно тебе уличная
шпана глазик то и подсветила… Чтоб вел, так сказать, правильный образ жизни… И видел куда бредешь!
– Скажете тоже,  – вздохнул, зевая, Иван.  – Уличных хулиганов вешать надо.
– Само собой,  – обрадовался сосед затянувшейся беседе.  – Вчера, конечно, ты телик не смотрел…
Местный городской телеканал… Так вот, что изверги отчебучили: порядочных людей искалечили. Троих  
дебелых мужиков  в инвалиды переквалифицировали… А были те все спортсмены, работники какой-то
охранной фирмы. Налетели хулиганы, видно, всей оравой и отметелили… Да так, что горемыки и не помнят:
дяди они или тети.
– Так уж ничего и не помнят?  – спросил Малина с неподдельным интересом.
– Ни черта… Баба еще какая-то с ними была. Так та вообще не помнит, как в нашем городе оказалась…
Приезжая она.
– Ничего себе!  – аж присвистнул Иван.  – Напились, наверное, до чертиков.
– Не-а,  – замотал головой всезнающий дядя Петя.  – Мужики  – трезвее не бывает, баба, правда, пьяная -
в стельку… Показания следствию дает противоречивые.
– Возбудили уголовное дело?  – с опаской поинтересовался экспериментатор.
– Естественно… Копают, сыщики… ЧП  ведь в городе! Три мужика в травматологии!
«Слава богу, живы,  – вздохнул Иван про себя облегченно.  – Не взял грех на душу». И молча пошел на
кухню, за бутылкой  водки, хранившейся  всегда в холодильнике.

                                   *                             *                               *
– Я вас сейчас четвертую!  – встретила руганью  Ивана из отпуска его начальница.  – Ничего вам нельзя
доверить!  И картинно жестикулируя  холеной ручкой, продолжила:  – Два срочных заказа не выполнили,
мою оранжерею забросили, а чудо- кактус совсем уничтожили… Что вы с ним сделали, недотепа? … Почему
он весь засох?..  А?!
Малина вмиг раскраснелся и  попытался неумело оправдываться:
– Я случайно его уронил…один листок и оторвался… потому и полил его питательным раствором, как учит
данное вами пособие по уходу.
– В уши надо было вам залить,  – перебила в гневе Карпенко,  – тот питательный раствор. Чтобы лучше
слушали мои наставления!  Теперь цветения кактуса мне придется  еще несколько лет ждать…отращивая
новые его отростки.
– Вы его порезали?  – вскрикнул в ужасе Малина.
– Конечно,  – проговорила, несколько смутившись, Карпенко и с удивлением уставилась на подчиненного.
– И напрасно,  – с досадой вымолвил Иван.  – Ему ничего не угрожало… Обычная  травма.
– Что вы в этом понимаете,  – вновь завелась руководительница.  – Ведь это же редкий гибрид агавы
американской, эспостоа и опунции Бергера. Мне его один старейший мексиканский врач  подарил… перед
своей кончиной… Говорил, что кактус скоро должен зацвести. И, немного успокоившись, выдала дрожащим
голосом:  – У него уже сок даже через колючки начал капать… Старик говорил, что это всегда перед
цветением.
« Как я вовремя успел выкачать тот сок,  – подумал с радостью Малина». Ей же притворным кающимся
голоском промычал:
– Виноват, Нина Васильевна. Кровью искуплю свою оплошность.
И, почему-то, стал перед ней на колени. Ее это растрогало. Всхлипывая и одновременно размазывая тушь
по прелестному румяному личику, она повелительно произнесла:
– Встаньте уж, вредитель!  Милую… И только благодаря тому, что у меня сегодня знаменательное событие!
– Закончили свою диссертацию?  – молниеносно вскочил на ноги обрадовавшийся Иван.
– Что вы, до этого еще не дошло. Мне сегодня сделали официальное предложение… При всех наших милых
девочках- лаборантках…
– Кто же этот счастливчик?  –   перебил ее несколько обиженным тоном.
«Кажется, все-таки ко мне он не равнодушен»,  – засветилась вся  в лукавой улыбке. Ему же царственно
промолвила:
– Главврач из нашей частной клиники. Кандидат медицинских наук.
– И у него, конечно, коттедж, ковер-самолет и сапоги-скороходы,  – съязвил, не сдержавшись, Малина.
– Голубчик, а вы, оказывается, и хамить умеете?
– Умею,  – огрызнулся  Иван и, испугавшись своей дерзости, промямлил, раскрасневшись:  – Извините.
Руководительница с интересом начала разглядывать своего подчиненного. Его всегда плохо выбритый
подбородок, который так раздражал, сейчас ей показался уже стильным. А подбитый правый глаз  придавал
мужественности этому болезненному лицу, испорченному страшной перенесенной оспой. « Влюбленный
мальчишка,  – с жалостью подумала Нина  – И такой неухоженный».
– Я  не дала еще окончательный ответ,  – произнесла она несколько возвышенно и заулыбалась, обнажив
свои безукоризненно белые, ровные зубки.  – Он не подарил мне миллион алых роз.
– А если подарит?  – несмелым голосом поинтересовался Иван, потупив глаза.
– Сразу же выйду за него замуж.
– Желаю вам счастья,  – буркнул Малина и, чтобы не видно было его вмиг нахлынувших слез, поспешно
выскочил из кабинета.
Уже рыдая и не замечая отпрянувших от распахнутой двери лаборанток,  он помчался по коридору, на
улицу. На спасительный воздух. И никто его не остановил, хотя бы окриком. А он так на это надеялся.

