Нет статуса

Автор: Сергей Комаровский
Тема:Свободная тема
Опубликовано: 2019-02-03 15:19:36
Автор не возражает против аналитического разбора и критики в рецензиях.

Ангел-хранитель первого подъезда

                                            
                                

Кто хоть однажды проходил по уголовному делу в качестве свидетеля, тот знает, что нет в этом ничего
привлекательного и романтичного: хлопотная процедура, надоедливая, отнимающая  много времени, сил  и,
главное, нервов. Очень трудно исполнять гражданский долг, когда твои показания решают судьбы
человеческие и жизненная дилемма «казнить нельзя помиловать» требует от тебя  максимума
сосредоточенности, мужества и правильной постановки запятой. Только бездушным людям и искателям
приключений нравиться ходить по повесткам в милицию. Они там получают дополнительный адреналин в
кровь, самоутверждаются, тешат свое самолюбие. Таким гражданам легче поставить пресловутую запятую и
тем самым вынести свой приговор фигуранту уголовного дела. А правильно или неправильно поставлен
знак препинания – им всё равно. Ведь в конечном же счете в каждом деле точку поставит судья. И по
праву. Если, конечно, дело дойдет до суда. И не «развалится», как говорят в народе, еще на стадии
следствия.
Я и молодая хрупкая женщина, соседка по этажу, стали невольными свидетелями драки в нашем подъезде.
На лестничной площадке, между первым и вторым этажом. Скажете, банальное происшествие и не стоит о
нем рассказывать. Подумаешь, мужик побил женщину (обычная, наводящая тоску "бытовуха"!). А если
мужик  – молодой ученый, кандидат каких-то  наук, а женщина  – пенсионерка, бывшая учительница, так
называемая «управительница» жилого многоэтажного дома, да и мужик был при этом трезвее любого
президента, произносящего инаугурационную речь. Каково, а?! И дал же мужик волю своим кулакам и,
самое главное – ногам, настоящий бой без правил продемонстрировал. Вот только мимо
импровизированного ринга нас, других жильцов, уподобило пройти, да с перепугу вызвать милицию.
Допрашивал нас, свидетелей, следователь почему-то не по одиночке (как положено в таких случаях), да
еще в присутствии пострадавшей. Наверное, настояла на этом наша энергичная соседка (большой оригинал,
да еще с заглавной буквы), а она умеет всех людей «построить» независимо от пола, ранга, возраста,
может любого не только настроить наизнанку одежду одеть, но и даже порадоваться такому ношению. То,
что домоправительница продемонстрировала свои синяки и раны всей округе и полила слезами не один из
милицейских кабинетов (а может и прокурорских!), требовала, чуть ли не вмешательства ООН в
разбирательстве ее дела, наверное, читатель догадался. Иначе, откуда бы такое рвение демонстрировали
служители правосудия. Мне лично показалось, что в нашем городе в тот день не было никаких серьезных
правонарушений, кроме того, в котором я стал свидетелем.
Следователь  – пожилой, угрюмый, толстый, усатый, смуглый коротышка, чем-то похожий на майского
жука, торопливо нас допросил, не вникая ни в какие детали. Записал наши показания, дал их быстренько
подписать и лишь только потом устало разлепил половинки своих полных губ:
– Так, теперь полный порядок! Дебошира  – в тюрьму, свидетелям  – спасибо, потерпевшей  – сочувствие.
Вы довольны, Мари- Ванна?!
Мария Ивановна (так звали нашу домоправительницу)  – далеко не бальзаковского возраста женщина с
редкими крашенными рыжими волосами и круглым, полным лицом, на котором веснушек было как в шляпке
зрелого подсолнечника семечек, кивнула многозначительно головой и, глядя уже на нас, как удав на
кроликов, прошепелявила:
– Вы не предупредили этих граждан, что в случае отказа от своих сегодняшних показаний они будут
отвечать по всей строгости закона.
Огромные синяки под глазами  домоправительницу ничуть не смущали, а наоборот, она ими даже
гордилась, как заурядный боксер после боя. Мария Ивановна залихватски подбоченилась, не забыв при
этом встать и продемонстрировать всем свою мощную фигуру, надоевший мятый синий сарафан- балахон,
обтягивающий огромную грудь и объемный живот. Полные ее руки, сплошь в рыжих волосиках, были
длинны и составили весьма внушительные полукольца, секунда  – и они в моих глазах превратились в
ручки  вместительной многопудовой средневековой амфоры.
– Да! Разумеется,  – проблеял служитель Фемиды, манерно пожав плечом.  – Здесь двух мнений быть не
может. Преступление доказано, факт избиения  – налицо.
– И что, нашему соседу грозит длительное заточение?  – осведомился я.  – Разве это не бытовая ссора?
