Автор: Олександр Гладкий
Тема:Свободная тема
Опубликовано: 2019-03-21 10:46:09
Автор не возражает против аналитического разбора и критики в рецензиях.

«Я Наташу люблю!» 1985 г.

«Я Наташу люблю!»  1985 г.

Находясь в командировке в Минске, я проживал в достаточно комфортном двухместном номере гостиницы Моторного завода. Был поздний зимний вечер, и мой очередной сосед Сергей, инженер из Киева, поселившийся пару часов назад, уже спал. Примечательно, что до него в номере жил тоже Сергей и тоже инженер, только из Москвы.
Я уже собирался ложиться, попивая чай с батоном, когда услышал негромкий, осторожный стук в окно. Меня это нисколько не удивило, поскольку номер находился на первом этаже. Окна же в нем были весьма оригинальные – высоченные: от пола до потолка, и легко открывались вовнутрь.
Я подошел к окну и в свете уличного фонаря увидел силуэт женщины, приникшей к стеклу. На фоне бушевавшей метели она выглядела как-то жалко, сиротливо. Я услышал ее глухой голос:
– Здесь живет Сергей?
– Здесь, – сказал я настолько громко, чтобы она наверняка услышала.
– Откройте, пожалуйста, окно.
По уверенному тону просьбы я понял, что нежданной посетительнице не в новинку подобное проникновение в гостиницу. Пришлось ее впустить.
Я плотно закрыл за ней окно и уже хорошо рассмотрел. Ну, что сказать! Пожалуй, ей не было и тридцати, и выглядела она как первая красавица, хоть и слегка подпорченная морозцем. Ее лицо с мягкими правильными чертами обрамляла алая атласная шаль, завязанная на горле искусным узлом и ниспадающая на короткую, явно заморского производства дубленку светло-кофейного цвета. Узкая иссиня-черная юбка, примерно на ладонь не доходившая до поблескивающих бежевым капроном колен,  любовно охватывала крутые бедра. Черные, замысловатого кроя и выделки замшевые сапожки (тоже никак не отечественные) одновременно и завершали это тщательно подобранное облачение, и воспринимались как диковинная подставка статной, без сучка и задоринки фигуры. Все это придавало образу гостьи некоторую нарочитую театральность, однако на человека компетентного в вопросах женской привлекательности, а к таковым я причисляю себя, производило практически ошеломляющее впечатление, и когда я внезапно понял, что, как последний деревенщина, стою с открытым ртом, глядя на эту записную красотку, то просто молча указал рукой на спящего у стенки Сергея.
Она не без изящества продефилировала к нему, наклонилась, рассматривая, и воскликнула возмущенно:
– Но это не тот Сергей!
– А у меня другого нет, – только и ответил я.
Мое заявление ее и расстроило, и рассмешило одновременно.
– Это номер 16-тый? – спросила она в надежде, что ошиблась.
– 16-тый, – безжалостно ответил я.
– Каков мерзавец, а! Небось уже в СВ в свою Москву едет, чаёк попивает.
Она стояла, в какой-то детской обиде поджав губы. Меня тронуло ее отчаяние, и я сказал максимально доверительно:
– Вам тоже чего-то горячего или горячительного хлебнуть бы не помешало.
– А что у вас есть, кроме чая? – спросила она, мельком бросив взгляд на стол.
– Есть пятизвездочный молдавский коньяк.
– Чудесно.
Я предложил ей раздеться и занялся сервировкой стола, а попросту говоря, выставил на него бутылку «Букета Молдавии» и блюдце со скукожившимся от длительного хранении в холодильнике лимоном.
Она повесила на спинку стула сначала шаль, потом дубленку, и предстала моему небезразличному взору в элегантном обтягивающем джемперке цвета электри́к с глубоким треугольным декольте, которое исподволь наводило на приятно волнующие размышления.