                                      *                          *                           *

«Что она в нем нашла,  – целый день долбил себя одной и той же мыслью Иван, лежа на диване.  – Он же
ей в отцы годится… Старый пронырливый ловелас». Несколько раз  Малина сталкивался с этим господином.
Тучный такой, картавый бочонок. С торчащим брюшком и вечно потными, волосатыми пухлыми руками. От
него за километр разило стойкой туалетной водой и столь же стойким  сальным запахом. Никакая
французская парфюмерия не могла убить неприятный запах тела этого борова. « И как моя Нина постель с
ним смогла разделить,  – корчился от боли Малина, утирая слезы подушкой.  –  Неужели за деньги?!».  В
предприимчивости соперника он нисколько не сомневался.  В пятьдесят своих лет тот умудрился скопить
целое состояние. А как может врач разбогатеть?  Пусть хоть и с ученой степенью?   Только  за счет
щедрости своих пациентов, большинство из которых со слезами отдали ему последние свои сбережения.
Ради своего спасения от болячек. Иван же за нинамалин пока и копейки не получил. « Корплю, дурень, над
отчетами,  – корил себя неустанно великий экспериментатор.  – Как будто бы полученный патент мне
бутерброд с черной икоркой сразу преподнесет, оденет и обует. С ним не один годок придется по кабинетам  
помотаться. И никто меня там не ждет с бутылочкой шампанского». Со злостью Малина вколол  себе
очередную порцию инсулина, отметив с жалостью, что так и не вылечил свой сахарный диабет. «Ладно,
любители денежных знаков и дармовщины,  – заключил Иван и со всей силы ударил крошечным кулачком
по обивке дивана. Облачко пыли тотчас же заполнило все квартирное пространство, отягощая и без того
душный, затхлый воздух.  –  Теперь я  вас начну колоть. И притом  не бесплатно».    
                               *                              *                                 *
– Ты, почему не на работе?  – удивился весь помятый, вспотевший дядя Петя, чуть приоткрыв свою
входную дверь. Наскоро наброшенный на голое тело домашний халат висел на нем как на вешалке.
– Нужна срочно помощь,  – атаковал его сходу Иван, пытаясь протиснуться  в дверь.
– Не могу пустить,  – замотал головой испуганный сосед.  – У меня дама… замужняя… Свидетели ни к
чему… И пробкой выскочил на лестничную площадку, проворно запахивая свой халат. Ногой же  – дверь.
– Вы старую французскую кинокомедию «Укол зонтиком» помните?  – огорошил его Малина.  – Там где
Пьер Ришар в главной роли?
– Помню,  – протяжно промолвил толстяк, улыбнувшись.  – Знатно тот орудовал тем зонтиком.
– Мне такой сварганить сможете?  – озадачил великий экспериментатор.
– Смогу. Только зонт надо подобрать потолще.  Чтоб орудие туда спрятать… А на кой он тебе?
– Любителя зажигать «фонари» под глазами сегодня встретил,  – выдал поспешно Малина.  – Проследил
где живет… Хочу его поблагодарить за ударчик.
– А..,  – с понятием ухмыльнулся дядя Петя,  – Правильное решение…Только не цианистым калием?!
– Слабительным,  – пояснил, притворно улыбаясь, Иван.  – Чтобы три дня с горшка не слезал и слезы
туалетной бумажкой смахивал.
– Недурственно, весьма недурственно придумано,  – засмеялся сосед, вытирая со лба пот.  – Только где
зонт такой найти. Новый, китайский, не годится… Нужно старинный, цельнометаллический или на худой
конец  – деревянный.
– Такой  – сойдет?  – спросил Малина, вздыхая.  И протянул ему старый, еще, наверное, дедушкин,
потрепанный зонт, с деревянной ручкой. Длинный, предлинный. Для прогулок по бульвару, по-видимому,
предназначенный.
  Дядя Петя  покрутил зонт в руках, постучал, почему-то, им об пол, даже раскрыл его на половину. И
только тогда, вытянув толстые губы в трубочку, важно произнес:  – Сойдет… Дня через три тебе сделаю.
– Сегодня,  – зло бросил Иван.  – Только сегодня.
– Ты что сдурел?!  – завопил сосед, выпучив  глаза.  – У меня дама в гостях. Отгул специально взял…
– Ничего, потерпит,  – перебил его бесцеремонно Малина.  – Подонок тот завтра утренним поездом в
отпуск укатывает… Хочу сделать ему приятный сюрприз.  – И уже совсем затравленным голосом спросил:  –
Ты мне друг или не друг?
Дядя Петя оторопел от такой фамильярности – сосед никогда на него не «тыкал». «Значит, очень нужно,  –
прикинул весьма сообразительный мужчина.  – Видно у парня самолюбие, наконец-то, появилось. Бойцом
становится». И, довольный, что в мире стало на одного мужчину больше, проронил, улыбнувшись:  –
Конечно, друг… К утру сделаю. Готовь шприц к бою, но только металлический.
– Понял… Спасибо, дядя Петя,  – и откланявшись, юркнул в открытую дверь своей квартиры.