Наверное, в моем голосе было много сомнений, и я задал слишком много нежелательных вопросов, потому
что пострадавшая  вся  ощетинилась (даже веснушки у нее от гнева раскалились) и накинулась на меня,
как цепная собака:
– А вы думаете, что за выбитые зубы и сломанную челюсть в санаторий отправляют?!.. Тюфяк!  Вы мне
никогда не нравились, сомнительная личность…Взносы  домовому комитету последним приносите, на
собрания жильцов  не являетесь… Два месяца как вселились в квартиру, а только однажды в субботнике
поучаствовали…Живете бирюком, газеты не выписываете… Чем вы там дома занимаетесь?!
Я, ошарашенный, не смог больше вымолвить ни слова и только развел руками.
– Всё, дебаты  – в сторону,  – важно произнесла домоправительница, поправляя  на своей толстой шее
нелепо повязанный газовый платочек цвета морской волны, многозначительно крякнула и распорядилась:  
– Сейчас, все  – по домам, а завтра, в девять утра,  – сюда же, в отделение милиции, на аудиенцию с
дебоширом…Прижмете его к стенке своими показаниями.
– А как же моя работа?  – робко спросила свидетельница и покраснела до ушей.
– Я вам всем выпишу повестки,  – наконец-то проявил себя хозяин кабинета, всё это время молчавший и
тупо смотревший на давно небеленый потолок. В его серых ледяных глазах была такая скука, безучастность
и пренебрежение, что мне стало очень холодно и противно, как будто весь этот час в темном сыром подвале
просидел, а не в просторной комнате, правда  с занавешенными окнами и горящей мощной лампочкой. « И
зачем тут такое светопреставление,  – мелькали у меня (и не раз) во время допроса  хозяйственные
мыслишки.  – Никакой тебе экономии  – полное транжирство государственных денег. Соседа-дебошира,
небось, поместили в темную камеру, да и в других камерах  – нет, наверное, таких излишеств».
Следователь с  важным самодовольным видом выписал нам повестки и сказал, что мы можем быть
свободными. Мы, свидетели, ушли, а Мария Ивановна осталась. Мне показалось, что ей, такой экономной
женщине, также не понравилась бесхозяйственность в милицейском доме, и она захотела нашему
следователю это высказать. Уж больно наша домоправительница щурила свои хитрые лисьи маленькие
зеленые глазки, заплывшие от синяков, и то и дело недовольно поглядывала вверх, на ту злосчастную
лампочку. Расточительность была явная, а пострадавшая ой как ее не любила.            
Впрочем, Марии Ивановне много чего не нравилось: нечистоплотность, неряшливость, суетливость,
пассивность, неисполнительность и прочие человеческие недостатки. Больше всего она в человеке ценила
активную жизненную позицию. Понимала это по-своему: если ходишь на все собрания жильцов, участвуешь
во всех субботниках, пятничниках и четвергтичниках, посвященных благоустройству дома и прилегающей к
нему территории  – ты  – активный, нужный для общества человек, не участвуешь, в так сказать,
общественной жизни дома  – недочеловек, мерзкий наблюдатель. Помню, я только вселился в свою
квартиру, еще вещи не все распаковал, был весь в заботах и в  волнениях от переезда, а она – уже на
пороге, с неизменным блокнотиком в руке: « Ах, новенький?!  С вас двадцать гривен (вступительный взнос
в так называемое товарищество жильцов) и вечером  – с лопатой  – на копку грядок перед подъездом!». Я,
естественно, не выполнил тогда ее указание, или приказ (не знаю, как там у нее это называется). И попал в
«черный» список. Из которого так никогда и не выскочил. Как ни старался. Только недавно, по прошествии
двух-трех недель после покупки квартиры, я понял, почему так дешево она мне досталась, и почему ее
прежний владелец так не скупился: сам оплатил все расходы по оформлению  договора купли-продажи у
нотариуса и даже пригласил после этого в ресторан.
Мария Ивановна была весьма активной женщиной и требовала, будто командир, такой же активности от
своих солдат, простите, жильцов. «Швондер в юбке» – такое у нее было прозвище. Негласное, конечно, но
такое точное и выразительное. Поговаривали, что это она сама себя когда-то так окрестила, а народ, в
испуге, и записал себе на корочку. Наверное, хотела еще больше всех запугать, тем самым  власть свою
укрепляя. Ведь товарищество возглавляла на общественных началах (бессменно, и не один уже год),
хотела даже создать пресловутое общество совладельцев многоквартирного дома (ОСМД), но хватило у
кого-то смелости в горисполкоме расстроить ее планы.
В нашем девятиэтажном доме, в двух его подъездах, было семьдесят две квартиры. В нем проживало около
