Я родилась в прекрасном Киеве. И прожила там много лет. Работала в издательстве "Днiпро", но потом уехала в США. Сейчас живу во Флориде, работаю переводчиком в судах нескольких штатов

Автор: Мила Адато
Тема:Свободная тема
Опубликовано: 2022-12-03 06:06:15
Автор не возражает против аналитического разбора и критики в рецензиях.

91. ФОТОГРАФИЯ

Я очень хорошо помню, как это начиналось. У моей соседки Мурочки умерла доченька. Малышке едва исполнилось
полтора годика, a время послевоенное - фотографии девочки у матери не было. Ни одной. И вот Мурочка решила
сфотографировать свою умершую дочь. Посадила её в кресло, открыла глаза, подвела реснички малышке, одела в
кружевное платьице – ну живая красавица! Фотоаппарат был только у меня – трофейная «Лейка», оставшаяся от немцев.
Отказать матери в горе я не смог. Когда всё было готово к съёмке, я вошёл в тихую комнату. Девочка смотрела
невидящеми глазами куда-то в вечность. Прошло всего несколько часов с момента её смерти, и маленькое тельце
медленно каменело. Тишина и аккуратность комнаты, мать без слёз, деловито подправляющая дочкины кудряшки и глаза
ребёнка – всё это петлёй затянуло мне горло. Я не мог ничего сказать, лишь как послушная заводная игрушка поставил
вспышку, направил свет на кресло с девочкой и – раз, два, три – сфотографировал хрупкого, измученного тяжелой
болезнью, ушедшего от нас человечка.
А потом были похороны, тихий плач за стеной, девять дней, сорок дней, всё тот же тихий плач за стеной – время брало
своё, Мурочка училась жить без дочки.

А вот я не мог оторваться от сделанной фотографии. На меня смотрели невидящие глаза красивой маленькой девочки, и
выражение её лица хранило какую-то ушедшую вместе с ней тайну. Я всё время думал: все ли умершие своими
невидящими глазами похожи друг на друга? Зависит ли их взгляд от возраста, болезни, ожиданной или неожиданной
смерти? Ведь больше никогда я не сфотографирую только что умершего человека. Или сфотографирую? Я «подсел» на эту
идею как наркоман на иглу. С момента, когда в тёмной комнате, проявляя негативы, в ванночке с раствором я увидел
сначала контуры лица малышки, затем её глаза – я как бы похоронил её вновь. Если бы не знать, что девочка была
мертва, мало кто бы заметил её странный чуть виновато-равнодушный взгляд. Но я-то знал! На меня смотрела Смерть – но
я не хотел в это верить. И вместе с тем верил, а потом опять не верил – вобщем, эта фотография стала меня медленно
сводить с ума. Да, меня тянуло к этим потухшим глазам, и я подолгу всматривался в них.
Сколько раз я жалел и упрекал себя за то, что не смог сказать «нет» своей соседке! Сколько раз бормотал: «Вот, дурак»!,
но фотографию не убрал, наоборот, она разжигала во мне горечь, раздражение и полную покорность взгляду детских
потухших глаз.

Мурочка жила одна, а её Лёлечка была радостью для нас всех – соседей маленького двухэтажного деревянного домика на
окраине города. И когда малышка заболела, Мурочка не отходила от дочки ни на шаг, обтирая уксусным раствором
горевшее тельце, покупая на рынке барсучий жир и баранину для отваров, а доктора, выписывая антибиотики, только
разводили руками – воспаление лёгких брало верх над ребёнком.
Все соседи помогали, чем могли, дежурили с девочкой, когда Мурочке нужно было ненадолго уйти, делились продуктами,
приносили всё, чем были богаты. Никто не верил, что маленькая Лёлечка угаснет. Но как церковная лампадка у тусклых
икон, жизнь дочки затухала. Лёлечка не плакала, не капризничала – просто послушно лежала и рассматривала
окружающий мир своими огромными вишнёвыми глазами. Так вот эти глаза теперь смотрели сквозь меня с фотографии,
которую я, безвольный слабак, собственноручно снял и проявил. Воспоминание об этом было как дёргающая зубная боль.
Мне было больно за ту, которой уже не было больно... Иногда я жалел, что снял её тогда только в одном ракурсе.
«В следующий раз»-, говорил я себе. Тьфу... Какой следующий раз? Но я знал, моя жизнь, конусом вверх, всё больше и
больше приближала меня к тому, что я обязательно ещё сниму другие невидящие широко раскрытые глаза.