                           *                              *                                 *
  В семь утра «страшное оружие» было уже в руках Ивана.
– Ты только не сильно рычажком клацай,  – бросил не выспавшийся сосед, зевая. Глаза же, как у любого
мастера, светились радостью и удовлетворением от своей работы.  – Пружинку поставил слабенькую…
Боюсь, чтобы не отказала… В бою.
– Годится,  – испробовал оружие Малина и поспешно вытянул из чрева зонта еще не заряженный шприц.  –
С жидкостью он лучше будет открываться?
– Ясный пень,  – протянул обиженно сосед.  – У меня же шестой разряд слесаря… И не такое мастерил.
– Благодарю, дядя Петя,  – буркнул обрадованный Иван.  – Теперь я ваш должник.
И пожал поспешно руку.
« Опять на «вы»,  – опечалился сосед, торопясь на свой хлебозавод, на работу.  – Видно парень за ночь
опять в интеллигента превратился… А жаль».
Малина же, наоборот, из интеллигента, за ночь, перековал себя  в настоящего грабителя. Хотя к этому он
шел, может быть, всю свою сознательную жизнь. Где хранятся значительные суммы денег, так необходимые
для срочного обогащения?  Конечно, в солидном банке. А если ты не его владелец, и сильно хочешь стать
миллионером?!  То его надо ограбить. Старо как мир решение. Любой мальчишка  с детства мысленно
грабил свой банк. И притом изощреннее и предприимчивее  чем  в просмотренных детективах. С годами те
мальчишеские фантазии у некоторых мужчин вызывают тошнотворное раздражение (бесполезный, мол,
напряг мозгов), но только не у великого экспериментатора. Потому он и  не сильно утруждал свои мозги:
решил просто уколоть нинамалином  кого-нибудь из банковских служащих, имеющих доступ к большим
деньгам. Малина был знаком с одним из таких  счастливчиков. С визитом к нему нагрянуть и готовился.
Весьма тщательно продумывая  свои действия при подходе к жертве, а главное  – при отходе. Конечно, с
приятным грузом. «Я эту Ниночку закидаю всевозможными розами,  – тешил себя  приятными мыслями,
заправляя  в  зонт-шприц свою чудо- жидкость.  – Куплю злосчастную аптеку и  буду там выращивать
диковинные кактусы… Весь мир ими покорю». С тоской наблюдал Иван, как с каждым его опытом
уменьшаются остатки чудотворного сока, выкаченного из диковинного кактуса. «Не по- хозяйски, ой как не
разумно, их израсходовал,  – корил он себя за  расточительность.  –  Теперь для пополнения тех запасов
понадобятся годы. Долгие годы».
Утро выдалось, как по заказу. После сильного, проливного дождя, выглянуло из-за туч долгожданное
солнце, играя  своими лучами в многочисленных лужах на асфальте. Легкий ветерок приятно обдавал  
свежестью пылающее от переживаний лицо Ивана, вызывая между тем совсем нежелательный  озноб -
мандраж по всему телу. Все проходящие мимо прохожие также были с зонтиками, что не вызывало никаких
подозрений. Великий экспериментатор немного успокоился: даже начал насвистывать любимую мелодию.
«Тореадор, смелее в бой!»  – мычал он себе под нос. Неторопливым шагом прошел весь свой переулок,
деловито махая зонтиком, свернул на знакомую улицу, затем  – на проспект, по которому неслись
быстроходные автомобили.
Возле серого, двухэтажного здания - расчетного центра банка он остановился  – почувствовал, как начали
подкашиваться ноги. «Куда тебя несет, без пяти минут инвалид  – диабетик,  – попытался он себя
остановить.  – Иди лучше на работу и проси у начальницы прощения. Радуйся, что пока допускают к труду…
Пока». И в этот момент к главному входу в банк подкатил сверкающий на солнце новенький светло-лиловый
« Форд», из которого выкатился… его соперник  – главврач из частной клиники. Холодно с ним
поздоровавшись, толстяк, пыхтя, важно проследовал в здание банка. « За деньгами, гад, покатился,  –
выругался про себя Малина.  – И купит миллион алых роз!» Неведомая ранее сила побудила к решительным
действиям: «Чем я хуже… Ведь я же великий  химик-фармацевт». И Иван помчался, через ступеньки, вверх
по лестнице, в банк.
Его старый знакомый, почти ровесник, но уже руководитель сектора по работе с индивидуальными
клиентами, встретил неласково:
– Куда вы пропали? Не гасите свои долги… Я уже хотел на днях передать дела нашим вышибалам.
Малина, весь запыхавшийся, без приглашения, плюхнулся в просторное кресло. Переведя дух, иронично
произнес, зло пожирая клерка глазами:  – Купюры по ночам рисовал, а потом тщательно размножал их на
цветном ксероксе.
Белобрысый, почти наголо стриженный банковских дел служащий отлепил друг от друга толстые
половинки-губы:
– Мне некогда с тобой канителиться…Бабки принес?
– Само собой,  – выдавил из себя Малина,  – Но только одни твои грабительские проценты.
И бросил на стол клерку тощую пачку денег.
– Нечего было брать такой кредит,  – промолвил  клерк и принялся быстро, профессионально
пересчитывать деньги, лихо загибая кончики купюр.  
– Другой ведь ты мне не предложил … Мог ведь – льготный, как просил,  – на развитие моей лаборатории.
– Скажешь тоже,  – осклабился  самодовольный банкир и открыл ключом свой вместительный
металлический сейф.  – Ты не предприниматель, и даже не человек… Химик-алхимик … Без роду без
племени. С какого перепугу мне жилы рвать.
– За проценты!  – воскликнул Иван обиженно.  – И притом большие!
– Да пошел ты, – выругался грязно клерк и брезгливо бросил в сейф полученные деньги.  – Радовался, что
хоть такой получил кредит… Неофициально- дружеский… И заржал, как жеребец, тешась своими остротами.
Укол зонтиком ему пришелся прямо в толстый живот. Потому и сполз  банкир на стол всем туловищем
вперед и заломленными назад руками. Лишь заплывшие от жира маленькие глазки выпучились.
– Отдохни, денежных афер мастер,  – ухмыльнулся Малина  и закрыл изнутри дверь в  кабинет банкира.
За минуту выпотрошил весь сейф, набив доверху свой полиэтиленовый пакет пачками денег. Затем
передумал и вернул на место пару толстых пачек банкнот. « Так будет вернее, – пронеслись трезвые
мысли.  – В грабеже никто не заподозрит». И не спеша, спокойно открыл вновь дверь. Шагнул в просторный
вестибюль расчетного центра.  