двухсот человек. И ни один из жильцов не осмелился перечить домоправительнице (до сегодняшнего дня,
разумеется), поднять на нее голос,  попытаться, наконец, умерить ее пыл в различных начинаниях. А они
так и сыпались из нее, как из рога изобилия: что ни день  – какое-нибудь новшество. То там нужно
вымостить щебенкой дорожку, то там  разбить клумбу для цветов, то там  – вскопать  грядки (лучок
посадить, всякую там петрушку!). Только успели лавочки вкопать и их покрасить  – оказалось, что не там
вкопали, и совсем они (лавочки) неудобны для сидения и их следует переделать. По мнению Марии
Ивановны, наш дом – образцово-показательный и в нем должно быть всё по высшему разряду.  Поэтому на
каждом этаже и  стояли какие-то кадки с комнатными растениями, возле лючков мусоропровода  – веники и
совки для сбора мусора. Естественно, народ за собой не убирал, цветочки  вовремя не поливал и в кадках
тех тушил сигареты. За что получал ежедневные нравоучения (лучше ей на глаза не попадаться!),
выражавшихся в истерических криках на улице, на лестничных клетках, и выпусках «боевых листков» в
каждом из подъездов. Наглядную агитацию домоправительница вывешивала на специально сделанных для
этого стендах, а когда там не было свободного места и когда надо было подчеркнуть важность информации
– клеила свои «молнии» прямо на входных металлических дверях (потом, естественно, собирались деньги
на их покраску).  « Я научу вас быть аристократами!  – громыхала ежедневно домоправительница.  –
Капитализма им захотелось, а в головах  – один мусор и всякие гадости!». Конечно, были у нее и
помощники  – домовой комитет: три энергичные разнокалиберные старушки - пенсионерки. Такие же
громогласные и безотказные, как знаменитые на весь мир автоматы Калашникова. Мария Ивановна лишь
только нажимала на них, как на курки, и они выстреливали в нас, жильцов, длинными очередями ненависти
и презрения. Виноват - не виноват  – получи по полной программе! « Собак выгуливать  – только в
ошейниках, за дорогой, с совком и пакетом для мусора, и только за пределами детской площадки!», «После
одиннадцати ночи домой гостей не водить!» «Музыка после десяти часов вечера запрещается! «Напоил
гостя  – убери после него сам! Нажрался сам  – вызывай подмогу!»  – раздавались каждый день ценные
указания   и нелепые напутствия.
Мне, как и сотне других жильцов, не повезло: в нашем подъезде №1 проживала сама Мария Ивановна. И мы
автоматически попали под ее персональную опеку. Скажете, и что в этом страшного? Подумаешь, на одного
командира по жизни больше. Дисциплина лишняя не помешает. Простите, а если она чрезмерная, нарушает
гражданские права?!  Дома ведь хочется отдохнуть, а тут тебе казарменные порядки  – хочешь - не хочешь,
а их надо выполнять  – смотреть в рот своему «ангелу-хранителю».
Я как-то спросил у мужиков, сидевших на лавочке перед подъездом и мирно играющих в шахматы:
– Вам не надоело терпеть унижения от домоправительницы?  Вам, что, нравится такая жизнь?
Седой, как лунь, щуплый чахлый мужчина, далеко не пенсионного возраста, оторвавшись от шахматной
доски, долго испуганно смотрел по сторонам, затем, чуть заикаясь, промямлил:
– Не нравится, ну и что из этого…Воевать с этой бабой, что против ветра…плевать… Эту гориллу нельзя
победить…Перед ней надо всегда стоять по стойке смирно и преданно в глазенки таращиться, не то согнет,
поставит на колени, с землей смешает…Ты только попадись ей на язык.  Такое про себя услышишь, что сам
будешь сомневаться  – делал такое или не делал.
– Приходиться перед ней на задних лапках ходить,  – добавил второй любитель шахмат  – средних лет
верзила с огромной грушевидной головой, наголо стриженный, и злобно сплюнул сквозь редкие зубы.  – Не
то в глазах  жены и детей потеряешь окончательно авторитет… Этот ходячий компьютер знает всю нашу
подноготную: так сказать, что делал до Октябрьского переворота  и после него, кто и, главное, сколько
выпил, когда, и с кем, не говорю про отношения с противоположным полом. Любая разведка мира могла бы
поучиться у этой бабы собирать на нас компромат…
– Веришь,  – перебил его сбившуюся речь седовласый гражданин и острый его кадык страшно
завибрировал, – меня сейчас нисколько не волнует политическая обстановка в стране. Важней всего  –
погода в нашем доме. И если эта горилла когда-нибудь заболеет и хотя бы на день покинет свой пост  –
наконец-то расслаблюсь и, наверное, напьюсь, от радости, в грязь.
Эти откровенные признания соседей надолго запали мне в душу, и каждый раз, когда мне становилось не