*** *** ***

Я не хотел и не думал убивать. Зачем мне вешать на себя убийство? Мои фантазии – это только МОИ фантазии. Ну, дались
мне эти глаза! И всё же, когда я увидел её, тихую, очень красивую, очень робкую девушку, я уже не мог представить себя
без неё, без её глаз.. Всё дело было в её застенчивости – она и по улице ходила как-то плотно-плотно прижавшись к
домам, как бы чуть прильнувши к ним. Не думаю, что виной всему было её заикание, просто она была скромна, слишком
скромна. И прекрасна. Она всегда смотрела куда-то прочь, когда рассказывала о себе, словно подглядывала текст-
подсказку. А заикаясь, ещё больше устремляла глаза в вечнось, ища там поддержки – и , о чудо!, - звуки поддавались
мольбе её вишнёво-сливовых глаз, речь действительно выравнивалась, а она неизменно краснела.

Я сказал, что не хотел и не думал убивать – это и правда, и неправда. Чем больше я вглядывался в её глаза, тем более я
хотел сфотографировать её, как маленькую Лёлечку. А для этого она должна позировать мне мёртвой. Как говорится,
свеже-мёртвой. И моя болезнь росла и пожирала меня изнутри. Я стал думать: Если её застрелить или задушить –
выражение лица будет, наверное, мученическим. А мне нужна была бесстрастная и по возможности спокойная
фотомодель, вернее – глаза модели. Может, отравить? На всех послевоеных базарах продавали крысиный яд – чего же
проще? Но, опять размышлял я, она наверное, будет корчиться, может быть даже рвать, и тогда, её лицо останется
искаженым болью. Не годилось. Снотворное? Пожалуй, пока единственное решение.
Недели две я пытался достать сильнодействующее снотворное, а пока, встречаясь с моей ласковой и красивой жертвой, я
наслаждался её телом, запахом её волос, тихим шепотом её нежности и какой-то полурабской покорностью. Порой мне
казалось, я любил её, но на самом деле, глубоко инфицированный стоящей на моём столе фотографией маленькой
девочки, серьёзно смотрящей сквозь меня невидящими глазами, я болел. Увы, я был болен. Плен бредовой идеи оказался
невыносим, и я стремился вырваься из этого безумного плена. Я хотел свободы, но очень боялся ошибиться. Тогда
пришла мысль об инсулине. Я знал, что инсулин в огромных дозах может убить даже здорового человека, не диабетика.
Но только не знал, как долго должен действовать препарат. Спрашивать боялся, - я был осторожен и ни с кем не общался.
Ни-ни.
Вскоре план окончательно определился: снотворное, а затем, когда она уснёт – инъекция инсулина. Осложнялось всё тем,
что моя любимая жила в коммунальной квартире. Соседей было трое : старик-инвалид, и женщина лет сорока пяти с
престарелой матерью. Женщина работала почтальоном, а старики сидели дома. Как мне прийти и уйти незамеченным? А
зачем уходить? Я подожду. Буду ждать до конца...