                                       *                         *                          *
Уже дома, в своем подъезде, он только успокоился. Почти километр обратного пути промчался за каких-то
пять минут. Поначалу быстро шел, а потом – побежал. Как бегают обычные опаздывающие на работу! С
выпученными глазами, с вываленным языком  и неизменной виноватой улыбкой. На него никто и не
обратил внимания. Обычное дело: бедняга проспал и догоняет свое время. С каждым такое нет-нет, да и
случается.  У Малины же сердце вырывалось из груди: «У меня все получилось!  Я  – гений!  Теперь весь
мир мой  – что захочу, то с ним и сделаю! Люди  – букашки, я  – сверхчеловек». Ликующее его настроение
даже не омрачила записка в двери: «На сегодня продлила вам отпуск, не покажетесь завтра  – уволю к
чертовой матери!». Красивый почерк Нины великий экспериментатор узнал бы из тысячи эпистолярных
творений. Прочитал и громко рассмеялся:
– Да чихал я на твое увольнение!
Но тут же всполошился, быстро сник, озираясь вокруг (нет ли соседей!), и серой проворной мышкой юркнул
в свою норку. Даже закрылся на два дверных замка, что никогда не делал. Будто бы дополнительный
замок, который дядя Петя установил, может усилить обычную неказистую деревянную  дверь. Пни ее
хорошенько ногой  – и  распахнется. Правда, чем можно у него вору поживиться  – одна лишь рухлядь,
старенький холодильник и видавший виды телевизор. Лабораторное оборудование ни в счет  – оно лишь
специалисту что-то стоит. «Нинамалин,  – ужаснулся вдруг Иван.  – Как я о нем не подумал!  Не
позаботился. Он, наверное, миллион, что там миллион  – целый  миллиард тянет …долларов… А я его,
чурбан, так запросто храню». Метнулся, достал из тумбочки заветную стеклянную баночку из-под майонеза.
Прижал к груди. «Тебе нужно срочно тайник соорудить,  – подумал великий экспериментатор, гладя
баночку.  – Незамедлительно!». С полчаса бегал по квартире  – искал место для надежного хранения.
Десятки вариантов рассмотрел, но ни один не понравился. Слишком заметно или неудобно оттуда извлекать
драгоценность. Для работы. « Дядю Петю бы озадачить, тот бы мигом что-нибудь придумал,  –
промелькнуло в мыслях, но тут же и погасло:  – Нельзя. Никому нельзя доверять свою тайну». С трудом
остановился  на самом простом, немудреном варианте: в кухонном напольном шкафчике освободил нижнюю
полку и водрузил туда драгоценную баночку. Рядом стояли другие баночки и скляночки. Пойди – сообрази
какая из них  – заветная.
Лишь только тогда успокоился и пошел, нет  –  полетел, считать свою добычу. Вывалил  улов из пакета
прямо на диван. И глаза разбежались! Тут были и гривны, и евро (много-много), и его величество доллары.
« Ух ты,  – аж дух перехватило.  – Да тут целое состояние!». Малина, в не себя от радости, не сдержался и
заорал на весь дом:
  – Ура!  Я  – богач!
И ничто уже его не пугало. Только лишь силы внезапно покинули – упал, как был, одетый на диван  –
ничком, и, обнимая пачки денег, блаженно заулыбался. Закрыл уставшие глаза  – тут же заснул, как
младенец. Сказалась бессонная ночь и невиданная нервная перегрузка.   