по себе, или меня мучили сомнения, или было просто плохое настроение  – я вспоминал их. И не
переставал ужасаться такой человеческой покорности и обреченности.  
– Вы, почему сегодня за собой не закрыли входную дверь? Хотите, чтобы всякая пьянь в лифте мочилась?  
– шарахнул в спину мне знакомый до боли писклявый противный голос.
Так и есть – она, «швондер в юбке». Догнала-таки меня на  перекрестке, на пешеходном переходе. Видно,
следователь не долго слушал ее речи и быстренько выпроводил из кабинета. На мою голову.
– Я к вам обращаюсь, сердобольный мужчинка, – брякнула домоправительница, хватая меня за рукав
пиджака.
– Что вы от меня хотите?  – процедил сквозь зубы я, поглядывая на светофор. «Зеленый свет» пешеходам
почему-то долго не загорался, и автомобили беспрепятственно сновали взад-вперед по проспекту.
Пришлось мне вновь смотреть на фиолетовые «фонари»- узенькие прожекторы Марии Ивановны и дико
извиняться за свои сегодняшние действия.
– Я же вывесил на входной двери в дом табличку: « Не закрывать  – жду сантехников!  – брякнул я,
тяжело вздыхая.  – Все сделал, как вы инструктировали.
– Вот только не надо врать, Петросян местного разлива!  – зарычала женщина и схватила меня за полу
пиджака. Чтобы не сбежал, наверное, воспользовавшись долгожданным «зеленым» светом светофора.
Впрочем, у нее всегда была такая манера общаться: за что-нибудь схватить (в прямом и переносном
смысле) собеседника, прижать его к стенке, пусть зачастую и невидимой, но чтобы это чувствовалось
каждой клеточкой организма, и то и дело атаковать и атаковать – словами, жестами, различными
действиями. Главное, сделать собеседника в чем-нибудь виноватым, а с виноватого ведь всегда можно
спросить. – Ваша табличка гласила: «Жду рэкетиров!» … Всё острите!.. Ну-ну!
– Я не в том возрасте, чтобы забавляться,  – промолвил, выдавив из себя улыбку – горькую - горькую. Про
себя же с радостью подумал: « Слава богу  – не застукала. Не то бы стерла в порошок».
Мария Ивановна хотела мне что-то еще высказать, но, к счастью, на пешеходном переходе появилась
мамаша с внушительной коляской для двойняшек. Пришлось ей уступить дорогу, а стало быть, отпустить
мой пиджак. Я этим не преминул воспользоваться и быстренько перебежал улицу.
Читатель, конечно, не понял горького юмора (а он же есть?!) в моем повествовании: «Какая дверь?! Зачем  
вывешивать на ней таблички?!» Объясняю  – как можно короче и, так сказать, популярнее. Входная дверь в
подъезд у нас металлическая, массивная  – пуля не пробьет. На двери, естественно, крепкий замок. Но не
кодовый, как у обычных нормальных  граждан, а уникальный засов, сделанный по заказу. И ключ к нему  –
особенной конструкции, длинный- предлинный, с множеством всевозможных канавок и выступов (чтоб
никто не смог подобрать), тяжелый и острый – не единожды в карманах дырки делал. В последнее время
для него специально купил барсетку (модную сумку)  – надоело латать дыры. Ключи от замка Мария
Ивановна выдала только жильцам. Понятно, что «скорая», сантехники, почтальоны и прочие лифтеры-
электрики в список обладателей специальных отмычек не попали. Не говоря о многочисленных наших
родственниках и друзьях. Хочешь попасть к нам в подъезд  – стой под дверью в ожидании долгожданного
грохота засова. Кто-нибудь из жильцов случайно выйдет на улицу  – спасет от утомительного ожидания, не
повезет  – жди, когда откроют те, кому ты собрался нанести визит и сообщил об этом по мобильному
телефону. Правда, для этого надо кому-то из хозяев спуститься вниз по лестничному маршу, или на лифте,  
– нажать заветный рычажок в засове. Будешь стучаться (ломиться) в дверь  – откроет вездесущая Мария
Ивановна и проведет дознание на предмет целесообразности твоего посещения образцово-показательного
дома. Ведь она на первом этаже живет и ей улыбается первой оказаться у входной двери. «Вы – заложники,
а не жильцы!»  – скажет возмущенный читатель. Выражусь точнее: « Рабы проклятого дверного замка,
самой домовой системы, и  глупые люди!». Несколько раз предлагал установить в подъезде домофон, но
безрезультатно – на чудо-замок два года назад жильцы потратили уйму денег, да и Мария Ивановна без
него не смогла бы регулировать «движение» в подъезде и осуществлять так любимый ею «фейс-контроль»,
т.е. производить разглядывание лиц. Быть на страже порядка и санитарии в родном подъезде  – основная и
самая любимая обязанность домоправительницы. «Да я бы в первый же день тот замок с корнем  вырвал»,  
– заключит наиболее агрессивный читатель.  Вырывали-ломали, но только на следующий день он опять
восстанавливался стараниями домового комитета. Ну а затраты на ремонт уникального замка (по
утроенному тарифу, за срочность) возмещались за счет всех жильцов. Вот такая арифметика, физика и
рукоприкладная «химия». После двух-трех поломок этого монстра-засова и экстренного внепланового
финансирования ремонтных работ даже самый буйный из жильцов нашего подъезда стал его гладить-
пестовать, предусмотрительно смазывать и протирать тряпочкой. Мария же свет Ивановна умела и умеет
заставить уважать свой труд и старания.
Однако я несколько увлекся описанием наших нелегких житейских будней. После благополучного побега от
своей домоправительницы я с большим удовольствием прошелся по вечернему городу, подышал  свежим
воздухом (в мае он особенно чист и приятен  – всё же вокруг цветет), да и воспоминания о пережитом
допросе в милиции меня еще долго мучили: «Накажут соседа, ой как накажут. Мария Ивановна
постарается».
Конечно, я не сторонник рукоприкладства в выяснении отношений, и вдвойне не приветствую расправы над
женщинами, пусть они трижды не правы. Мой сосед, безусловно, заслужил наказания, хотя бы за то, что не
смог управлять своими эмоциями в споре с домоправительницей. Кулаки никогда не могут разрешить спор,
тем более в таких пикантных бытовых недоразумениях. Наверное, что-то уж больно личное затронула в
разборках не в меру энергичная (не по годам) женщина, раз молодой ученый так разбушевался. С соседом-
интеллигентом мы не были приятелями: просто сухо здоровались на лестничной клетке или на улице, и
делали это машинально, торопливо, скорее ради приличия, ведь нечего было друг другу сказать при
встрече. Хотя, нет, однажды он дал мне взаймы незначительную сумму денег и через пару-тройку дней я
ему вернул ее. Этот малозначащий факт взаимопомощи был бы не столь убедительным, если бы не два
обстоятельства: с деньгами мой спаситель тогда легко расстался (что для среднестатистического
гражданина Украины нетипично), и потом не мог долго понять, зачем я их принес, совсем уже забыв об этом
долге. Как все люди, всецело отдающие себя науке, он был рассеянным, несобранным, забывчивым и
весьма странным человеком. О таких людях говорят «мухи не обидит», и не только потому, что у него не то
воспитание, а потому что у него просто нет времени на всякие ссоры и выяснения отношений. Сегодняшний
инцидент был нелепейшим недоразумением, по крайней мере, мне хотелось в это верить.
В раздумьях о прожитом дне я вернулся домой.
Проворнее кошки проскочил мимо окон Марии Ивановны (с кем-с кем, а с ней совсем не хотелось
столкнуться) и, стараясь как можно тише, открыл своим ключищем - «отмычкой» входную дверь в подъезд.
Наш «ангел-хранитель» был на своем боевом посту, и из ее полуоткрытого окна раздавались привычные
автоматные очереди нравоучений (кого-то из жильцов угораздило выйти на балкон):
– Слышь, Аркадьевна, если еще раз услышу, что твой лоботряс будет сквернословить в присутствии малых
детишек в песочнице – набью ему рот песком и заставлю проглотить…Ты меня знаешь! А если твой
благоверный завтра опять придет под «мухой»  – не пущу домой ночевать… Сдам его наряду милиции!
Хватит мне и прошлого «обмывания» зарплаты… Похабных его песен больше не потерплю!..
Я, радуясь, (удалось проскочить незамеченным!) тихонько закрыл за собой массивную дверь. Сделал пару
шагов по направлению к лифту и был шокирован очередным обращением - транспарантом Марии Ивановны,
наклеенным прямо на недавно окрашенные в ядовито зеленый цвет стены. Привожу его без всяких
сокращений (да простит меня  досужий читатель): « Многоуважаемые жильцы и гости нашего подъезда!
Если вы пришли к кому-нибудь, определитесь, где точно живут ваши знакомые и звоните прямо к ним.
Жители нашего подъезда, конечно, будут рады в полночь подсказать вам куда идти, но, во избежание
недоразумений, лучше этаж и номер квартиры знать заранее. Если вы забежали в подъезд так  – справить
малочисленную физиологическую нужду, то вы должны иметь при себе: (перечисляется каждый раз с новой
строки и с заглавной буквы) паспорт, дорогие часы, мобильный, деньги на ремонт всего подъезда, пару
костылей, йод, вату, бинт, пол мешка гипса, завещание. Уважаемые жильцы и гости подъезда, помните –
лучше быть здоровым человеком без лампочки, чем инвалидом второй группы с лампочкой. Тем более, если
вас поймают при краже лампочки, не исключено, что вы будете поражены, тем, какое место вашего
организма можно использовать как патрон». Как говорится, без комментариев.

                               *                      *                      *

Утром, во время очной ставки с дебоширом-соседом (опять была рядом и пострадавшая) я выложил на стол
следователя вчерашнюю писульку Марии Ивановны.
– Приобщите, пожалуйста, к делу,  – выдал я, страшно волнуясь.
Затем из принесенной папки достал еще несколько объявлений и распоряжений домового комитета. Люблю,
знаете, коллекционировать человеческие глупости, изложенные на бумаге. В них всегда много страсти,
желания унизить себе подобного. Когда кто-то недалекий добивается долгожданной,  хоть и небольшой, но
власти, то его так распирает от важности  – никакой холодный душ  не помогает.
– И это  – тоже,  – немного успокоившись, добавил, не глядя на домоправительницу.  – Почитайте, там –
занятные вещи. Почти как у Зощенко и Булгакова.
Следователь, надев очки, нехотя ознакомился с документами. Многозначительно хмыкнул и вопросительно
уставился на меня:
– Что это?! Откуда такая гнусность?!.. Это всё касается пострадавшей?!
Я в ответ бегло кивнул.
Мария Ивановна, до этого невозмутимая и вся такая чопорная, правильная леди (руки  – лодочкой, мощные
локти – чуть-чуть касаются краешка стола), вдруг стала краснее кумача и выплеснула из себя привычные
ругательства:
– Это что там тюфяк притаранил?!  Ходатайство об освобождении? Дружка хочет обелить?!
Распознав среди бумаг свои объявления и приказы, оскалилась и  злобно проговорила:
– Так вот кто срывал документы!  Негодник! Складывал себе в папочку, пройдоха…Теперь ты мне
заплатишь за лишние ксерокопии!  В тройном размере, мерзкий партизанишка!
Виновник  проводимых следственных действий и дебошир в одном лице  – худющий, длинный как
телеграфный столб, молодой человек, лет тридцати, с редкой всклокоченной бородкой и лохматыми
волосами цвета выжженной солнцем соломы, страдальчески поднял уставшие после бессонной ночи глаза
от пола  и затравленно глянул в сторону следователя. До этого на все его вопросы он гулко кашлял,
сморкался в грязный платок, и всё бубнил и бубнил: «Да, я  – виноват», «Судите – как можно строже».
Теперь сидел и дрожал, как мышь под веником, слушая показания нас, свидетелей.
– Так вы намекаете, молодой человек, что пострадавшая  вполне могла сама спровоцировать драку?!  –
выдавил из себя следователь и, глянув на меня из-под очков, не то спросил, не то заключил:  – Своими
глупыми приказами и, главное, действиями в принуждении их исполнения?!  
В глазах у следователя промелькнули: сначала  – испуг, затем  – растерянность, потом  – нескрываемая
заинтересованность. Так, видно, реагировали древние практичные индейцы Америки при виде стреляющего
ружья в руках испанского конкистадора.
– Я же…я же утверждал, что она первая начала…драку,  – проблеял вдруг дебошир, судорожно дергая
головой. Набрав как можно больше воздуха в легкие, робко промолвил:  – Обозвала мою невесту шлюхой…а
та пришла ко мне… в гости… не позднее одиннадцати часов вечера… детское, прямо-таки, еще было время…
А вы.. вы мне не верили…
– Мария Ивановна меня тоже неоднократно обзывала,  – засвидетельствовала робкая интеллигентного вида
свидетельница, потупив глаза и тщательно протирая очки кружевным платочком.  – Нехорошими словами…
И мою собачку однажды ударила ногой… Две недели потом у ветеринара лечились…
– А чтоб не гадили в подъезде!  – выкрикнула домоправительница, стукнув мощным кулаком по столу.
Ручки- карандашики так и посыпались на пол. Она же их исчезновения и не заметила.  – Если бы не я,
давно бы наш дом в свалку превратился… Чистоплюи хреновые! Все только и гадят: собаки, люди. Где
захотят  – там и садятся! И уже  – следователю, с вызовом:  – А вы не пробовали с..ть перед своей дверью?!
– Нет, не пробовал,  – пролепетал следователь и громко чихнул. Самодовольство, написанное на его лице,
моментально сменилось выражением брезгливости и растерянности.
Какое-то  время он молчал, смешно шлепая полными губами, а потом взорвался:
– Так, всем  – молчать в тряпочку… И – вон, в коридор!.. Обвиняемый  – на место!  Всех  – допрошу –
заново! По одиночке!