* * *

Она заснула довольно быстро, сидя за столом. Вот и прекрасно, мне так и нужно, чтобы она сидела. Я подождал ещё
полчаса и вытащил бутылочку с инсулином. А вдруг она проснётся от укола? Что я тогда скажу? Что буду делать? На
всякий случай, я взял из дома верёвку – придётся задушить, но фотография получится неудачной. Глаза, наверное,
нальются кровью, да и на шее будет подтёк. Ммм.. Лучше, конечно, подушкой задушить, если проснётся. Но тогда её
нужно положить, иначе подушкой на стуле душить неудобно, право дело. А лёжа - опять неудачно для фотографии !
Задушить на кровати, а потом посадить на стул? Сложновато, но возможно. Лишь бы ничего не опрокинуть и соседей
шумом не всполошить. Буду надеяться на лучшее. Я наполнил шприц до предела, подошёл к своей жертве и аккуратно
через одежду уколол её в плечо.
Девушка даже не шелохнулась. Я подправил её, чтобы сидела ровно и стал ждать. Ни на мгновение у меня не возникло
сомнения или раскаяния .Ни на секунду мне не стало жалко молодой жизни. Мне нужна была эта фотография.
Выглянул в коридор – в квартире было тихо. За окнами вечер поедал день, тикали ходики, и спокойный ровный сон уже
обречённой спящей девушки сковало мне веки. Я заснул.

Проснулся я от её шумного дыхания. Моя любимая стала серо-серебристой, бледность её лица как-то сияла, излучала
необычный «лунный» свет. Она по-прежнему спала, но пот катился градом с её спящего лица. Руки тяжело свесились, и
казалось она тонет в собственном холодном поту. Дыхание было таким громким и пронзительным , что было похоже на
хрип. Я испугался. Как долго ещё это будет длиться? Когда она затихнет? Я опять осторожно выглянул в коридор, но была
уже глубокая ночь и коммуналка тихо спала, погруженная в такую же глубокую темноту. Я приготовил вспышку, которую
принёс днями раньше, установил фотоаппарат, надел перчатки и напрягся: ну, умирай уже!,- довольно грубо пронеслось
в мозгу. Хотелось есть, но я боялся дотронуться до еды даже в перчатках. Вскоре дыхание девушки стало тихим-тихим,
она немного свесилась со стула, но я её подправил.Сиди ровно, моя красавица, мысленно произнёсла моя гадкая
душонка. Я уже знал, что проснуться ей не суждено.

*** *** *****

Всё удалось, как нельзя лучше. Я вышел из квартиры, дверь даже не скрипнула. Глаза умершей были удивительными :
они смотрели в обьектив! Какая удача! Они смотрели! Тело было очень послушным, однако в кожаных перчатках
(резиновых не достал!) было немного неудобно, особенно глаза раскрывать. Но я справился. Моя модель сидела на стуле
за столом и излучала спокойную, мудрую Смерть. Или это была Вечность? Бессмертие?. Должен признаться, что этот
взгляд был не таким, как у Лёлечки, но всё равно, в нём тоже была какая-то тайна..
Скорее домой, скорее проявить фотографии! Как хорошо, что я совсем не общался с её соседями, а узнал о них только из
рассказов! Как хорошо, что догадался одеть перчатки – никаких отпечатков, ни следа! Вот что значит, как следует
подготовиться! Всё продумать, какой же я – молодец! Я не шёл – летел по ночному городу, таща за собой громоздкий
штатив. В какой-то момент я даже почувствовал себя счастливым. Ни разу я не пожалел о том, что оборвал юную жизнь,
ни разу мне не пришло в голову, что моё увлечение сделало из меня убийцу. УБИЙЦУ!!Я летел домой и был абсолютно
счастлив!
Несмотря на глубокую ночь, я принялся за дело как только пришёл.
Фотографии удались. На меня смотрела бледная, чуть вспотевшая спокойная девушка.
Светлые волосы получились особенно живыми, искристыми, а глаза – они действительно смотрели в объектив, как бы
«переползая» из одного измерения в другое. Смотрели на меня без упрёка, без страсти, ....без жизни. И вместе с тем, они
говорили с вечностью. Я был горд. Какая удача! Я выбрал одну из семи свежепроявленных фотографий, вставил её в
приготовленную рамку и, поместив свой новый шедевр на тумбочу рядом с кроватью, с чувством выполненного долга,
безмятежно уснул