                                      *                     *                     *  
После более чем трехчасового сна  Малина пробудился  от страшной головной боли. Принял неспешно
совсем ему нежелательный анальгин и, проклиная  свой сахарный диабет, поплелся готовить себе укол
дежурного инсулина. « Надо срочно ехать лечиться, в хорошую дорогостоящую клинику,  – заключил Иван.  
– Ведь недаром все врачи хотят отправить меня на инвалидность»». И, погрозив кулаком невидимым
эскулапам, грязно выругался:
– Я и сам себя вылечу, г… и любители подношений… Сгоняю на лечение в Швейцарию. Там лучшая в мире
лечебница… С моим нинамалином теперь любые двери распахнутся… Колоть буду только самых зажиточных
банкиров.
Готовя себе ненавистный укол, он начал строить дальнейшие планы. « Сейчас перекушу  – и к Ниночке,  –
распалял свое воображение.  – По пути на рынке накуплю целый сноп алых роз и на такси заброшу их в
аптеку… Нет, прикажу соорудить из этих роз целый ковер, а белыми розами выложу посвящение, типа
«Ниночке  – с любовью!» и непременно на «Кадиллаке» доставлю презент в аптеку. Вот лаборантки
удивятся, и от зависти полопаются, как мыльные пузыри… Хорошо бы на золотой карете, и  лихих лошадях
подъехать, да где их взять». И тут его взгляд остановился на металлической клетке. Хомячок Тишка лежал
бездыханным, с вздутым животиком и вздернутыми вверх лапками. В клетке не было ни единого зернышка!
Только одна шелуха от семечек  и обглоданная мелкая соломка.
Малину от охватившего его ужаса всего передернуло. « Господи, прости, – запричитал великий
экспериментатор, всхлипывая,  – Голодом уморил твое невинное создание. Не ведаю, что творю». «Это же,
сколько дней не замечал зверька и не слышал его просящий писк,  – казнил себя, стуча крохотным
кулачком в хилую грудь. Сильно стучал, даже дыхание перехватило.  – Супермен липовый». Вдоволь
наплакавшись, аккуратно завернул зверька в новую белую наволочку. Не спеша оделся, обулся, и, прижав
сверток к груди, спустился с ним во двор.                  
       У подъезда, на лавочке, сидели две соседки  – старушки и мирно поплевывали семечки. Малина,
проходя мимо них, кивнул головой: здороваться, тем более говорить совсем не мог. Губы лихорадочно
дрожали, в глазах  – пелена от слез.
– Никак, милок, выбросить что-то хочешь?  – остановила его одна любопытная старушка, в очках.  –
Только зачем такую белоснежную тряпицу в мусорку переводишь?
– Это не тряпка,  – всхлипывая, проговорил Иван,  – это саван…моему хомячку.
– Холера преисподняя,  – воскликнула другая старушка, в черном платке, и торопливо перекрестила
сначала свой рот, потом и себя.  – Совсем чокнулся, сатана. Побойся Бога!  Существо неразумное и
хоронить… Да и кого  – крысу!  
– Это мой… долголетний приятель,  – проблеял, вытирая кулачком слезы, Малина.  – Нам вместе было
веселее жить…
– Тогда другое дело,  – бросила с пониманием соседка, глядя из-под очков.  – Хорони… Раз тебе он был
другом.
– С ума сойти от вас можно,  – запричитала грозная старушка.  – Всякую тварь надо в мусорный бак
выбрасывать… Для санитарии.
– Не слушай ее, внучок,  – перебила другая.  – Как задумал, так и делай… К Петру за лопатой сходи. У него
любой инструмент найдется.
– Сходи… сходи,  – не унималась грозная старушка.  – Антихрист.
Сходил. Безрезультатно. Дяди Пети дома не оказалось. «Знали бы вы, бабушки,  – думал с  осуждением
Малина,   – что Тишка  – герой, так много для будущей медицины сделавший. Ему памятник  положен. Как
одному из открывателей нинамалина».
– Ну, что, поцеловал его дверь?  – захихикала въедливая грозная старушка, по-стариковски протирая
сухонькой рукой пересохшие губы.  –  Распутную курицу пошел он ублажать… Под ручку, стервец, повел…
Сияющий, видать до утра и не появится.
– А с чего вы взяли, что прямо-таки, и до утра,  – удивился  неподдельно Иван.
– В пакете у него, кроме шампанского, была пара бутылок водки,  – пояснила старушка, обнажив беззубый
рот в улыбке.  –  За час их не одолеешь.
– Понятно,  – выдохнул Малина.
– Милок,  – спохватилась интеллигентная старушка.  – А зачем тебе лопата… Возьми какую-никакую
железяку да выкопай ямку-то. Землица у нас вокруг легкая, податливая.
– Во,  возьми-ка  хоть эту ржавую трубу,  – посоветовала другая соседка.  И показала на железку,
валявшуюся  рядом с лавочкой.  – Она с одного конца заостренная… Сегодня утром на лавочку упала с
клена… Пацаны, шалопаи, смерть нам видно готовили.
«Тебе  – и сам бы с превеликим удовольствием  сделал экзекуцию,  – подумал со злобой Иван».
И ужаснулся. Кусок трубы был до боли знакомым  орудием  его самосуда над подонками. «Как много
сегодня  совпадений,  – промелькнуло в мыслях.  –  Проверенное оружие… Свалилось таки с дерева… Мне
на помощь или на беду?» Молча подобрал железку и пошел прочь от говорливых старушек. За дальней
разбитой клумбой, за кустами плакучих ив, почти у бетонного забора, остановился. Положил бережно на
черно-пречерную землю сверток и начал быстро орудовать своим  приспособлением. « Тишка будет
доволен,  – успокаивал он себя.  – Земля  мягкая, как пух… И от людского глаза подальше».  Схоронил
хомячка с поспешностью, с какой обычно трудятся  непривычные к такому делу дилетанты. «Теперь  –
порядок,  – заключил, вздыхая,  – Отдыхай, приятель. Извини, что не так. Прости, что не дал тебе никакого
выбора:  либо умереть от уколов, либо… просто умереть». Рядом, с забором, закопал и ту злосчастную
ржавую трубу. От греха подальше.
– Милок,  – пристала соседка к Ивану, как только он вновь показался у подъезда,  – а это не ты ли
отдубасил на днях трех  мужичков - здоровяков?  Личико уж больно твое схоже на одного из налетчиков…
Да и очки, «фонарь» под глазом?!
– Не смеши людей, соседушка, – захихикала въедливая старушка.  – Этот слезокат  никого обидеть не
сможет. И совсем издевательски подытожила:  – Наоборот, наверное, был четвертым… да деру дал от тех
налетчиков … Кто-то его и узрел, да звякнул на  телестудию.
– Какая телестудия?  Какие налетчики?  – спросил в недоумении Малина.
– По телевизору сегодня наша милиция розыск объявила,  – не сговариваясь, но дружно протрубили
старушки.  – Два очкастых налетчика кто-то опознал и нарисовал следствию.
– У одного из них рожа на твою похожа,  – добавила  поспешно боевая старушка.
« Быстро следователь копает,  – ужаснулся Малина, и по его телу пробежала дрожь.   – И почему  – двое
налетчиков?.. Пинкертоны… Кому это двоилось в глазах?!   С какого такого перепоя».
– Ты не пугайся, милок,   – промолвила  интеллигентная старушка.  – Мы властям тебя не выдадим… Ну,
бросил ты дружков в беде. С кем не бывает… Да и какой прок от твоих кулачков. Одно сотрясение воздуха.
– Какие дружки… Какая драка?!  – проблеял Малина, густо покраснев.
– Обыкновенная,  – засмеялась старушка, поправляя очки.  – Иди включи телевизор… Посмотри… Через
каждый час налетчиков показывают.
Малину как ветром сдуло. И минуты не прошло, как он уже сидел перед включенным телевизором. И
затравленно глядел на светящийся экран. Сердце свое Иван в висках ощущал  – молоточки- клапаны
стучали  уж больно интенсивно. Еще больше поднялось кровяное давление, когда он вскоре увидел  на
телеэкране экстренное сообщение городской милиции о розыске преступников. Естественно,  с их  лицами,
нарисованными  фотороботом.  Одна физиономия  была на него схожа, но только чуть-чуть. Уши, прическа,
очки  – его, овал лица, нос, брови  – неизвестного дяди. Одним словом  – халтура. Свидетель (или
свидетели!) вряд ли толком разглядели его в темноте  – так лишь слегка обозначили. Да и второй налетчик
(откуда взялся?!)  – тоже в очках, но почему-то с черной бородой. « Пьяненьким был тот очевидец,  –
заключил Малина и с облегчением вздохнул.  – Нечего опасаться  таких показаний». Однако шальная, но
дельная мысль проскочила в мозгу: « От очков нужно срочно избавиться. Купить контактные линзы. Да и
нос свой народу не показывать. Хотя бы на время».
Весь вечер Малина таращился  в телевизор. Боялся в проклятом ящике увидеть еще и свое банковское
ограбление. Но не увидел. К счастью. Прогнали лишь телевизионщики старые надоевшие кадры с
портретами налетчиков  – и успокоились.  Расслабился и Иван  – задремал, прямо в кресле.
            