  
                           *                  *                      *
Следствие, как вы уже догадались, сильно затянулось. Еще несколько раз я приходил в милицию по
повесткам, и каждый раз узнавал всё новые и новые обстоятельства по заведенному уголовному делу.
Моего следователя как будто подменили: еще недавно, при первом знакомстве,  – молчал как примерный
часовой, охраняя  чье-то владение и чью-то тайну, теперь – стал разбитным комментатором, да еще каким  
– только ему и вести бои с участием братьев Кличко.
– Вы представляете,  – неутомимо болтал следователь и его глаза горели дьявольским огнем,  – Мария
Ивановна когда-то состояла на учете у невропатолога… Детишки в школе ее довели до психоза и она их
неоднократно била линейкой по рукам… Что там руки – лбы у деток синели от ударов… На уроке геометрии
ученики десятого класса, не сговариваясь, дружно загудели и, заметьте, хором промычали «У-у-у, сука!»,
протестуя против ее оскорблений… Она после этого бросила преподавать и ушла на пенсию… Годы прошли,
а молодежь ее до сих пор помнит… Многие уже своих деток имеют, но не хотят чтобы в школах были такие
учительницы.
– И когда вы всё это успели разузнать?  – удивился я, расписываясь под своими показаниями.
– Я – талантище!  – горделиво вскинул голову служитель Фемиды,  – Я  – настойчивый копатель!  А она  –
еще тот рукамимахатель!   Лет пять назад от нее даже муж сбежал... Ее давнишние соседи утверждают, что
постоянно в гипсе ходил бедолага, и шум в их частном доме никогда не прекращался.
  – Что, и его обижала?  
– И его, и единственную дочку,   – констатировал следователь, радуясь, что его информация так меня
шокировала.  – Я уже послал им запрос… В России они теперь живут.
– Да, веселая у соседки биография,  – сказал я, вздыхая.
Мне почему-то стало жалко домоправительницу. Одна живет, одна-одинешенька. Нет рядом родственной
души. Даже собачку себе комнатную не может завести для маленькой радости. И не только из соображения
санитарии. Вот потому и помешалась на своей общественной работе – в четырех стенах в одиночку счастья  
не добудешь. Хотя, вроде бы не только для себя старалась: чистые, ухоженные газоны  перед домом,
диковинные цветочки на клумбах, детские красочные качели (а не жалкая куча металлолома) – любо-
дорого посмотреть. Издевалась, правда, над людьми. Впрочем, у каждого в голове свои тараканы – каждый
по-своему с ума сходит. Я на минуту представил себе такую выразительную и страшную картину: по всей
Украине, в каждом  жилом доме вдруг появились «мари-ванны». Десятки, сотни тысяч синих балахонов
вышли на тропу войны с действительностью. И ужаснулся: не страна бы у нас была, а огромный
концлагерь. Правда, кругом  была бы стерильная чистота и порядок: в помещениях, во дворах, на
лестничных клетках, в поведении людей, да и в мозгах человеческих.
Мои тяжкие вздохи следователь расценил как невысказанные слова благодарности за свои труды, потому и
не преминул похвастаться:
– На днях выпущу вашего непутевого соседа-дебошира под подписку о невыезде… Мелкая «хулиганка» ему
светит  – не больше!  Штраф , конечно, заплатит солидный… Оплатит этой бой-бабе и расходы за примочки,
слюнявые платочки и всякие горшочки.
Довольный своей остротой, следователь дико заржал, сверкнув золотыми зубными протезами. Видно, в эту
минуту он чувствовал себя победителем, потому и разоткровенничался:
– Если б вы знали, как довольно мною начальство. Такую бабу обуздал…Ведь везде ногами дверь
открывала, достала уже всех  – хоть в петлю лезь, а тут я  – да  с компроматом на нее. Обещают теперь мне
повышение.
«Каждому  – по его заслугам,  – размышлял я, уходя от следователя.  – Вот только знаем ли мы истинную
цену себе и своим заслугам».