Мы расположились визави за столом, укрытым застиранной скатертью неопределенного цвета. Я с аптекарской точностью произвел дозировку коньяка в граненые стаканы и раскурочил лимон видавшим виды, туповатым перочинным ножиком. Подумал: «Как все-таки изменились времена! Раньше кавалеры к дамам в окна лазали, теперь – наоборот».
– Ну, что, за знакомство? – сказал я, подняв свой стакан. – Александр.
Она тоже подняла стакан, чокнулась с моим и сказала:
– За знакомство, Александр. А я – Виолетта. Можно просто – Виола.
«Редкое имя, – подумал я... – Ба! Да ведь это же именно та Виолетта…»
В голове на какую-то минуту всплыл эпизод в приемной завода… Секретарша директора рассказывала кому-то по телефону едко, с нескрываемой иронией об этой самой Виолетте – секретарше главного инженера. Мол, решила она за шведа замуж выйти, списалась с ним. Он приехал к ней в Минск погостить. Уже и к свадьбе дело шло. Уезжая, пригласил ее к себе в Стокгольм. Она, не долго думая – туда. Привез он ее из аэропорта домой, а там еще одна женщина имеется. Магдою зовут. Оказалось, этот швед (имя я не запомнил – слишком невнятное для нашего уха) и Магда состоят в гражданском браке, и ищут себе женщину для взаимоприемлемого расширения семьи – у них так принято. Виолетту такое известие ошарашило, и она прямо сказала своему коварному жениху: «Или я, или Магда». На что он ответил: «Магда».
Анекдот, короче говоря. Но я, конечно, виду не подал, что обладаю такой интригующей информацией…
Выпили. Закусили. Решил я Виолетту на душевную беседу раскрутить. Говорю:
– Хотите, угадаю, кем вы работаете?
– Хочу.
– Секретарем какого-нибудь большого начальника.
Она выпрямилась, удивленно вскинув брови:
– Угадали. Секретарем главного инженера завода.
– У меня глаз наметан. Я писатель. Мой псевдоним – Иван Франко. Может, слышали?
Она слегка взволновалась, заерзав на стуле, и сказала:
– Нет, не слышала. Хотя много читаю…
– Ну, конечно, я писатель не матерый – перо свое, так сказать, только оттачиваю, но надеюсь со временем влиться в ряды инженеров человеческих душ.
– А что же вы пишете? Романы, повести?
– Нет, я пишу рассказы. На повести пока еще не замахивался, а на романы тем более.
– Хотелось бы почитать ваши рассказы, – сказала она без всякого интереса, не более, чем вежливо. – О чем они?
– Вряд ли они бы вам понравились, Виола. По крайней мере, мои друзья называют их скучными и претенциозными. Но ведь для того мы и заводим друзей, чтобы они периодически нам растолковывали, кто мы на самом деле, а не в собственном, как правило, ошибочном представлении. Впрочем, если вам действительно любопытно, могу прочитать рассказ, только что написанный. Там еще, говоря фигурально, чернила не высохли…
– Любопытно, – подтвердила она, грациозно опрокинув в красивый рот очередную порцию выпивки и привычно расправив бархат слегка вздернувшейся юбки. – Прочтите.
Конечно, было у меня с собой несколько свежих рассказов – действительно имею слабость в смысле их сочинительства, хоть сам инженер, то есть человек технический. «Но почему бы не рискнуть, – подумал, – и не выдать экспромтик, который может стать джокером в игре, где на кону – сердце такой обольстительной женщины, как Виола. Что я знаю о Швеции?.. Викинги, Карл Линней, Альфред Нобель, «Абба», «Вольво», «Арланда», никельхарпа... Не густо...». Но азарт уже схватил меня своими ручищами в охапку, дыхание участилось, кровь в висках напомнила о своем существовании, и я поймал себя на том, что улыбаюсь в предчувствии триумфа… Так, наверное, в свое время улыбался Михаил Таль, лукаво жертвуя ладью Лайошу Портишу в защите Каро-Канн.