                                          *                               *                            *
Проснулся  Малина  от неимоверного чувства голода. Его желудок  требовал пищи, острой болью напомнив
о своем существовании. Даже тяжелый сон вмиг в мозгу рассеялся, только боль и спазмы в животе  –
нестерпимые. « Всё. Спекся, инвалид,  – ужаснулся великий экспериментатор, открыв уставшие глаза.  –
Бесконтрольно вырубаешься, не замечаешь время. Ты безнадежно болен. И нет тебе спасенья».  С трудом
поднялся, прошел на кухню. Заглянул, покачиваясь от головокружения, в холодильник. « Как всегда  –
пуст,  – засвидетельствовал уставший мозг.  –  Где была твоя память? Деньгами сыт не будешь». К великой
радости  в раскрытом отсеке для яиц завалялся кусочек плавленого сырка, замотанный в салфетку. « Буду
жить!»  – обрадовался Иван и с жадностью проглотил находку. Запил чашкой воды, набранной из-под
крана.
– Миллионер!  – прокричал Иван и истерично засмеялся.
Вернулся обратно в комнату, присел на диван и принялся складывать деньги в замысловатую пирамиду.
Маленькая пачка гривен  – большая пачка валюты, маленькая пачка валюты  – большая пачка гривен. « Ну
и где твои горы цветов, ухажер, – ругал себя Малина, разрушив пирамиду разноцветных денежных пачек.  
– Проспал, прохныкал, прозевал, спасая свою шкуру. В штанишки наложил, а ведь беды и не случилось.
Так – только напоминание о прожитом дне». Взглянул на большие электронные часы, висевшие на стене.
«Полдесятого,  – отрапортовал мозг.  – Детское еще время». « А почему бы и не кутнуть,  – прикинул
великий экспериментатор.  – Накупить всяких  кушаний и сладостей. Порадовать желудок и самому
порадоваться». Схватив одну из пачек отечественной наличности, помчался к двери. Открыл, и, что есть
силы, нажал на кнопку звонка  соседской двери. Дядя Петя не отзывался. Не открылась дверь и после
настойчивого стука. « Загулял, половой гигант,  – ухмыльнулся Малина, возвращаясь к себе домой.  –
Видно придется  самому идти в магазин. За провиантом». И вдруг его внезапно осенило: «Зачем  – в
магазин. Надо в ресторан заскочить. Отметить свой успех. Ведь я же  – покоритель мира!».
Задумано  – сделано. Через каких-то пятнадцать минут Малина уже брел по переулку, в направлении
ближайшего ресторана. « Надо будет завтра же купить себе мобильник, новый черный  костюм и
непременно черный плащ с черной большущей шляпой,  – обдумывал свои дальнейшие действия, ускоряя
шаг.  – Как у артиста Боярского. И ни каких малиновых пиджаков. Малина был, да весь вышел. А для
конспирации отращу себе шикарные усы».
В переулке было как всегда темно. Тусклые уличные фонари, да свет из окон домов подсвечивали дорогу.
Дувший весь день ветер совсем угомонился: устало помахивал своим влажным опахалом. Пьяняще пахла
молодая листва кленов и многочисленных вишен, растущих вдоль тротуара. Где-то на верхнем этаже
пятиэтажки громко играла музыка, слышались подвыпившие голоса. «Гуляют же люди, жрут ананасы и
сервелат,  – с завистью подумал Иван, глотая слюну.  – Один я  голодаю. При моих то деньгах». В переулке
ему никто не повстречался. Да и если бы напали на него грабители, то им бы не поздоровилось. Малина
прихватил с собой зонтик, который вновь «зарядил» чудо-жидкостью. « Теперь мне сам черт не страшен»,  
– храбрился Малина и вышел знакомой тропинкой на светлую просторную улицу.
В ресторане его сначала встретили неприветливо. Сердитый метрдотель потребовал надеть галстук, бурча  
различные ругательства. Одна денежная купюра  – и он, подпрыгивая, как мальчишка, предложил
свободный столик, на ходу убирая трафарет «заказано». Через минуту два официанта, согнувшись буквой
«Г», брали у него заказ и наливали, улыбаясь, минералку в высокий фужер.
– Несите все,  – разухарился Малина и раскраснелся.
– Черной икорочки прикажете, или красненькой?  – щебетали наперебой слуги питейного заведения.  – А
пить  – водочку?
– Коньяк, двадцатизвездочный,  – брякнул Иван, освоившись.  – И поживей!
– Такого не имеется,  – уточнил галантно один официант, боднув крутым лбом.
– Найдите,  – рявкнул великий экспериментатор, жадно выпивая свою минералку.  – Я заплачу… И мяса,
говядинки, побольше… и, как их там, устриц.
– Будет сделано,  – закивали довольные официанты и мигом разлетелись выполнять заказ.
Когда Иван одолел четвертое блюдо, принесенное официантами, к нему за стол подсела девица. Рыжая,
полногрудая лисица, с остреньким носиком  и шустрыми, маленькими глазками.
– Мачо вижу, гуляет,  – произнесла томным голосом и продемонстрировала в улыбке безукоризненно белые
зубки.  – Могу  предложить пикантный секс.
– А, что, можно,  – промычал Иван, запихивая в рот очередную устрицу.  – Вот только коньячок допью и в
твоем распоряжении.
– А мне коньяк плеснешь?
– Хоть и ведро,  – расплылся в пьяной улыбке и достал из малинового пиджачка увесистую пачку гривен,
перевязанную тонкой резинкой.  – Проси  – какой хочешь. И бросил ей важно несколько купюр.
– Благодарю, мой желтый ковбой,  – скривилась девица, бесцеремонно разглядывая посетителя.  – Но
личико, друг, у тебя  слишком тифозное… Небось, заразный?!
– Обижаешь,  – просвистел Иван и осоловевшим взглядом окинул пышные формы девицы.  – Я  – великий
фармацевт, изобретатель сногсшибающих лекарств…И меня следует уважать!
– Надо доплатить за риск,  – невозмутимо выдала девица, закуривая сигарету.  
– Без проблем. И метнул в ее сторону еще пол пачки денег.
– Прелестно,  – выкрикнула довольная жрица любви. Мастерски изогнулась, продемонстрировав свои
арбузные груди, зашептала таинственно:  – Через десять минут жду тебя у черного входа. Там у меня
карета. Махнем ко мне в уютное гнездышко.
«А почему бы и нет,  – подумал, хмелея, Малина.  – Дама привлекательная… А Ниночка подождет… Завтра
забросаю ее цветами… Я же великий, мне теперь всё можно и всё под силу. Теперь мне дамы будут каждый
день ноги мыть… Слу-жа-нок накуплю!». Девице же бросил повелительно:  – Едем!  Только на «Кадиллаке»!
– Будет тебе лимузин, красавчик,  – подмигнула лукаво «лисичка» и, на ходу, выдавила из себя:  – Я жду
тебя у черного хода. И также как появилась, мгновенно исчезла.
К черному ходу Малину сопроводил сам метрдотель. Иван с трудом на ногах держался.
– Где мой зонт, почтеннейший?  – все повторял, икая.
– Да вот же,  – сердился порядком уставший служить распорядитель ресторана.  – У вас под рукой. Не
потеряйте.
– Оби-жа-ешь, друг!
Передав Ивана из рук в руки рыжеволосой «лисичке», метрдотель облегченно вздохнул, вытирая пот со
лба:
– Получай своего фраера залетного. Достал – мочи нет!
Водитель «лисички», рослый верзила, сгреб Ивана в охапку и затолкнул на заднее сиденье грязной  какой-
то старенькой легковушки.
– Почему не «Кадиллак»?!  – заревел, негодуя, Иван.
– Сломался,  – засмеялась ехидно девица.  – Зато постелька уже готова.
– Это хорошо,  – проблеял Иван и вальяжно развалился на сидении.  – Трогай!
Его выбросили  из машины за городом, на каком-то пустыре. Как выбрасывают ненужный хлам на свалку.
Без пиджака. Без новой рубашки. Штаны, правда, не сняли. Карманы лишь почистили. От сильного удара по
лицу Иван проснулся.
– Протрезвляйся, фраер!  – прошепелявил водитель.  – А чтоб дождик не намочил – укрывайся зонтиком. И
заржал, оскалив свои многочисленные зубные протезы.
Иван, шатаясь, поднялся из грязной лужи. Схватил свой любимый зонтик.
– Ты кого бьешь, гад!  – завопил истошным голосом. – Меня  – великого!
Тряхнув хмельной головой, сделал неуверенный фехтовальный выпад зонтиком. Удар пришелся в спину
верзиле. Но тот не упал. «Заело,  – пронеслось в захмелевшем мозгу.  – Проклятая пружина». Повторный
удар также не дал результата. Верзила резко повернулся и, грязно выругавшись, нанес Малине
сокрушительный удар.
– Да ты его, кажется, убил,  – вскрикнула в ужасе девица, теребя за руку распластавшегося вновь клиента.
– Ну и пес с ним,  – сплюнул сквозь зубы водитель.  – Мушкетер хренов.
Подобрал диковинный зонтик. Стал его пристально рассматривать.
– Смываемся,  – испугалась девица, прыгая в машину.  – Не дай бог кто-нибудь увидит.
Отъехав пару сотен метров по проселочной дороге, машина, петляя между лужами, выехала на шоссе.
– Зачем тебе зонтик, дурень?  – поинтересовалась девица, нервно куря сигарету и в которой уже раз
пересчитывая  деньгу - добычу.
– Редкий какой-то он,  – вымолвил верзила, осклабившись.  – Сдам на барахолке. А вдруг дадут хорошую
цену.
– Простофиля,  – ухмыльнулась девица, деловито раскрывая - сворачивая потрепанную ткань купола
зонта.  – Ему гривачок  – красная цена!  И брезгливо выбросила зонт в окно, в придорожную темную
канаву.   
                      *                               *                               *
Хоронили великого экспериментатора  всем  двором. Даже из соседнего переулка были представители.
Слушок прошел среди местных обывателей: «Грохнули, мол, подпольного миллионера  – новоявленного
Корейка из небезызвестного романа. Если бы не беда  – до сих пор прятался бы среди обычных граждан».
Замутили и без того мутную воду в этом несчастье две бабушки  – болтушки. Бегали по дворам  – делали
страшные лица  и  трепали языками, перекрикивая друг друга. Их россказням многие бы и не поверили, да
городские власти и местная милиция, сами того не замечая, подогрели страсти. Их спец машины то и дело
подкатывали к жалкому подъезду, многие  – с включенной «сиреной». Короче, очередная тайна в
провинциальном городишке не смогла и дня просуществовать: была  обнюхана со всех сторон  любопытной
общественностью. Потому и во главе похоронной процессии был какой-то «туз» из горисполкома. Лысый,
пузатый, коротконогий, но зато жутко активный. Он быстро сориентировался, как нужно правильно
провести это мероприятие: старушкам - подружкам всучил нести огромный траурный венок от
горисполкома, дяде Пете, и еще трем  соседским мужикам   – нести гроб с телом покойного. Меньше слов из
уст непосредственных свидетелей трагедии  – больше доверия городской власти.
На кладбище представитель горисполкома притворно жалостливо, на одной противной ноте, произнес свою
заученную речь, не забывая при этом мимикой и жестами руководить своими помощниками.
– Иван Петрович, был настоящим  медиком и человеком,  – громыхал он своим зычным голосом.  – Не
смотря на молодость все свои личные сбережения завещал нашей городской  больнице и поликлинике. Все
знали, как сильно он болел и как хотел не только сам излечиться от недуга, но и излечить других людей.
Для этого он не щадил себя  и день и ночь трудился над изготовлением лекарств… Поганая чья то рука  
отняла у него жизнь, а он мог сделать так много полезного для нашего города, области, страны и всего
человечества…Прощай, Иван Петрович, а твое дело…продолжат другие … и твои деньги послужат на благо
Отечества.
Выступавшая после городского «туза» Нина Карпенко, вся заплаканная, в черном траурном платье, хотела
что-то сказать от себя, без всякой казенщины, но после откровенного подергивания ее платья («туз»
постарался), испугалась и  понесла околесицу:
– Иван … Петрович… очень любил свою работу. Мастерски готовил самые сложные лекарства … и
восстановил здоровье многим гражданам города… Он и нашей аптеке завещал деньги … мы купим на них
новое оборудование… купим много цветов и комнатных растений, чтобы посетителям было приятно…
Спасибо тебе … и пусть земля будет тебе пухом…
« Господи,   – молился дядя Петя, смаргивая  слезы,  – помоги перенести этот спектакль. Дай силы
удержаться, чтобы не закричать  – прогнать этих чинуш. И похоронить тебя, Ванька, по-человечески.
Деньги, одни только деньги у них на уме. Бюрократы и любители халявы… В дырявый гроб положили такого
человека. Хоть бы людей постеснялись… Ванька-Ванька, с кем мне теперь общаться, кого учить уму
разуму… Кто как не ты умел меня слушать, сынок».                
    