                                 *                        *                            *
В течение месяца всё благополучно разрешилось: судимость не легла на худые плечи преуспевающего
кандидата каких-то наук – моего соседа по лестничной клетке и он быстренько женился на своей
возлюбленной; следователь получил долгожданную дополнительную «звездочку» на погоны, а мы, жильцы
первого подъезда, установили обычный «копеечный» кодовый замок на входную дверь. Мария Ивановна не
захотела делить с нами радости и куда-то поспешно переехала, найдя подходящий для себя обмен
квартиры.
Мне довелось от нее многое выслушать и всё сплошь нелицеприятное. Даже загрузив в автофургон свои
нехитрые пожитки, она не могла успокоиться: не поленилась, поднялась ко мне, на третий этаж, на лифте.
– Ты всю жизнь меня будешь помнить, подпольщик - активашка!  – каркнула на прощание и чинно
удалилась.
Как в воду она глядела. Через неделю меня единогласно избрали домоуправом, как я ни упирался и не
настаивал на самоотводе. Состою на этой общественной должности и по сей день. Борюсь, как могу, за
чистоту в подъездах и воюю, конечно, со своими жильцами. Срывая с доски объявлений всякие
нежелательные детские писульки и не детские «художества», разные афиши, рекламные проспекты (при
«мари-ванне» попробовали бы это всё наклеить!), и, расклеивая на их место очередные решения домового
комитета, дико озираюсь вокруг. Чего там греха таить – боюсь, что вот-вот меня окликнут, и громадина в
синем балахоне начнет меня критиковать, станет учить уму-разуму, а если не послушаюсь – отругает
самыми последними словами и, чего доброго, ударит еще своей ручищей.
                     – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
                                  – – – – – – – – – – – – – – – –

История cоздания стихотворения:

1

0

Понравилось произведение? Поделитесь им со своими друзьями в социальных сетях:

Количество читателей: 305

Рецензии

Всего рецензий на это произведение: 4.

Мориэлья

Благодарю, интересно, с юмором!
Творческих Успехов!

2021-02-25 15:31:59

Сергей Комаровский

Большое спасибо за рецензию и пожелания! Заходите еще на мою страничку!

2021-02-25 16:11:47

Мориэлья

И вас, Благодарю, Сергей, за ваше Спасибо!
Пишите! Не останавливайтесь на достигнутом,
Вам Помогает писать ваша Душа,
а Она Наблюдательна и Чувствительна....
С Душой Расцветают рассказы, повести, сказки и стихи..
Без Души они все пусты, как красивый пустой хрустальный стакан...

2021-02-25 21:38:07

Сергей Комаровский

Благодарю! Стараюсь и сегодня понемножку писать! Это раньше получалось в месяц писать по 2-3 рассказа. Сейчас "производительность" намного ниже! Всех Вам благ!

2021-02-26 19:19:51

Мориэлья

Творческих Успехов!
Сергей, уже на носу весна,
Вдохновение Дарует Она!
Наблюдайте, Любя, Природу
Наблюдайте любую погоду...!
Наблюдайте людей, от Души
Сказания явятся в Мир Земли...
Вдохновение в Сердце Души,
Открой Сердце для Любви!

Сердечки всем Посылаю,
О Душе, Любви Напоминаю....

2021-02-27 16:31:43

Светлана Осипова

Интересный увлекательный рассказ!А Фреккенбок - поделом!Я прям вжилась: и в суде побывала, и с замочком намучилась.Не дай Бог такую домоучительницу! Оч. понравилось и это 1 балл.

2019-09-29 16:12:53

Сергей Комаровский

Большое спасибо за визит и рецензию. Читайте и другие мои рассказы.

2019-09-29 19:48:44

Людмила Шевчук

Прочитала всё от начала до конца. Написано с юмором, но в тоже время - поучительно. Особенно понравилось про домоуправительницу то, что она могла любого жильца дома настроить" наизнанку одежду одеть, и даже порадоваться такому ношению" Поделом, Марь-Иванна, получила по заслугам! Автору респект и побольше благодарных читателей!

2019-07-20 16:38:09

Сергей Комаровский

Спасибо за отклик и рецензию. Заходите еще на мою страничку.

2019-07-21 14:45:57

Людмила Шевчук

Непременно, Сергей!

2019-07-21 15:04:38

Сергей Кузнецов

Написано живо, интересно. Эмоции явные и понятные. Заставляет задуматься.
Автору респект.

2019-06-06 19:48:23

Сергей Комаровский

Спасибо за добрые слова и рецензию. Всех Вам благ!

2019-06-10 20:26:27

Оставлять рецензии могут только участники нашего проекта.

Регистрация

Рейтинг произведений