*** *** ***

К тому моменту, когда меня всё-таки арестовали, на моём столе стояли 15 фотографий. Я гордился проделанной работой.
Я пытался постичь тайну Смерти, тайну души, усопшей или вознёсшейся к небесам, но в глазах – таких спокойных и
невидящих, я умудрялся читать некие послания. У каждой модели была своя миссия – рассказать мне, фотографу, как
там. И как оттуда им видится то, что осталось «за гранью». Я иногда разговаривал со своими фотографиями, праздновал с
ними день их ухода, но никогда не вспоминал, как именно они уходили. Для меня важно было снять невидящие глаза, эти
хранилища душ.
И чем больше я всматривался в них, тем больше видел. Иногда мне казалось, что лишь у Лёлечки не было упрёка во
взгляде, а с других фотографий как бы струилась тихая грусть, бесстрастное еле слышное «зачем?»,но может, мне это
только привиделось? Я давно переехал в другой город, и по-прежнему был нелюдим. Моими друзьями стали мои
фотографии, я часами мог смотреть на каждую. На любую. Да, я не просто смотрел, я улетал в бездну невидящих
взглядов. Эти глаза стали для меня как бы каналом в Вечность

Мне было очень жаль, что меня лишили возможности заниматься любимым делом. Я охотно делился со следователем
своими достиженими. Я хотел, чтобы он похвалил меня – ведь я так ловко и так долго собирал и пополнял свою
коллекцию! А в ответ не услышаш ни признания, ни похвалы. Но самое страшное было впереди. У меня забрали все мои
фотографии, и когда это произошло, я рыдал – впервые за много лет. Я просил, умолял вернуть мне мою коллекцию, я
уверял следователя, а затем, медкомиссию, что мне не жить без них, что это – смысл моего сществования. Но как и глаза
убитых жертв, все мои мольбы улетели в пустоту. И я остался один....

Я об одном прошу врачей – когда умру, а хотелось бы поскорее, пусть кто-нибудь откроет мне глаза, посадит в
элегантную позу на диван или в кресло, аккуратно причешет меня, обязательно на косой пробор! Чуть подтенит седину на
висках – так эффектнее! И пусть фотограф постарается, как я когда-то, снять мой взгляд , ведь это так важно для меня:!
Мой устремлённый в тайну вечности взгляд!
А ещё, если можно, разместить на заднем плане все пятнадцать фотографий, снятые мной с таким старанием и
вдоховением – ведь не зря же я так трудился!

История cоздания стихотворения:

2

0

Понравилось произведение? Поделитесь им со своими друзьями в социальных сетях:

Количество читателей: 103

Рецензии

Всего рецензий на это произведение: 3.

Сколибог Олег

Мила - потрясающе, обратись в Голливуд, ты непревзойдённый сценарист

2023-03-06 19:37:29

Мила Адато

ОЙ!!!

2023-03-07 02:29:14

Сколибог Олег

Серьёзно - буду рад за тебя

2023-03-07 05:39:12

Мирза Мехтиев

Очень интересно! Психология серийного убийцы. Исследователи такого расстройства психики как раз и находят, что .болезнь начинается с какого-то необычного и в то же время безобибного эпизода.

Где-то в. тексте есть опечатка "услышаш".

2022-12-06 05:22:04

Мила Адато

Спасибо, Вы правы. Это и было моей задачей - показать, как человек заболевает... Опечатку сейчас пойду искать и исправлять.

2022-12-06 23:13:11

Марина Юрченко

Прочла на одном дыхании: жуткая история, конечно, но читается с огромным интересом. Очень необычный сюжет, написано талантливо. Мила, спасибо!

2022-12-03 13:13:17

Мила Адато

Очень рада Вашему визиту и отзыву. Большое спасибо!

2022-12-10 16:51:03

Оставлять рецензии могут только участники нашего проекта.

Регистрация

Рейтинг произведений