                                    
                                    
           

  
   
              

История cоздания стихотворения:

январь 2010г

0

0

Понравилось произведение? Поделитесь им со своими друзьями в социальных сетях:

Количество читателей: 343

Рецензии

Всего рецензий на это произведение: 3.

Анатолий Уминский

"Осилил" Ваш рассказ, Сергей. С телефона утомительно читать. Но мне нравится, как Вы пишете, читается с интересом.
Доброго вечера Вам.

2019-05-21 18:44:41

Сергей Комаровский

Спасибо за отклик, Анатолий. И за терпение при чтении моего рассказа. С телефона длинные рассказы тяжело читаются. Всех Вам благ!

2019-05-22 19:17:37

Анатолий Уминский

Взаимно, Сергей.
Вдохновения Вам и терпеливых читателей.

2019-05-22 19:58:41

Мария Макрушина

Многие творческие люди уходят из жизни непонятыми и неоценёнными по достоинству. Хорошо описаны мытарства героя, его несбывшиеся надежды.Рассказ понравился.

2019-01-17 14:50:27

Сергей Комаровский

Спасибо огромное, что посетили мою страничку. Очень рад, что мой рассказ Вам понравился. Творческих Вам успехов!

2019-01-17 18:22:12

Мария Макрушина

2019-01-17 19:19:12

ЗояПри

Мне так жаль главного героя! Такие персонажи не должны погибать... А что касается нобелевской премии- то это мелочи, по сравнению с реальной личной пользой от своих экспериментов...

2018-11-15 19:29:25

Сергей Комаровский

Мне тоже жалко своего ЛГ - настоящего киногероя. Но до сих пор (почти 8 лет) никто из киношников не снял о нем фильма, а сценаристы не дерутся между собой за право написать сценарий к фильму. Я это предвидел и потому вынужден был "убить" своего ЛГ. Хотя изначально рассказ планировался из трех частей и обязательно со счастливым финалом... Наверное, такие люди как мой ЛГ совсем непонятны и неинтересны новому поколению. Очень рад, что Вас судьба моего ЛГ не оставила равнодушной. Спасибо за отклик.

2018-11-15 20:05:01

Оставлять рецензии могут только участники нашего проекта.

Регистрация

Рейтинг произведений