В общем, я вытащил из сумки первую попавшуюся тетрадку, открыл ее и, наклонив так, чтобы содержимое было видно только мне, вполголоса (опасаясь разбудить похрапывающего Сергея), сбивчиво, всем своим видом показывая, что с трудом читаю написанное из-за неразборчивого почерка, повел повествование.
“Маргарита, статная тридцатилетняя блондинка с чертами лица настолько правильными, что даже сам Пракситель без ложных сомнений использовал бы ее как модель для ваяния какой-нибудь расхожей богини вроде… э-э… Афродиты, наконец решила упорядочить свою беспутную, по выражению матери, жизнь и отправилась в международное брачное агентство… «Гименей» на проспекте Машерова, где прошла полную процедуру регистрации, напоминающую своей торжественностью инициацию при посвящении в какую-нибудь… э-э-э… новомодную ересь. Надо сказать, ее приятно удивило то, что все услуги, включая изготовление серии фото и краткой биографии на английском, оказались бесплатными.
– Заплáтите, когда окажетесь замужем где-нибудь в Шотландии или в Норвегии, – сказал ей пижонистый клерк, укомплектованный с головы до ног прикидом, отвечающим всем требования соответствующего дресс-кода. – Как только рыбка клюнет, мы вам позвоним…”
Я прервал «чтение», плеснул в пустой стакан коньяку, смакуя, выпил его. Время, потребовавшееся для выполнения этих привычных действий, было использовано мною для обдумывания последующего «текста», и я продолжил:
“Через неделю «клюнул» сорокадвухлетний швед… Нильс. Причем вызвался срочно приехать для знакомства с гипотетической невестой. Маргарита дала согласие на этот многообещающий визит симпатичного, судя по приложенному фотоснимку, викинга. И он приехал, незамедлительно очаровав Маргариту  сдержанной галантностью и… царской щедростью в смысле траты американской «капусты». Э-э-э… они и по театрам походили, и по ресторанам, и даже однажды, когда домашних Маргариты не было в квартире, переступили ту грань этикета, которую необходимо переступить, чтобы… чтобы… окончательно убедиться, что будущий брак будет… полноценным во всех…во всех… смыслах… После всего этого Нильс улетел в свой загадочный Стокгольм и стал там с нетерпением ждать прибытия невесты”.
Я снова умолк, чуток прокашлялся, одновременно выстраивая в голове фабулу, и забубнил:
“Маргарита взяла отпуск за свой счет, правдами-неправдами  сварганила себе загранпаспорт и рванула в Стокгольм быстрокрылым лайнером Аэрофлота… Нильс встретил ее в аэропорту… э-э… «Арланда», усадил в свой блистающий «Вольво» и с ветерком помчал к новому столь желанному и… э-э-э… вполне реальному счастью. Стокгольм показался ей маленьким сказочным городком с картонными домами, выкрашенными… э-э… во все тона повыцветшей радуги. Чистые, будто выстиранные… и накрахмаленные, тротуары; аллеи с аккуратно подстриженными деревьями… и клумбами безупречной геометрии; немноголюдные набережные, отороченные, как бахромой, пришвартованными суденышками – все это уводило сознание нашей путешественницы все дальше и дальше от реальности, в мир заветных грез…”
«Уф! – подумал я, – чистый Диккенс получается…» Вытер ладонью вспотевший то ли от коньяка, то ли от волнения лоб, поправил волосы, сосредоточился и решительно перешел к миттельшпилю повествования:
