Батл 1952 "Размышлизмы..."

Как хрупко то, что дарит людям радость,
Ни день что создавалось и ни два...
Построил отношенья и вдруг гадость
С упорством пробирается в слова
С которыми хотелось обратиться
К тому кто дорог и милей всего,
А он с обидой начинает злиться,
Как-будто и не знал вас до того.
И вот уже не друг, а так, прохожий,
Как раньше, я дурак не замечал,
Ведь врал подлец с невозмутимой рожей,
А я кивал и в тряпочку молчал.
И лезут из тоннелей подсознанья
Сомненья, недоверий упыри,
Кровь выпьют, гады, принесут страданья,
Что хочешь в оправданье говори...
Я, собственно, чего об этом вспомнил.
Тушить пытался вспыхнувший "пожар"
От "искры" возгорелся, не от "молний",
Там плохо кто-то "фильтровал базар"...

двенадцатая жизнь, блаженен тот, кто дожил
рельефность кожи
взгляд
сто к одному
насквозь
уже спустился (кто?) под сердце, словно в ложу
для дьявола там места не нашлось

двенадцать жизней – миг
тигриные повадки
последняя тропа привязана к стопам
становится мольбой сказание прабабки
приникнув к обескровленным губам

двенадцатая жизнь, споткнуться не удастся
чтоб в кровь лицо, чтоб дых, прервавшись, задрожал
глумится над душой апостольская каста
межреберная тянется межа

в двенадцатую жизнь не так легко поверить
развалины дворцов не ждут своих царей
не слышат тишину меж рухнувших деревьев
меж скрипом покосившихся дверей

двенадцатая жизнь не каждому дается
длиннее остальных и потому – легка
как робкий свет едва проснувшегося солнца
иль всполохи ночного ветерка

в двенадцатом ряду бессмысленных причастий
слова на «ить» и «ять» подвластны высоте
за абрисом судьбы заброшенное счастье
не равносильно этой простоте

двенадцатый рубеж
внахлест
конец с началом
последний шаг и шаг, умноженный на жизнь
чтоб сердце в этот миг стучать не перестало
кто был под ним, шепнет тебе
держись

двенадцатая жизнь винтажна, для гурманов
застрянет в облаках замшелый эскапист
в нее не попадешь ни поздно и ни рано
а лишь услышав возгласы «на бис»

иди себе, живи
возрадуйся свободе
кто был под сердцем, пусть войдет в него скорей
чтоб рисовать твоей рукой на небосводе
двенадцать покосившихся дверей