“Поднялись в зеркальном бесшумном лифте на третий этаж. Нильс несколько раз энергично придавил кнопку дверного звонка. Дверь открыла… молодая женщина с трудноразличимыми чертами лица… и любопытствующей улыбкой. Она что-то промурлыкала по-шведски. Может, «Добрый день!», а может, «Добро пожаловать!» Потом был шикарный обед, выпивка и все такое. Магда, принятая Маргаритой за сестру Нильса, была очень приветливой – временами даже пыталась нежно приобнять Маргариту за талию. Спели втроем несколько песен «Аббы» под караоке, и уже когда совсем накачались алкоголем, Нильс достал некое подобие скрипки, называемое… э-э… никельхарпой, и пропиликал несколько шведских народных мелодий, которые показались Маргарите абсолютно одинаковыми... ”
У меня почему-то в голове промелькнула цитата из Бабеля: «Ничто не входит в человеческое сердце так леденяще, как точка, поставленная вовремя», и я уверенно вступил в перспективный эндшпиль:
“Вот пора уже и спать ложиться. Магда куда-то пропала, а Нильс бережно отвел Маргариту в кухню и там по-английски обрисовал ей ситуацию… Мол, Магда – его гражданская жена. Они ищут женщину для создания полновесной семьи, и Маргарита им очень даже подходит. От этих слов Нильса, Маргарита… впала в полуобморочное состояние, и все, что смогла сказать это: «Или я, или Магда, выбирай!» На это невозмутимый швед мягко, но безапелляционно  ответствовал: «Магда»”.
Я отложил тетрадь в сторону в знак того, что повествование окончено, и можно приступать к прениям. Посмотрев на Виолу, увидел, что она беззвучно плачет, размазывая по лицу брасматик.
– Можно я возьму ваш рассказ себе? – сказала она вкрадчиво и посмотрела на меня полным мольбы взглядом.
– Да, конечно, – сказал я и протянул ей тетрадь.
Она лихорадочно полистала ее и воскликнула с горечью: «Но здесь ничего нет!..»
И тогда я встал, подошел к ней сзади, обнял за плечи, как родного человека, и поцеловал в мягкие, пахнущие вселенской печалью волосы.
– Я поняла, – сказала она тихо, выйдя из временного оцепенения. – Это вам москвич наплел, который тут жил. Правда? Вот трепло!
Я врать не стал – рассказал, откуда действительно ноги моего повествования растут, что москвич тут ни при чем, и включил кипятильник, чтобы заварить чаю.
– А-а, ну, да… – выдавила из себя совсем уже затосковавшая Виола. Потом она тряхнула буйными кудрями, как бы очнувшись, и продолжила:
– Моя сестра младше меня на три года. Когда ей исполнился год, родители подстригли ее под ноль. А поскольку я об этом ничего не знала, они решили надо мной подшутить. Мама сказала: «Виола, ты же знаешь, как мы хотели мальчика, а родилась девочка. Но оказалось, что это можно исправить». «Как?» – спросила я. А у самой сердце заколотилось в предчувствии чего-то неладного. «Просто, – ответила мама. – Сейчас детей можно обменивать. Вот нам девочка не нужна, а кому-то как раз наоборот – мальчик, как кость в горле». Я не поняла, переспросила, какая, мол, еще кость? А она сказала: «Ну, лишний уже мальчик, понимаешь? У кого-то в семье мальчиков перебор, а девочки ни одной. Вот мы и поменялись с такой семьей – им нашу Наташу отдали, а себе взяли их Мишу. Можешь пойти посмотреть – он в Наташиной кроватке спит». Я, конечно, со всех ног бросилась в детскую. Подбежала к кроватке – смотрю, а там лысенький Миша лежит. Спит. Тут случилась со мной первая истерика в жизни. Упала я на пол и кричу: «Заберите назад Наташу! Не нужен мне ваш лысый Миша! Я Наташу люблю!»
Она замолчала, поймала мой вопрошающий взгляд и завершила свой экскурс в прошлое словами: «Саша, вот вы думаете, к чему я это все рассказываю, да?.. Секретарша директора это и есть моя сестра Наташа…»

История cоздания стихотворения: